– О, Боже… – Дэмьен задохнулся от ужаса. Кори схватил его за руку – из сакристии слышались голоса и смех. Кори прижал палец к губам.
– Вас ограбили? – шепотом.
– Не знаю… Нет, просто кто-то напал на Распятие… его разбили.
– Что делать?
– Вызвать Маттиаса, – они спрятались за скамью, Дэмьен набрал номер Маттиаса и смс: «В Соборе что-то ужасное случилось. Разбито Распятие. В сакристии кто-то есть. Везде свет. Приезжай. Я тут прячусь с Кори» – и они сели на пол, прямо на осколки – Кори взял один и рассматривал на свет – он брызнул радугой, всеми гранями – «горный хрусталь?» – «да… а ты не видел репортажи про Распятие?» «Я ж ненавижу Церковь… но я в газете в кафе видел фото – мне жаль – это был шедевр – как у кого-то рука поднялась?» «о, я знаю, у кого поднялась… интересно, сколько бы при нем продержалось деревянное… его бы он сжег, это легко, а чугунное… что можно сделать с чугунным распятием» «переплавить? в пушки, когда война, например, церковные колокола переплавляли…» «но сейчас не война; о, я знаю – он бы его подпиливал – день за днем – методично – как каторжанин кандалы – мечта Тома Сойера – и потом на одной из месс Распятие бы развалилось – упала бы одна крестовина, потом вторая, потом венец – и всё с грохотом, проламывая лавки, люди визжат…»
– Дэмьен, Кори? – Маттиас будто всё время пьет кофе где-то рядом; он зашел быстро, пригнувшись, держа наготове пистолет – красивый – черный – очень страшный – вчера, при Адольфи, Дэмьен не видел его пистолета – очень красивый – с Девой Марией на рукоятке – с черно-белой старой гравюры – со звездами на руках, как Королева Ночи – и Святым Мартином Турским на другой стороне – со средневековой фрески – одетый лишь в половинку плаща – роскошная эмаль на слоновой кости; Баз Лурман и компенсация – белая одежда, яркий пистолет – за отсутствие цвета в одежде; с Маттиасом был комиссар Локи – и тоже – в ослепительно белой, с воротником-стойкой, рубашке – черной кожаной куртке-косухе – черные волосы зализаны, бритые виски, тоже пистолет – обычный черный – у лица – из-за воротника он тоже кажется священником.
– Ого, – сказал комиссар Локи. – Вы тут год убираться будете.
– Что случилось?
– Не знаю. Мы только зашли, и я сразу написал…
– Нам звонили в полицию, сказали, что в Соборе включают и выключают свет – мальчишки сидели и смотрели на бурю в бинокль, и увидели – решили, кто-то зовет на помощь, а Маттиас как раз зашел в участок, навестить кое-кого из своих подопечных, которые очередной раз попались, мы уже шли, и тут Ваше смс, – комиссар Локи будто фокус объяснил – и магия пропала, если б это был не Маттиас в белом, и не комиссар Локи с тиком и огромными синими тонированными глазами; они были ангелы. Они встали и пошли по проходу по хрусталю – и на звук дверь сакристии открылась, и выглянул отец Декамп.
– Дэмьен, Маттиас, Артюр… а Вас я не знаю… – у него был легкий усталый счастливый абсолютно голос, Дэмьен даже подумал, что отец Декамп пьян, но понял, что нет – он будто бы… будто бы другой – будто бы он и не он – он молодой – совсем мальчишка – будто бы весь день бегал по пляжу, и теперь глаза слипаются от полноты жизни. Дэмьен понял, что сто лет не видел таких людей – счастливых, будто они только что вернулись из рая, и он всё еще у них перед глазами; Тео был таким, когда открыл свой сад в Братстве – и все смотрели, пораженные, пока искали слова; Женя, когда выигрывал поединок – всем остальным нужно было что-то сложное для такого искреннего, будто опьянение, счастья.
– Ты разбил Распятие?
– Я… нет… Я ударил по нему, но оно не разбилось… Оно… вот так… – он раскрыл двери сакристии полностью – и они увидели молодого парня, ровесника Кори, отца Декампа, комиссара Локи – рыжего, небритого, худого, перебинтованного – ладони, ступни, голова, туловище – будто в него стреляли много раз, а он бежал – он был в толстовке рабочей отца Амеди, оранжевой, застиранной, и в его же рабочих штанах, босиком из-за раненых ног; бродяга-бродягой, если бы не глаза – красивые, карие, с невероятными ресницами – словно веера из черных перьев – и не линия благородная носа и пухлых губ – прерафаэлитовый рыцарь. Маттиас опустил пистолет, преклонил колени, Дэмьен же закрыл рот ладонью, как дети, увидевшие елку рождественскую во всей гофманской, моцартовской красоте – чтобы не завизжать от восторга.
– Нам можно перестать беспокоиться? – спросил комиссар Локи.
– Да. Просто проходите и попейте с нами чая.
Маттиас не вставал – и пришлось отцу Декампу его пнуть, легко, по-дружески; это тоже потрясло Дэмьена – он был уверен, что Маттиас не верит в Бога, что он просто работает на Церковь.
– Вставай, Маттиас. Дэмьен, мой Бог, а с тобой что? У тебя все лицо в крови…
– Это я его ударил, – Кори услышал свой голос, хриплый, жалкий.
– За что? Дэмьен же душка.
– Я…я подумал, что он пошел на свидание…
– Да и пошел бы, почему за это ломают носы сейчас, мне непонятно, – отец Декамп был как всегда – легкий, язвительный, суетливый – но в нем будто зажгли весь свет – как тогда, после свечей, в театре – как сейчас во всем Соборе – вот-вот они вместе с Собором поднимутся в воздух и полетят – в другой город – и будут летать по всем городам, где нужна помощь – всем обиженным и потерянным – Воздушный Собор и его настоятель, волшебный красивый молодой отец Декамп. – Повторяю: мы тут чай пьем, крепкий, черный, с лимоном, кто хочет? И кофе у нас есть, и какао с маршмеллоу, коньяк – давайте, садитесь, заказывайте – кто что – сегодня ночь исполнения желаний.
И они вдруг расслабились все, заулыбались, зашумели, Маттиас встал с колен, пришел в себя, тоже помог с кофе, чаем; задвигали кресла, расселись.
– Кто ваш друг? – спросил парень в толстовке, голос у него был чудесный – мягкий, негромкий, – невозможно красивый – каждое слово – будто бы роза раскрывается.
– Кори… Кори Финн – он мой сосед.
– Ему нужна помощь.
– Да, мы пришли в Собор за утешением. Давай, Кори, говори, чего ты хочешь, – Дэмьен умылся в раковине и стал похож на человека, высморкался с кряхтеньем в бумажное полотенце.
– Загадай желание, – сказал странный парень в толстовке.
Очередная жертва улицы – Маттиас таких таскал в мансарду каждый день; ему почему-то не сказали, как его зовут – а они все его знали, и он должны знать, будто этот парень какая-то знаменитость – Кори пожал плечами – все это его смущало – он сто лет не был в церкви; и все эти ребята – священник какой-то обдолбанный, пьяный будто, монах в белом с пистолетом расписанным, полицейский с нервным тиком – и комната – портрет Папы, тяжелая черная мебель резная, запах ладана и чая – зачем он пошел с Дэмьеном, зачем рассказал ему всё; Кори захотелось завернуться, спрятаться в свое горе, как в плед.
– Как в день рождения?
– Как в день рождения.
– Просто закрыть глаза и загадать?
– Нет, просто скажи. Только учти – оно сбудется. Поэтому это должно быть настоящее желание, а не там, телескоп или новый альбом Travis… Желание не купишь за деньги.
Кори молчал. Они все смотрели на него. Он решил не врать хотя бы.
– Я сегодня потерял щенка… вернее, я выгнал его… вспомнил старое горе, взбесился и выгнал… на улицу, в холод, дождь… Я бы отдал полжизни, всю жизнь, только бы с ним всё было в порядке. Чтобы у него прямо всё было хорошо-хорошо.
– Жизнь за щенка?
– Да, а что, – Кори покраснел. – Моя жизнь всё равно никчемушная. Я бросил любимую девушку беременной от священника, я работаю на каких-то дурацких работах… Строю храм, хотя ни капельки – ни капельки, понимаете – не верю в Бога. Я просыпаюсь каждый день и думаю – зачем я вообще – зачем мне вставать, есть, спать – я мог бы вообще не родиться – и ничего бы в этом мире не изменилось.
– Ты очень дорог Богу, – сказал парень в толстовке. – Еще раз подумай – это, правда, твое желание?
– Да. Где кровью подписать?
– Ничего не нужно. Просто пей чай. А ты, Дэмьен, а ты, Артюр, ты, Маттиас, хотите чего-то в эту ночь?
Маттиас и Дэмьен покачали головами.
– Ладно, Дэмьен, у тебя пусть заживет нос… а для тебя, Маттиас, специальный приз – сатирическое – все наркотики в эту ночь в Асвиле станут сахаром…
Комиссар Локи засмеялся; он, похоже, тоже не понимал, что происходит в эту ночь в Соборе, но атмосфера всеобщего счастья, эйфории на него подействовала – он перестал нервно моргать, морщины на лбу разгладились.
– Отлично, а можно мне бутерброд с расплавленным сыром?
– Пожалуйста, – сказал отец Декамп, достал хлеб, оливки, сыр и бутербродницу, и поставил все перед комиссаром. – Чудо Господне – всё есть. Если повезет, на тосте будет лик нашего гостя.
– Значит, это так работает?
– А ты думал – тебе бутерброд в луче света с неба под музыку Вагнера спустится? Включай в розетку и фантазируй, и про нас не забудь. Туда четыре тоста влазит, – Дэмьен в свою очередь захихикал и сказал, что комиссар Локи напоминает ему рассказ Рэя Брэдбери про Синюю бутылку – кто-то искал в ней смысл жизни – и находил смерть, а один герой – только виски, и в ней всегда для него было виски.
– Отличная идея для воскресной проповеди – как ты любишь, Декамп – продолжение темы – чудеса для Господа своими руками…
– О, точно, сегодня же воскресенье, мне проповедь читать, – отец Декамп был как ребенок в морском путешествии – всё его радовало; он обхватил себя руками и улыбался не переставая.
– И о чем же ты будешь говорить? – комиссар Локи сделал первую партию и выдал первый бутерброд бродяге; тот надкусил аккуратно – горячий, похвалил; сыр потек из хлеба на пальцы, и он его слизал – обычный парень, ест бутерброд с расплавленным сыром, а они все смотрят на это с таким восторгом, будто родители умиляются всему в новорожденном – Кори очень смущал этот парень, теперь ему казалось, что он тоже его знает – знал, но очень давно, может, мельком, в телевизоре видел.
– Не знаю. Я видел чудо. И теперь никого не оставлю в покое – я буду везде ходить и говорить – Господь есть – пока не изменю этот мир к лучшему.