ой крючок. Но майор смотрел прямо перед собой, как глухой. Капитан пожал плечами и отошел.
Наконец прогромыхал хвост поезда. Шлагбаум подняли. Пронесло!
Однако чем ближе к фронту, тем задержки становились чаще. Наши войска готовились к наступлению, и советская авиация обрабатывала ближние немецкие тылы, бомбила скопления вражеских войск на подъездных путях, выводила из строя коммуникации. В одном месте «оппелю» пришлось делать длинный объезд: горела разбомбленная автомобильная колонна. Взрывались автоцистерны с бензином и грузовики с боеприпасами. Огромные клубы пламени, вспухая вдруг и разливаясь, взлетали высоко в небо, источая жар и гарь.
Краснозвездные самолеты дважды показывались в отдалении. Приходилось опасаться, как бы не попасть в такую же кашу и не оказаться мишенью для своих. Погибнуть от своих — обидно.
Знали бы наши летчики, кто сейчас ехал под ними на черном «оппеле», с какой надеждой и страхом взирали на них четыре глаза!
Стручков считал минуты и секунды.
Объезд сильно задержал их. Несколько раз они застревали в грязи, и когда, наконец, снова выбрались на шоссе, Стручкова уже не оставляла уверенность, что что-нибудь обязательно случится.
Предчувствие не обмануло его, хотя все произошло совсем не так, как он ожидал.
Впереди показалась длинная, нелепая фигура. Это был старик. Высокий, худой, оборванный, босиком и без шапки, с всклокоченными седыми волосами, он шел навстречу по самой середине шоссе, ежеминутно рискуя быть задавленным, словно не замечая ничего вокруг себя, что-то бормоча и размахивая костлявыми руками.
Вероятно, он лишился рассудка и не сознавал, что делает.
Сзади его быстро нагоняла грузовая машина. В кабине сидели два солдата интендантской службы, еще несколько солдат находились наверху, в кузове.
Конечно, они могли объехать его — дорога была достаточно широка. Но шофер направил машину прямо на несчастного. Удар! Тело старика взлетело и грохнулось поперек шоссе, преградив путь «оппелю». Грузовик пронесся, мелькнули хохочущие рожи солдат. Негодяи и убийцы, они еще радовались содеянному злодейству.
— Стой! Хальт! — закричал Стручков шоферу.
Он не мог проехать мимо этого горемычного, не убедившись, нельзя ли тому чем-нибудь помочь. Ему вдруг представилось, что это дед Малаши. А если и не Малаши? Все равно чей-нибудь дед…
Машина затормозила перед самым распростертым телом. И тут случилось непредвиденное.
Майор что-то отрывисто и требовательно бросил вполголоса водителю. Мотор внезапно заглох, шофер, не проявлявший до этого никаких признаков непокорства, рванул дверцу и кубарем скатился на землю. Курай прыгнул за ним, но тот, увернувшись от его клыков, юркнул под машину и, лежа на спине, так ловко отбивался ногами в грубых солдатских ботинках с толстенной подошвой, что пес никак не мог ухватиться за него. Защищаясь, шофер громко призывал на помощь, вереща, как зарезанный. Майор тоже сделал движение, как бы собираясь последовать за ним, но его припечатал к месту предупреждающий рык Динки. Стручков и Май-борода вскочили.
— Ах ты, гнида! — рявкнул сержант, шаря стволом автомата под днищем «оппеля». — Не укокошили тебя сразу, так еще орешь!
Майор, главный виновник этих событий, зыркал глазами, вертел головой, но Майборода сзади и Динка спереди зорко сторожили его. Старик не подавал признаков жизни. Он был убит наповал.
Пронзительные крики шофера донеслись до грузовика, который, затормозив, теперь быстро приближался задним ходом.
Стручков мгновенно оценил ситуацию.
— Ваше благородие, шнелль! Дальше придется топать пешком, — скомандовал он, соскакивая наземь и распахивая дверцу перед майором. — Ком! Идти!
— А он? — кивнул Майборода на шофера.
— Черт с ним, теперь все равно!
— Курай, ко мне! — позвал Майборода, в сердцах пнув ботинком шофера, отчего тот завопил еще громче.
— Вас ист лёс? Что случилось? — кричали с грузовика.
Вместо ответа Стручков и Майборода выпустили по грузовику несколько автоматных очередей и забросали его гранатами, затем, подгоняя майора, бросились прочь от шоссе.
В сотне метров начинался перелесок. Он укрыл их.
— Что, не вышло, ваше благородие? — с издевкой произнес Стручков, когда они удалились на порядочное расстояние.
Но он торжествовал рано.
Вскоре сзади послышался собачий лай. Неужели погоня? Быстро, быстро. Очевидно, теперь у гитлеровцев имелась инструкция, и они действовали без промедления.
Стручков и Майборода не знали, что их уже давно ищут. Право, они не были столь высокого мнения о себе и не предполагали, что ими и их мохнатыми товарищами могут заинтересоваться всерьез. А дело обстояло именно так.
Уже первая операция — подрыв моста — привлекла к ним пристальное внимание германских штабистов. Уж слишком чувствителен был удар и необычен способ, каким его нанесли! Потом о собаках-диверсантах, действующих в тылу немецких войск, некоторое время не было слышно ничего. И вдруг новое происшествие — схватка на шоссе…
Один из конвойных — тот, которому довелось померяться силами с Динкой, — остался жив (откатившись в канаву, он притворился мертвым, и это спасло его); и он рассказал о таинственных лесных воителях с четвероногими помощниками, напавших на транспорт с угоняемым мирным населением. Страх живописал все это в самых необычайных красках, преувеличивая до фантастических размеров. И уже не два бойца с двумя собаками, а целая диверсионная часть с полчищем натренированных животных гуляла по тылам германской армии, сея ужас и панику. И уже по всему этому участку фронта выстукивали полевые телеграфные аппараты, работали рации, кричали телефонные трубки: найти, задержать, истребить, захватить живыми или мертвыми — ликвидировать немедленно.
Между прочим, это оказалось очень на руку знакомому нам отряду партизан. Именно активные действия двух наших героев сбили с толку карателей, заставив отказаться от преследования отряда, и направили их помыслы по другому руслу. Тем самым была отведена гроза от народных мстителей, которые с испытанным проводником Ананием Каллистратовичем Марайко-Маралевичем во главе уходили в это время все дальше в глубь лесов в противоположном направлении.
Хватились и майора. О странном поведении его случайно обмолвился капитан, встретившийся у переезда. Он видел собаку, сидевшую сзади. И к тому моменту, когда разыгрался эпизод с грузовиком, сбившим старика, по следам двух смельчаков уже мчалась специальная карательная группа с ищейками. Не ведая и не желая того, Стручков и Майборода навлекли на себя большие силы противника и теперь оказались в огненном кольце, вырваться из которого могло им помочь только чудо.
Лай приближался. Он слышался сразу с нескольких сторон. В бесцветных жестких глазах майора читалось открытое злорадство. Доннерветтер, что еще придумают эти советские головорезы, оказавшись лицом к лицу со всей германской машиной устрашения и подавления всякого духа бунтарства и свободолюбия?
Ветер донес запах дыма. Где-то горел торф. Стручков и Майборода с пленником, конвоируемым двумя собаками, ускоренным шагом, переходившим порой на бег, пересекли лесистый участок и поднялись на холм. Открылась обширная заболоченная низина, поросшая редкими приземистыми кустиками. Легкий сизый туман стлался по ней, там и сям курились синеватые дымки.
Это было то самое горящее торфяное болото, о котором предупреждала Малаша.
Девушка наказывала обойти его. Идти прямо — смертельный риск. Под слоем мха и корней трав огонь. Как рассказывала Малаша, болото горело уже много лет. Дожди загоняли пламя внутрь торфяника, но погасить совсем не могли. Это было что-то вроде вечного пожара, бушующего в некоторых каменноугольных шахтах.
Обойти — безопаснее. Но есть ли сейчас время для этого? И как бы в ответ лай раздался совсем близко. На опушку выскользнула большая черная овчарка. Стручков поднял автомат, но дым ел глаза — и впервые сержант промазал. Овчарка прыгнула ему на грудь. Полетели клочья одежды. Оторвав собаку от себя, он ударил ее ножом, затем прикончил выстрелом в упор.
Следом появилась вторая овчарка, такая же черная и страшная, как и первая. С нею схватился Курай, и две собаки злобным рычащим клубком покатились по земле.
Воровато оглянувшись, майор вдруг метнулся в сторону и, виляя, как заяц, побежал назад, к лесу. Но он сделал не больше десяти шагов. Динка, внимание которой на какое-то время было отвлечено дракой Курая с чужой овчаркой, в три прыжка догнала беглеца и повалила. Схваченный трусливо завопил.
— Не уйдешь, — севшим голосом сказал Стручков, стряхивая капли крови с пораненной ладони. — А придется худо нам, отправишься туда вместе с нами. — И он выразительно показал на автомат.
Удар прикладом положил конец схватке Курая с черной овчаркой.
Между деревьев уже мелькали преследователи. Выбора не оставалось.
— Айда! — скомандовал Стручков, и они побежали по болоту.
Эта равнина вовсе не была такой ровной, какой казалась с холма. Почва под ногами тряслась и вздрагивала, местами она была теплой; и собаки, подушечки лап которых не были защищены обувью, все время принюхивались к земле.
Они успели отдалиться метров на двести, когда сзади раздались крики, требовавшие остановиться. Затем прожужжало несколько пуль. На склон холма высыпало не меньше взвода гитлеровцев. У трех или четырех со сворок бешено рвались собаки. Первых двух они спустили с поводков, рассчитывая, что те сумеют догнать и задержать преследуемых, и — поплатились за это.
Майор, которого подгоняли клыки Динки, вдруг нелепо подпрыгнул и ткнулся носом в землю. Ну надо же! Шальная пуля зацепила его. Сейчас невозможно было установить, насколько серьезно ранение; может быть, оно было пустяшным, но майор стонал и отказывался идти дальше, показывая на кровь, выступившую на бриджах.
— Тикай! — закричал Майборода, оборачиваясь и стреляя из автомата. Преследователи были уже не больше чем в сотне шагов. Уже слышалось надсадное громкое дыхание овчарок.