рибуцу вручили именное оружие с короткой, многозначительной надписью на серебряной пластинке: «Стойкому защитнику пролетарской революции т. Трибуцу В. Ф. от РВС СССР». Стойкий защитник революции! Это высокое звание он пронес через всю свою жизнь.
* * *
Прошлое... Оно никогда не уходит из памяти. Чуть тронь — и по каким-то тонким, незримым струнам зазвучит музыка времени, и вспомнятся давно ушедшие события. Мы услышим знакомые голоса. Чаще всего они доносятся к нам из сорок первого года.
Едва немецко-фашистские войска вторглись в Эстонию, на командующего флотом легла вся тяжесть ответственности. И не только за боевые действия на море, но и за формирование морских частей в помощь Красной Армии, создание оборонительных рубежей под Таллином, эвакуация раненых. Наконец, поддержание коммуникаций с островами Эзель, Даго и полуостровом Ханко, где не затихала битва... В. Ф. Трибуц неустанно твердил: «Здесь, на эстонской земле, проходит передний край обороны Ленинграда», — и требовал одного: выстоять! Выстоять чего бы это ни стоило! Чтобы те вражеские дивизии, что нацеливались на Ленинград, в долгих изнурительных боях были обескровлены. Каждый день стойкой обороны, по словам командующего флотом, был равен выигранному сражению...
И воздух, и море — все содрогалось от незатихавших сражений. В ту пору Рижский залив превратился в арену борьбы. Там действовали корабли флота во главе с крейсером «Киров». Командовал отрядом легких сил и держал свой флаг на «Кирове» ближайший друг командующего флотом контр-адмирал Валентин Петрович Дрозд — человек уважаемый, отменный моряк, прошедший первую боевую школу в Испании. По возвращении на Родину его боевой пыл не угасал. С начала Отечественной войны корабли под его командованием охраняли вход в Рижский залив, и они же под флагом контрадмирала Дрозда шли в бой против фашистских кораблей, пытавшихся завладеть важнейшими коммуникациями на пути в Ригу.
Когда осложнилась обстановка, в Усть-Двинск прибыл В. Ф. Трибуц.
— Боимся за вас, Валентин Петрович, как бы вы тут не застряли, — с тревогой сказал он Дрозду. — Ты знаешь, каково положение на сухопутном фронте?
И сообщил, что немецкие танки уже вышли к Западной Двине и двигаются на Ригу... В этих условиях оставаться в Рижском заливе — слишком большой риск для «Кирова» и остальных кораблей. Не случайно немецкие радиостанции трубили на весь мир: «Большие силы красных закупорены в Рижском заливе, они попали в ловушку и обречены на гибель».
— Еще не известно, кто окажется в ловушке, — по лицу Трибуца проскользнула ироническая улыбка. — Но уходить надо...
А уйти отсюда было не просто: Ирбенский пролив минирован, другой пролив Муховейн — мелководен.
В. Ф. Трибуц приказал вызвать командиров кораблей, штурманов и сообщил:
— Будем выводить корабли через Муховейн. Другого выхода не вижу.
— Не пройти, товарищ адмирал, — возразил кто-то. — Там же мелко. При том на середине пролива, на самом повороте, со времен первой мировой войны лежит затопленный немецкий транспорт «Циммерман» с цементом. Через него не перепрыгнуть...
— Мы углубим канал, обойдем этот чертов «Циммерман». Правда, «Кирову» придется идти впритирку. На то есть у вас опытный штурман, — Трибуц бросил взгляд на старшего лейтенанта крейсера Пеценко. — Как ваше мнение, Василий Трофимович?
Пеценко, щеки его разрумянились от неожиданной похвалы, подтвердил:
— Да, другого выхода действительно нет.
— Ну а раз нет, немедленно приступайте к делу. Вам вместе с гидрографами поручаю пройти канал на буксире, промерить глубину, нанести данные на карту, а я сейчас же свяжусь с начальником Балттехфлота Гребенщиковым и прикажу срочно выслать из Палдиски земснаряды. Будем углублять и расширять канал с таким расчетом, чтобы не позже чем через трое суток начать проводку кораблей.
Совещание пришлось прервать: к кораблям приближалась очередная волна фашистских пикировщиков. Хлопали зенитки, взахлеб строчили пулеметы.
В. Ф. Трибуц пообещал, что в ближайшие сутки прибудут земснаряды.
— Готовьтесь к переходу, — наказал он Дрозду. — Время не терпит, каждая минута дорога.
Корабли перешли на Кассарский плес, в район Куйвасто, а штурман и гидрограф пошли на гидрографическом судне «Вал» с тралом. Они дошли до самого выхода из пролива, повернули обратно, еще раз обследовали глубины, то и дело корабль стопорил ход и гидрографы выставляли вешки на границе фарватера.
Вернулись в сумерках. Поднялись на палубу «Кирова», к командующему флотом.
— Давайте сюда планшеты, — потребовал Трибуц.
Он долго пристально всматривался в узкую извилистую морскую дорожку, испещренную цифрами. Никто не решался нарушить тишину. Все ждали, пока командующий скажет свое слово.
А он молча сидел, склонившись над планшетом.
— Картина ясна, — сказал он, поднявшись со стула, распрямив свою высокую ладную фигуру. — Будем углублять канал. Это только часть дела. Времени мало, и мы сможем подрыть в двух-трех местах, не больше. Есть еще одна радикальная мера: уменьшить осадку корабля. Сколько у вас груза? — обратился Трибуц к командиру корабля.
Тот начал перечислять: вода котельная, питьевая, мазут, боезапас...
Прикинув в уме, Трибуц сказал:
— Снять максимум груза, уменьшить осадку почти на метр. Тогда меньше риска сесть на мель.
И тут же приказал подать к борту водолей, танкер, буксир «Артиллерист» и баржи, разгрузить все лишнее, оставив мазут, котельную и питьевую воду только на переход в Таллин и боезапас для отражения возможных атак самолетов и торпедных катеров.
Скоро пришел караван земснарядов вместе с самоходными баржами. И начался небывалый в жизни речников аврал. Механизмы пустили на полный ход, стараясь из них выжать максимум того, на что они были способны. Закрутились барабаны, поднимая вверх черпаки с грунтом. Незаметно для противника они день за днем, час за часом углубляли канал.
Не забудется эта ночь, когда «Киров» снялся с якоря. Буксиры повели его по новому фарватеру.
Над морем стелилась дымка, местами туман сгущался и горизонт совсем не просматривался. Впрочем, на это сетовать не приходилось. По крайней мере, можно было рассчитывать, что отряд не заметит немецкая авиация. Медленно двигалась по каналу темная громада крейсера, а за ним и остальные корабли.
Шли медленно всю ночь. Наступило утро. Светлело, но туманная дымка не рассеивалась. И это было, как нельзя, кстати. Плохая видимость и низкая облачность по-прежнему прикрывали крейсер от воздушных атак.
Когда корабли пришли в Таллин, встали на якоря, заняв весь рейд, Дрозд явился в штаб флота на доклад к командующему. Они дружески обнялись.
— Ну как, расскажи подробно, — торопил Трибуц, горя желанием узнать все детали опасного перехода.
— Вначале мы подрабатывали машинами. Потом вдруг за кормой вздыбился рыжий песок и поплыла всякая муть... Машины застопорили. Корпус крейсера коснулся грунта, и мы не на шутку встревожились. Но надо было торопиться. Снова дали «самый малый вперед». Крейсер медленно двигался. Ориентировались по вешкам, стараясь не выйти за границы фарватера. И вот, товарищ командующий, живы и здоровы, в Таллине! — по-молодецки выпрямившись, доложил Дрозд.
— Вовремя пришли. Силы наши тают, нет резервов, а держаться необходимо. Одна надежда на корабельную артиллерию, — сказал Трибуц и стал объяснять, как он мыслит артиллерийскую поддержку сухопутных войск.
В 1945 году простой русский солдат водрузил красный флаг над рейхстагом в Берлине, а задолго до этого, в пору неравной битвы у стен Таллина, Военный совет флота и его командующий готовились к тому, чтобы силами балтийских летчиков нанести первые удары по логову фашистского зверя — Берлину.
Кому это поручить? Где найти подходящий аэродром? Как обеспечить операцию? Эти и другие вопросы решались втайне от всех. Даже летчики минно-торпедного полка под командованием Е. Н. Преображенского, которым предстояло выполнять задание, — даже они узнали об этом, когда прилетели на остров Эзель.
Пока они изучали маршрут, готовились, командующий флотом и его штаб были поглощены тем, чтобы в самый короткий срок доставить из Кронштадта на Эзель бомбы и горючее. Задача не из простых, если учесть, что Финский залив был густо минирован. И каждый выход корабля был сопряжен с большим риском. А если к тому же корабль нагружен бомбами, то это плавучий арсенал. И все-таки, несмотря на опасность встреч с минами, было принято решение: пустить тральщики один за другим на большой дистанции. Так, обходя минные поля, маскируясь от вражеской авиации, они доходили до Эзеля, выгружали бомбы, горючее и отправлялись в новый рейс.
И 8 августа 1941 года в сумерках самолеты, отягченные бомбовым грузом, выруливали на старт, отрывались от земли и исчезали в вечерней дымке. Море кончилось. Крылатые балтийцы летели над немецкой землей. Впереди узкой змейкой блеснула река Одер, а за ней показались огни Штеттина. Но впереди — сотни километров... И вот ярко освещенный Берлин! Мириады огней видны издалека. Команда: «Приготовиться!» Флаг-штурман Хохлов сосредоточился на прицеле, нажал кнопку сбрасывателя. Машина дрогнула. Там, внизу, на земле, взметнулось багровое пламя. Огни на улицах Берлина погасли, и небо пронзили кинжальные лучи прожекторов. Замелькали вспышки зениток. Но было уже поздно. Наши летчики сбросили бомбы на Берлин и ложились на обратный курс. Это был первый удар по фашистскому логову, предпринятый по решению Ставки ВТК.
И какой переполох поднялся в Германии. Из Берлина сообщили, будто это был налет английской авиации.
В эту ночь не сомкнул глаз В. Ф. Трибуц, поддерживая непрерывную связь с Эзелем и Москвой. Если бы тогда существовали приборы, способные показать внутреннее состояние человека, то наверняка выяснилось бы, что никогда прежде не билось так учащенно сердце командующего, обремененного огромной ответственностью...
Сражение в Эстонии продолжалось, но силы убывали. И, наконец, враг подкатился к стенам Таллина. Автору этих строк довелось стать свидетелем тех событий. В памяти особо запечатлелись последние августовские дни: бои тогда развернулись в курортном местечке Пирита, а затем перекинулись в парк Кадриорг. Город — в кольце пожаров. Черные столбы дыма поднимались в небо и долго неподвижно висели в воздухе. Вдали перекатывались взрывы, сливаясь с гулкими выстрелами корабельных орудий крейсера «Киров», лидера «Ленинград», эскадренных миноносцев и других кораблей, темные силуэты которых ясно выделялись на фоне спокойных вод Таллинского рейда. В небе летали фашистские самолеты, и не смолкал гул зениток.