Как только закрылась за ними дверь, мать обняла дочку и заплакала.
Оля встревожилась:
— Что ты, мамочка!..
— Ничего, доченька, ничего… Это я от радости… Столько лет этого ждали… Теперь перед вами все дороги в жизнь откроются. Теперь и ты, и Серёжа, и Саша сможете учиться, будете образованными людьми.
Весь день в городе было неспокойно: на улицах стреляли.
Рабочие Царицына, по примеру рабочих Петрограда и Москвы, прогнали отовсюду меньшевиков и соглашателей, отобрали у капиталистов фабрики и заводы и объявили советскую власть.
В воскресенье вечером, одевшись во всё самое лучшее, Петровы всей семьёй пошли на собрание. Оно происходило в большом, красивом зале дворянского клуба, куда раньше и на порог не пускали рабочего человека.
— Дорогие товарищи! — обратился к народу, переполнившему зал, председатель собрания. — Разрешите прежде всего зачитать призыв к населению всей России, подписанный товарищем Лениным, главой первого в мире рабоче-крестьянского правительства.
Председатель долго не мог продолжать — рабочие аплодировали и кричали «ура» в честь товарища Ленина.
— «Товарищи-трудящиеся! Помните, что вы сами теперь управляете государством, — громко и взволнованно читал председатель ленинские слова. — Никто вам не поможет, если вы сами не объединитесь и не возьмёте все дела государства в свои руки».
Для Петровых, так же как и для миллионов других рабочих семей, началась совсем новая жизнь. Трудовой народ стал полноправным и единственным хозяином огромной страны.
Заводы, шахты, земли, реки, моря, железные дороги, школы, университеты, театры, библиотеки — всё отныне принадлежало не капиталистам и помещикам, а всему народу. И нужно было научиться управлять всем этим.
Трудное это было дело — научиться управлять первым в мире Советским социалистическим государством!
Враги потихоньку посмеивались: «Где ж это видано, чтобы малограмотные рабочие и крестьяне, какие-то Ивановы, Петровы, Сидоровы, никогда не управлявшие государством, могли справиться со всем этим! Они обязательно провалятся и позовут нас обратно. Ещё неделька, вторая — ну, от силы месяц».
Прошла неделя, вторая, месяц. Советская власть ширилась и крепла.
Прошло ещё три месяца. В России, на одной шестой части земного шара, существовало невиданное государство, где не было капиталистов и помещиков, где трудовой народ был полновластным хозяином своей судьбы, где превыше всего ценилась не набитая золотом мошна, а труд человека.
Вот тут-то и переполошились уже не только русские буржуи, но и заграничные:
«А что, если наши рабочие и крестьяне тоже захотят, по примеру русских, устроить у нас советскую власть? Надо, пока не поздно, принимать меры».
И они решили сокрушить молодую советскую республику вооружённой силой.
Это было в 1918 году. Потихоньку, как воры, вторглись враги на нашу землю. И всюду, куда успели проникнуть, они организовывали контрреволюционные мятежи, свергали Советы, расстреливали большевиков, восстанавливали власть капиталистов и помещиков. Это по их планам, на их деньги, с их оружием в руках зверствовали белогвардейские армии бывших царских генералов — Колчака, Деникина, Врангеля. Им помогали банды кулаков, диверсантов и другие враги революции.
На Дальнем Востоке, на Севере, на побережьях Чёрного моря, на Кавказе появились наёмные войска американцев, англичан, французов, немцев, турок, японцев.
Грозная опасность нависла над нашей Родиной.
От края до края Советской земли пронёсся в те дни боевой клич большевистской партии: «К оружию, товарищи! Социалистическое отечество в опасности!»
Миллионы людей поднялись против иноземных захватчиков и царских генералов. В огне сражений родилась и закалилась Красная Армия рабочих и крестьян. Её боевыми действиями руководили гениальные вожди народа — Ленин и Сталин.
После трёх лет тяжёлой и кровавой войны вражеские армии были разгромлены и выгнаны за пределы Советской родины.
Вместе со всем народом могла теперь семья Петровых заняться мирным трудом.
Во время гражданской войны Степан Евдокимович Петров и его сын Александр с оружием в руках участвовали в героической обороне родного города Царицына. Обороной Царицына руководил товарищ Сталин.
В память об этих днях бережно хранила Варвара Михайловна фотографию, на которой рядом с товарищем Сталиным был снят и Степан Евдокимович.
Выстрел в степи
Большим уважением и доверием у трудящихся пользовался в Царицыне депутат Совета, большевик Степан Петров. А враги люто его ненавидели. Но теперь они уже не смели бороться открыто, они действовали самым подлым способом: притворялись преданными советской власти людьми, а тайком мешали, сеяли смуту, вредили. Они поддерживали деревенских кулаков, и те, чувствуя эту поддержку, начали снова поднимать голову.
Степан Евдокимович заподозрил в этих делах кое-кого. Для того чтобы проверить свои подозрения, ему обязательно надо было съездить в находящуюся неподалёку от Царицына деревню.
С ним попросилась Оля — ей хотелось навестить свою подругу, которая гостила в деревне. Оле уже исполнилось четырнадцать лет. Она очень хорошо училась, и отец решил побаловать дочку — прокатить её на санях по привольной степной дороге. Варваре Михайловне они оба дали слово, что обязательно вернутся к встрече нового, 1924 года. До него оставалось два дня.
В деревне все подозрения Степана Евдокимовича полностью подтвердились.
На крестьянском сходе было решено написать обо всём, что творили кулаки, самому товарищу Ленину.
Письмо составили, подписали и доверили товарищу Петрову доставить и передать его Владимиру Ильичу.
Наступил последний день старого года. Степан Евдокимович решил с Олей выехать как можно раньше, чтобы добраться домой до темноты. Вызвался их довезти какой-то старик из соседней деревни. Он говорил, что тоже торопится в город.
Полдороги проехали хорошо, затем подул ветер. Похоже было, что начинается пурга. До города оставалось езды не больше часа, и вдруг старик заявил, что дальше он ни за что не поедет. Он, мол, замёрз, у него захромала лошадь.
— Давайте заночуем у моего кума. — И он показал на дом, одиноко стоящий в степи.
Посмотрел Степан Евдокимович на дом, на старика, и показалось ему, что всё это неспроста.
— Зачем же ночевать — до города недалеко, — сказал он, оставаясь внешне совершенно спокойным. — Мы дали слово сегодня быть дома. Не хочешь везти — доберёмся пешком… Пошли, дочка…
И они зашагали по степной дороге навстречу ветру, который уже начал завывать на разные голоса и мести снег.
Возница дождался, пока они скрылись, повернул лошадь и, нахлёстывая её, помчался обратно. Лошадь бежала рысью и ничуть не хромала.
Быстро темнело. Повалил снег. На необъятных степных просторах разыгралась пурга.
Отец и дочь шли, держась за руки. Ветер забрасывал их снежными комьями, слепил глаза, больно хлестал по лицу. Когда становилось невмоготу, отец поворачивался спиной к ветру и заслонял собой Олю. Она не жаловалась, но Степан Евдокимович видел, как ей тяжело.
— Ничего, Олюшка, потерпи. Уже близко.
Оля первая услыхала сквозь вой ветра конский топот.
— Папа, слышишь?..
И он услышал совсем близкий топот, храп загнанных коней и чей-то хриплый, пьяный голос:
— Эй, стой! Эй, Петров, всё равно не убежишь…
Степан Евдокимович что было силы толкнул дочь в сугроб; она вскрикнула от неожиданности, исчезла в снежных волнах, но сам он не успел спрятаться… Из белёсой мглы вынеслись два всадника, раздался выстрел, второй…
Степан Евдокимович беззвучно рухнул на снег.
— Вот тебе, большевик проклятый! — закричал убийца, осаживая разгорячённого коня.
Налетел неистовой силы порыв ветра. Всадники крикнули ещё что-то, повернули коней и умчались.
— Папа!.. — осторожно позвала Оля. — Папочка!..
Отец неподвижно лежал на снегу, раскинув руки.
— Папочка! — закричала Оля и бросилась к отцу. Она целовала залепленное снегом лицо. — Папочка, милый, дорогой!..
Петров застонал — он был ещё жив.
— Помогите! — изо всех сил закричала Оля.
«У… у… у…» — отвечал ей ветер.
— По-мо-ги-те!..
И вот, когда она уже совсем обессилела, со стороны города, издалека, послышались голоса людей…
Было далеко за полночь, когда тяжело раненного Степана Евдокимовича и полузамёрзшую Олю привезли домой.
Степан Петров умирал. Он был в полном сознании. По его требованию достали из пиджака простреленное, окровавленное письмо. Слабеющей рукой он дотронулся до него и чуть слышно сказал жене:
— Слушай, Варя… Письмо отвези… сама… отдай ему — Ленину… — И, словно боясь, что она не расслышала, повторил несколько раз: — Ленину… Ленину…
Он замолчал, но глаза глядели на неё в упор, требуя ответа.
И она ответила, задыхаясь от слёз:
— Клянусь, Стёпа… передам самому Ленину…
Похоронив мужа, Варвара Михайловна с Олей и Серёжей поехала в Москву.
Клятва
В морозное январское утро перед Спасскими воротами Кремля собрались ходоки, приехавшие со всех сторон Советской России в Москву — к Ленину.
Ходоки ожидали дежурного. Вместе с ними ждала и Варвара Михайловна Петрова со своими детьми — Сергеем и Ольгой.
Шёл тихий разговор; слышались украинская речь, гортанный говор узбека, мягкий акцент белоруса.
— А какой он, Владимир Ильич? Примет ли нас? — спрашивал молодой грузин в косматой горской бурке.
— Обязательно примет… — раздались в ответ голоса. — Он как отец родной. Примет, расспросит, посоветует…
— Ты спрашиваешь, какой он? — обратился к грузину пожилой крестьянин-инвалид, у которого вместо правой ноги была деревяшка. — Как самому себе, всё рассказывай, ничего не бойся.