Отсчитав примерно сорок секунд и пролетев в свободном падении два километра, Сергей Курзенков открыл парашют. Воздух ударил в широкий купол. Лётчика тряхнуло так сильно, что с ног соскочили унты – меховые сапоги, а с левой руки – рукавица. Вспоминая о том, что про изошло дальше, сам лётчик говорил: «Непередаваемый ужас заставил меня сжаться в комок». Купол парашюта оторвался и остался в ночном небе подобием крохотного облачка: лямки парашюта были иссечены осколками зенитных снарядов и не выдержали рывка. Лётчик падал на землю. До земли оставался ещё километр.
Он не погиб, не разбился насмерть. Он попал на крутой склон сопки, покрытый глубоким снегом. Потеряв от удара сознание, скатился по снегу от вершины к подножию…
Через несколько часов сознание вернулось к человеку, которого так сурово испытывала судьба. И когда он понял, что живой, ему, раненному и разбитому, захотелось жить и жить. Но он не мог двигаться после такого падения. И четвёртая гибель – от лютой стужи – начала грозить ему.
Курзенков не впал в отчаяние. Неподвижный, он продолжал борьбу за себя. Единственное, что он мог ещё, – это слушать. Только при великом желании жить можно было услышать далёкий-далёкий скрип чьих-то шагов по снегу. Лётчик услышал этот звук трущихся снежинок. Он вытащил пистолет и начал стрелять в воздух.
Солдат Александр Рябов пришёл на выстрелы. Своим полушубком он закутал ноги лётчика. Шарфом обмотал руку, ту, что была без рукавицы. Оставшись сам в одной гимнастёрке, побежал по лютому морозу за помощью.
После сложнейших операций, оправившись от пятой раны, лётчик Сергей Георгиевич Курзенков вернулся в полк, к своим боевым товарищам. Впоследствии он стал командиром этого известного всему Заполярью истребительного полка. В том полку, к слову сказать, служил и морской лётчик Борис Феоктистович Сафонов, сбивший лично тридцать фашистских самолётов и первым удостоенный звания Героя Советского Союза дважды. Там же, в послевоенное время, проходил службу морской лётчик Юрий Алексеевич Гагарин, ставший первым в мире космическим лётчиком.
Атакуют торпедные катера
Был июль 1944 года. Советский самолёт-разведчик обнаружил у берегов Норвегии небольшой конвой противника. Двигался конвой на восток, в один из фьордов, где у фашистов был порт и склады. По пути к конвою присоединялись новые транспорты. Прибавлялись и корабли, охранявшие их, поморскому – корабли охранения.
Хорошая, ясная погода сменилась ненастьем. На воду опустился густой туман. Наша воздушная разведка потеряла противника из виду. То ли он продолжает движение, то ли остановился где-то? В том районе моря охотилась за фашистскими судами подводная лодка С-56. Она и обнаружила пропавшего было врага. В конвое шло уже шесть транспортов, а охраняли их три миноносца, три сторожевых корабля, шесть тральщиков и пятнадцать сторожевых катеров. Верно, транспорты везли что-то очень ценное, если было столько сторожей. Храбрые подводники искусно подкрались к конвою и выпустили торпеды в миноносец. Удар был точный. Миноносец взорвался, потонул. А командир С-56, прежде чем лодка ушла на глубину, по радио сообщил командованию и состав конвоя, и место, где он находится.
Если была бы хорошая погода, за транспорты и корабли фашистов взялась бы наша авиация. Самолёты-штурмовики, самолёты-торпедоносцы и пикирующие бомбардировщики грозно расправлялись с врагом на море. Но погода была нелётная. И командующий Северным флотом адмирал Арсений Григорьевич Головко поручил эту боевую задачу отряду торпедных катеров.
У фашистов двенадцать боевых кораблей и пятнадцать сторожевых катеров. Да и на транспортах стоят пушки и пулемёты. Сколько же должно быть наших, чтобы одержать победу над таким сильным врагом? Атаковать конвой будут восемь советских корабликов. Столько готово в этот час к бою. Но и восемь, если воюют отважные, умелые моряки, – сила грозная.
У торпедного катера большая скорость. Он словно летит по морю. В пенном буруне его почти не видно. Носом он целится в корабль врага, а значит, целится и торпедами. Торпеды лежат в двух аппаратах по бортам. Как вылетят торпеды из аппаратов и пойдут своим ходом в цель, катер развернётся и зажжёт дымовые шашки. Скрытый дымовой завесой, выйдет из боя. Это, конечно, упрощённое описание тактики, то есть боевой работы торпедных катеров. В бою всё бывает сложнее, труднее, опаснее.
В кильватерной колонне, гуськом, один за другим, восемь торпедных катеров спешили на перехват конвоя. Шли вдоль вражеского берега. Погода начала меняться. Катера то рассекали полосы сизого тумана, то мчались под ясным небом.
Наблюдательные посты фашистов с высоких сопок заметили наш отряд. Береговые орудия начали стрельбу. Тогда один из катеров, увеличив скорость, понёсся между берегом и колонной. За собой он оставлял полосу густого дыма. Стрельба прекратилась: артиллеристы уже не видели катеров. Это было хорошо для наших. Но плохо было то, что наблюдатели предупредили фашистов на кораблях: «Идут советские катера!» Внезапной атаки не получилось.
Как только катера вышли из-под обстрела, так увидели конвой. Транспорты, окружённые кораблями и катерами, направлялись во фьорд. Командиру отряда капитану третьего ранга Владимиру Николаевичу Алексееву надо было в считаные минуты решить, какие транспорты и какие корабли атаковать. У фашистов их в общей сложности тридцать два! Выбранные цели надо распределить между своими катерами. Одни будут пускать торпеды в транспорты, другие – в охрану. По радио катерам отдан боевой приказ.
И катера пошли – на самой большой скорости. Кораблики бросались из стороны в сторону, беспрерывно ставили дымовые завесы. Этим они спасали себя от прицельного огня противника, не позволяли врагу целиться точно. И всё равно вода вокруг катеров кипела от разрывов, воздух был наполнен грохотом, гулом, свистом. Осколки градом стучали по защитным броневым плитам. Около десяти минут – под таким огнём! – катера сближались с конвоем. Командиры катеров с железным мужеством рассчитывали, как лучше атаковать свою цель. Промахнуться нельзя: у катера всего две торпеды.
Флагманский катер, тот, на котором находился командир отряда, закрылся дымом от немецких сторожевиков и приблизился к большому транспорту. Гитлеровцы с высокого борта бьют из пулемётов и пушек. Снаряды взрываются у са́мой кормы. Погиб радист катера, ранен помощник командира. Но вот фашисты побежали от своих пушек, попрыгали в воду. Они увидели, что в середину их транспорта идут две торпеды. После грозного, оглушительного взрыва судно окуталось паром и дымом, затем разломилось надвое, и обе части пошли на дно.
Два миноносца охраняли самое ценное судно. Они встретили катера ураганным огнём. Наш катер поставил дымовую завесу, ушёл за неё и, тут же выскочив из дыма, выпустил в миноносец две торпеды. Другой катер торпедировал второй миноносец. А третий, пока враги были в замешательстве, потопил транспорт. В стороне от этой схватки погружался в море торпедированный сторожевой корабль.
Катеру лейтенанта Юрченко первая атака не удалась. Он выпустил торпеду в танкер, который шёл с горючим в конце колонны, но не попал. Вражеских кораблей было много, а для борьбы с ними оставалась лишь одна торпеда. Это было досадно командиру, умевшему стрелять метко. Двумя неделями раньше катер Юрченко потопил большой немецкий транспорт – ударил ему точно в середину. И теперь лейтенант, сохраняя торпеду для другой цели, решился взять танкер на абордаж – высадить на его палубу своих моряков. Пулемёты катера стреляли по фашистам, суетившимся на палубе. Круто развернувшись, катер остановился у борта вражеского судна. Гранатами, автоматными очередями наши моряки согнали противника в воду. Тут же перескочили на танкер, заложили в машинном отделении подрывные патроны, подожгли шнур. Катер поспешно отошёл от обречённого танкера. Грянул взрыв, за ним – второй, с гулом и пламенем. В нём исчезли и танкер, и горючее, так нужное войскам фашистов.
Воздух над морем, где шёл бой, был исполосован дымами. Дымовые завесы, во множестве поставленные, сливались, разрывались, перемешивались. Они разъединили корабли. И трудно было понять, где свои, где чужие. В густой мгле противники чуть ли не сталкивались, обменявшись пулемётными очередями, ныряли во мрак. На катер Юрченко почти наскочил сторожевой корабль фашистов. Наш кораблик увернулся от столкновения, вражеские снаряды, посланные в катер, пролетели мимо. А торпеда, пущенная катером, на этот раз настигла свою цель. Удар был точный – сторожевик взорвался. Две победы!
Но вот взрывом снаряда разворотило корму нашего катера. В пролом хлынула вода. И тут выскочили из дымовой тучи четыре сторожевых катера противника. «Расстреливают в упор! – передал лейтенант последнее донесение по радио. – Прощайте…»
С начала боя, с того момента, когда восемь торпедных катеров сблизились с конвоем, прошло чуть больше двадцати минут. Все торпеды были израсходованы. Потопив три транспорта, грузовое судно и три корабля охранения, наши катера уходили домой. Шли только семь. Командующий флотом на своём командном пункте и товарищи на катерах – все слышали донесения Юрченко по радио: о потоплении сторожевика, о подрыве танкера. И прощальные слова слышали. Всем было жалко храбрых моряков. Печалясь о погибших товарищах, североморцы утешались тем, что за один наш маленький катер враг заплатил семью своими большими судами и кораблями.
Однако рассказ об атаке торпедных катеров на этом не кончается. Шло время. Беспрерывный северный день сменился беспрерывной ночью. Боевые действия в Заполярье стихли. И тогда североморцы узнали: лейтенант Юрченко, которого считали погибшим, жив!
Было вот как. Сторожевые катера противника после боя подбирали на воде своих моряков. Выловили они и раненого советского лейтенанта. Юрченко попал в плен. Фашисты отправляли пленных в концентрационные лагеря. В концлагере на территории Норвегии оказался и наш командир. Когда зажила рана, Юрченко начал готовиться к побегу. Он подружился с норвежцем, тоже узником фашистов. Вдвоём они и бежали от эсэсовской охраны. Долго пробирались через леса и горы в соседнюю страну – Швецию. В Швеции фашистов не было. Перейдя границу, друзья уже были вне опасности. Шведы помогли нашему моряку добраться до советского посольства. А посольские работники отправили Юрченко на родину.