— Нам? Нам направо.
— Да, да, направо, — подтвердил второй.
— Ну, а нам — прямо, — ответил Сталин.
Перед отъездом в Разлив
Он уезжает сегодня, — негромко сказала Светлана Авдеева. — Они придут сюда… Всё должно быть готово ровно к девяти.
Предупредила и снова ушла из дому…
Подготовка к отъезду Ленина происходила на квартире Светланы Авдеевой.
В комнате, где лежал раненный на демонстрации солдат Георгий, большевик Ершов превращался в извозчика. На кровати, в ногах у раненого, примостился богатырского роста матрос из Кронштадта и, с аппетитом прихлёбывая горячий чай, наблюдал, как Ершов застёгивал бесчисленные крючки на длиннополом кучерском армяке.
Когда с крючками было покончено, Ершов начал наматывать на себя длинный кушак, затем натянул на руки белые нитяные перчатки, надел круглую шляпу с павлиньими пёрышками и стал настоящим извозчиком — и не простым, а самым роскошным: лихачом.
У лихачей были всегда запряжены в пролётку быстрые кони — рысаки, и возили лихачи богатых людей. Шпионы никогда не подумают, что на таком лихаче может разъезжать по городу Ленин.
— Ну, пора, — заторопился Ершов. — Как бы это пройти, чтобы мамаша не заметила?
— Ныряй смело, она на кухне, — посоветовал матрос.
Ершов прошмыгнул через переднюю и, выйдя из квартиры, тихонько прикрыл за собой дверь.
Наступили сумерки. В домах зажигались первые огни. От Невы поднимались лёгкие дымки тумана. Туман застилал улицы.
В этот час Ленин и Сталин шли по городу. Они шли не спеша, спокойно, и никто не мог подумать, что им была дорога каждая минута и на каждом шагу грозила опасность.
С того момента, когда стало известно, что Временное правительство приказало во что бы то ни стало арестовать Ленина, Владимир Ильич переменил уже несколько квартир, а теперь, по настоянию товарища Сталина, он должен сегодня же вечером уехать из города в безопасное место.
Владимир Ильич шёл рядом с Авдеевой, а немного позади — Сталин. Сталин время от времени незаметно для прохожих, как бы невзначай, оглядывался, проверяя, не следят ли за ними. Пока всё шло хорошо. Всё так же неторопливо, будто прогуливаясь, подошли они к большому серому дому, где жила Авдеева.
— А пришли чистыми! — весело произнёс Сталин.
Это означало на языке подпольщиков-большевиков, что шпионы потеряли их след и остались с носом.
— Я пойду вперёд, — сказала Авдеева. — Проверю, всё ли там в порядке…
Она прошла двором, степенно поздоровалась с дворником, вошла в подъезд и здесь уже, не сдерживая себя, стремительно понеслась по лестнице на пятый этаж.
Мать Светланы была на кухне, когда раздались резкие, нетерпеливые звонки.
Вытирая на ходу руки, она пошла открывать дверь.
— Мама, у нас есть кто-нибудь… посторонний? — едва переступив порог, спросила Авдеева.
— Посторонний? — Старушка озадаченно посмотрела на дочь. — У тебя в комнате полным-полно народу… Один солдат раненый, один солдат здоровый, и ещё какой-то матрос тебя дожидается…
— Ну, какие это посторонние! — облегчённо вздохнула Светлана и вышла на площадку встречать гостей: — Заходите, пожалуйста, всё в порядке!
В небольшой и чистенькой передней, в центре которой стояла старушка в белом фартуке, на гостей повеяло давно забытым покоем и семейным уютом. Сталин снял фуражку и подошёл к хозяйке:
— Здравствуйте, Мария Васильевна!
Они были старые знакомые. Мария Васильевна обрадованно закивала головой, поглядывая при этом на незнакомого ей Ленина.
Владимир Ильич, не называя себя, поздоровался с ней и приветливо осведомился о здоровье. Мария Васильевна, как и большинство старушек, очень любила, когда спрашивали о её здоровье. Она немедленно пожаловалась Владимиру Ильичу на сердце и, пока он снимал пальто, успела сообщить и о дороговизне продуктов и о мучительных очередях за хлебом.
А когда гости скрылись за дверью комнаты, где лежал раненый Георгий, она задержала дочь и тихо спросила:
— А кто он такой?
Светлана была готова к этому вопросу. По правилам подпольной работы, она без разрешения не имела права никому ничего рассказывать. Даже родной матери.
— Кто он такой? Это, мамочка, доктор!
И, боясь дальнейших расспросов, Светлана быстро вышла из комнаты.
Раненый Георгий, закутавшись в одеяло, стоял возле кровати. Рядом, вытянувшись, как на параде, застыл матрос.
— Ложитесь, немедленно ложитесь! — настойчиво приказывал Ленин Георгию. — Вам лежать надо!
— Не могу я лежать, когда у нас такие гости! Я уже совсем здоров…
— Вот и отлично, но пока надо беречь себя.
— Это вас надо беречь, Владимир Ильич. Нас миллионы, а вы один.
— Вот эти миллионы и дадут ответ на июльский расстрел, — ответил Владимир Ильич и, присев на край постели, обратился к матросу, который был вызван на это свидание из Кронштадта: — Ну, рассказывайте, как у вас дела?
— Мы выгнали из Кронштадта представителей Временного правительства, — с гордостью сообщил матрос, — и объявили, что подчиняемся только Совету рабочих и солдатских депутатов!..
Потом они вполголоса беседовали о подготовке большевиков-балтийцев к VI съезду партии и о неминуемом теперь вооружённом восстании.
Серые сумерки за окном приметно сгустились. Из глухого переулочка показался статный, в яблоках конь, запряжённый в великолепную пролётку. На козлах, перебирая вожжи, важно восседал кучер. Лихач остановился на углу, как раз против окна.
— Ершов на месте, — тихо сообщила Авдеева Сталину.
Она волновалась. Ей казалось, что им уже пора ехать. Но Сталин спокойно курил трубку, ожидая часа, когда на улице окончательно стемнеет. В эту пору, в июле, хотя белые ночи в Петрограде уже кончились, сумерки тянутся очень долго.
Но вот наконец наступила ночь.
— Ну, — сказал Сталин, — теперь пора!
Владимир Ильич и товарищ Сталин попрощались со всеми. Матрос задержал руку Ленина в своей огромной ладони и, не скрывая тревоги, спросил:
— Владимир Ильич, а может, будет лучше, если вы поедете к нам в Кронштадт? Там вы будете как за каменной стеной…
Ленин сердечно пожал ему руку:
— Поблагодарите товарищей, но пока такой нужды нет.
— Да, пока такой нужды нет, — подтвердил Сталин и, прощаясь с моряком, добавил, пристально глядя ему в глаза: — Крепче там стойте!
— Есть крепче стоять! — твёрдо отчеканил матрос.
Они тихо прошли через соседнюю комнату, где на диване дремала мать. Она проснулась, когда в передней захлопнулась дверь.
У подъезда стояла пролётка с серым нетерпеливым конём. На козлах восседал кучер — товарищ Ершов.
Из подъезда быстро вышли Ленин и Сталин и сели в пролётку.
— Но-о, милый! — прикрикнул Ершов, и конь с места пошёл крупной рысью.
Авдеева, матрос и раненый Георгий стояли у окна, провожая пролётку глазами.
— Поехали, — сказала Светлана.
В комнату вошла мать:
— Почему же ты меня не разбудила? Я хотела попросить у доктора капли…
Все рассмеялись. Старушка удивлённо посмотрела на них.
— Мама, ты знаешь, кто это был? — Светлана обняла её за плечи. — Теперь я могу тебе сказать: ведь это был Ленин!
Письмо Ленина
Жарким июльским утром на небольшую дачную станцию прибыл пригородный поезд. Прибыл он из Петрограда. Из вагона вышло на платформу много разных людей, и среди них солдат. Самый обыкновенный солдат. Даже находившийся на платформе сыщик, который почти каждого солдата и всякого бедно одетого человека подозревал в том, что тот большевик, не обратил на этого солдата никакого внимания.
Но офицер, дежуривший на станции с отрядом юнкеров, всё-таки проверил у солдата документы. В те тревожные июльские дни у всех солдат на всех станциях обязательно проверяли документы.
— Как твоя фамилия?
— Ершов, господин поручик, — вытянувшись перед офицером, отвечал солдат.
— А сюда зачем приехал? — допытывался офицер.
— Рыбки захотелось, господин поручик, — простодушно признался солдат. — У меня здесь на озере дядюшка рыбалит.
— Ну, ступай, — милостиво разрешил офицер.
Ершов повернулся, как полагается, через левое плечо и зашагал по дороге, ведущей в лес. Шёл он размеренным, солдатским шагом и мурлыкал песенку:
Взвейтесь, соколы, орлами,
Полно горе горевать!
То ли дело под шатрами
В поле лагерем стоять!
Песня была такая весёлая, вид у солдата был такой безмятежный, что никому и в голову не могло прийти, как тревожился, как волновался на самом деле петроградский большевик Василий Тимофеевич Ершов. Всё время он беспокоился: и когда в Петрограде садился в поезд, и когда ехал в вагоне, и, особенно, когда проверял у него документы офицер. Даже сейчас, в лесу, ему всё ещё было тревожно: а вдруг за ним следят?
Большевику Ершову было поручено доставить письмо. Письмо товарища Сталина Владимиру Ильичу Ленину, скрывающемуся в этих местах.
Большое тихое озеро притаилось в самой глубине леса.
Ершову нужно было перебраться на тот берег. Лодку ему дали рыбаки, живущие здесь летом в ветхом сарайчике. Эти рыбаки — верные, испытанные товарищи. На них можно вполне положиться. Никто не пройдёт незамеченным на тот берег, никому постороннему они не дадут лодку.
— У нас лодка одна, да и та дырявая — потонете, — мрачно, чтобы напугать, говорили рыбаки решительно всем, кто просил у них лодку.
И все, конечно, отказывались — кому охота тонуть!..
Ершов грёб по-рыбацки — неторопливо, сильными рывками.
Целёхонькая, надёжно просмолённая лодка легко скользила по воде.
Подплыв к низкому безлюдному берегу, Ершов вылез, спрятал лодку в камышах, отломал от корявой, засохшей берёзки посошок и зашагал по тропинке.
У опушки леса — заросшая травой поляна. Чуть подальше — шалаш, крытый ветвями, камышом, листьями. Около самого входа — широкий пень, он служит столом склонившемуся над книгой Владимиру Ильичу. Ленин читал с карандашом в руках, часто делал отметки на полях, выписывал нужное на отдельном листке бумаги.