— Иди… И не пререкайся… А потом, чтобы я больше не слышала этой клички — Кончак. Ковалика зовут Лёвой.
— Всё равно не пойду, — упёрся Витька.
Мария Григорьевна поднялась, проговорила задумчиво:
— Ну что ж, может быть, мне уйти… У тебя сегодня воинственное настроение.
Витька смутился, растерянно посмотрел на ребят.
Кончак делал ему знаки: не валяй, мол, дурака. Генька кивал в сторону Валиной парты… Витька заметил круглые, выжидающие глаза Пашки и аккуратный Валин пробор: она по-прежнему сидела на самом краю скамьи и, наклонив голову, смотрела в тетрадь… «Чего доброго, маму вызовут», — тоскливо подумал Витька, взял свой портфель и поплёлся к Валиной парте.
«Всё равно к Лёвке пересяду», — успокаивал он себя и даже не стал ничего доставать из портфеля.
— Запомни, — сказала Мария Григорьевна, — теперь ты будешь сидеть здесь всё время, я предупрежу всех учителей. — Она стала объяснять урок.
А Витька проклинал сегодняшний день и угрюмо посматривал на свою чистенькую робкую соседку: «Вот грымза, маменькина дочка, это из-за тебя всё…»
Валя задвигалась: наверно, у неё заболела спина от неудобного сидения.
Витька вырвал из тетради листок, крупными буквами написал: «Сиди и не шевелись!»
Валя прочитала записку, замигала ресницами и отвернулась. Витька погрузился в свои мрачные мысли: «Пашка не зря сказал: „Имеешь“; наверно, сегодня будет ждать после уроков…»
Вдруг Витька заметил перед собой Валину руку с аккуратно подстриженными ногтями. Рука подвинула ему тот же листок бумаги и, словно испугавшись чего-то, быстро отдёрнулась назад.
«Послушайте, за что Вы меня ненавидите?.. Я Вам не сделала ничего плохого…» «Вы» и «Вам» было написано с большой буквы.
«То-то, — подумал Витька, — запела!» Потом он стал соображать, что бы ответить позаковыристее… Он ломал голову, вспоминал разные непонятные заграничные слова и вздыхал потихоньку… «Генька вот сразу бы выдумал что-нибудь такое…» Витька посопел, почесал за ухом и наконец приписал под Валиными ровненькими строчками: «Презираю девчонок!»
Валя прочитала, и лицо её стало таким обиженным, будто она хотела сказать: «Но ведь я же не виновата, что родилась девчонкой». А Витьке было наплевать. Он сразу проникся к себе уважением, нахмурился, скрестил руки на груди и просидел так до самого звонка.
На всех переменах Пашка шушукался с Савкой и Севкой. Они многозначительно поглядывали на Витьку, а после уроков первыми побежали в раздевалку.
— Наверное, опять драться надо, — сказал Витька Кончаку, — как ты думаешь?..
— Факт, — уверенно ответил Кончак. — Как дважды два… Ты только не теряйся… А если что, мы рядом будем…
— На случай провокации, — пояснил Генька и взял Витькин портфель.
На крыльце толпился почти весь класс. Некоторые мальчишки были серьёзны, как бы подчёркивая тем самым важность момента. Другие толкались, спорили и смеялись. Девчонки кучками ходили по палисаднику. Всем известно, что девчонки не меньше мальчишек любят смотреть драки.
Когда Витька, Кончак и Генька вышли на крыльцо, все смолкли, расступились. Витька шёл как по коридору, а в конце этого коридора, расставив ноги, набычив голову, стоял Пашка.
Витька не хотел драться. Он решил обойти Пашку, не задевать его. «Может, уладится?» — шевелилась в голове трусливая мысль.
Дорогу Витьке преградили ухмыляющиеся Севка и Савка… Генька и Кончак стояли позади, а за ними теснилась насторожённо-любопытная ребячья толпа. Витька оглянулся, понял: отступать нельзя, да и некуда.
— Ну, ты… — подошёл к нему Пашка, — может, прощения попросишь? Я добрый…
Витька нахмурился, вынул из карманов руки и, не говоря ни слова, влепил Пашке по носу сильный прямой удар. Пашка не ожидал такого решительного начала, но не растерялся и бросился на Витьку.
Минуты две они скакали друг перед другом, как боксёры, примеривались и прицеливались… Наконец Пашка улучил момент и ударил. Витька успел отскочить слегка в сторону. Кулак ожёг Витькино ухо, а сам Пашка, потеряв равновесие, повалился на своего врага. И тотчас Витька снизу ударил его в подбородок, схватил за ворот, сильно дёрнул на себя и отскочил. Чтобы не упасть, Пашка низко согнулся, побежал, часто перебирая ногами, и врезался головой в плотное кольцо ребят.
— Балет что надо, — съязвил Кончак.
Пашка ничего не видел… Окончательно выйдя из себя, он ринулся на Витьку… Но крепкий, хладнокровный удар бросил его на землю.
Добиться славы трудно, а рушится она в один миг.
Пашка сидел на мокром асфальте и тупо смотрел вслед уходившему Витьке. Он ещё не осознал, что произошло… И, только увидев, что ребята равнодушно обходят его, а некоторые даже бросают на него сочувственные взгляды, вскочил, погрозил кулаком и вдруг заревел, густо, с переливами.
— Всё равно имеешь!.. Берегись теперь!.. — бормотал он, размазывая слёзы по толстым щекам.
Рядом, растерянные, топтались Севка и Савка. На душе у них было гораздо хуже, чем у их ревущего патрона. Отсвет Пашкиной славы, которым они прикрывались, как щитом, погас совершенно неожиданно. Что будет?..
Витька шёл, окружённый ребятами. Он невпопад отвечал на разные: «Здорово ты его…», «Не будет задаваться!», «Давно его надо было проучить!»
Весь вечер Витька был не в себе. За ужином он плохо ел, не смотрел на мать. Его не покидало ощущение неловкости. Раньше он никогда не чувствовал себя героем, а, видимо, и к этому нужна привычка. Мать не приставала к нему с расспросами, но Витька то и дело ловил на себе её озабоченный взгляд.
На следующее утро Витьке не хотелось идти в школу. Но там могли подумать, что он струсил, и Витька пошёл. Он вышел из дому даже раньше обычного.
Солнце слепило глаза, оно было в каждом окне, в каждой льдинке. Вокруг капало, звенело… Около луж буйно дрались мокрые, взъерошенные воробьи. Витька отломил острую прохладную сосульку. На вкус она отдавала железом, а язык после неё стал шершавым. С крыш сбрасывали снег. Дворники кричали: «Берегись!»
Ребята, сбегавшиеся в этот час к школе, останавливались, смотрели, как плавно переворачиваются в воздухе глыбы слежавшегося снега, как они тяжело ухают об землю.
Витька тоже задрал голову. Маленькие человечки на крыше семиэтажного дома бесстрашно орудовали лопатками. Кто-то тронул его за рукав. Витька вздрогнул и обернулся. Перед ним стояла Валя.
— Тебе чего?
— Меня этот… Кончак послал, — запнувшись, сказала она и вдруг торопливо зашептала: — Не ходи к школе, там Пашка каких-то мальчишек привёл… Они тебя ждут.
Сердце у Витьки упало — вот она, расплата за вчерашнее геройство… Он опустил голову и глухо спросил:
— Сколько их там?
— Человек пять.
— А чего же Лёвка, Генька и другие ребята?
— Генька говорит: нельзя коллективную драку у школы устраивать… Ещё и за вчерашнее попадёт.
Витька посмотрел на Валю с какой-то обидой: «И чего Кончак эту Вальку прислал? Не мог уж сам прийти… Вдвоём бы пробились».
Валя, должно быть, угадала его мысли.
— Он бы сам пришёл, только за ним Пашка следит… Кончак тебя у окошка ждёт. Ты пройди в соседний двор, перелезь через забор в школьный сад с той стороны…
— Ладно, — кивнул Витька.
Валя постояла рядом, потом сказала: «Ну, я пошла» — и, не оглядываясь, побежала вдоль улицы. С крыши упала очередная глыба, высокий фонтан снега запорошил Валину фигурку в синем пальто, с выпущенными из-под берета косами. Но Витька даже не посмотрел ей вслед, он соображал, что же такое затеял Лёвка и у какого окна он его ждёт. Раздумывать долго было некогда. Витька направился в соседний со школой дом.
Большой асфальтированный двор дома был отгорожен от школы некрашеным дощатым забором. У забора высились поленницы дров, покрытые сверху досками, ржавым железом и толем.
Витька залез на поленницу, бросил через забор портфель и прыгнул в твёрдый талый снег. Потом по дорожке, утрамбованной ещё зимой лыжниками, побежал к школе. Он заглядывал в окна первого этажа, когда услышал свист над головой. Крайнее окно во втором этаже приоткрылось, и Витька увидел чернявую Лёвкину голову.
— По трубе. — Кончак показал пальцем на проходившую неподалёку от окна водосточную трубу.
— А портфель? Куда я его, в зубы, что ли?..
Лёвка закивал, шлёпнул себя по лбу: мол, блестящая мысль.
— Быстрее давай! Звонок сейчас будет.
Витька покрутился, пытаясь лезть с портфелем в руке. Никак!.. Тогда он зажал ручку портфеля зубами — во рту сразу распространился солёный, неприятный вкус кожи, — обхватил трубу руками и полез. Пальцы моментально озябли, шею ломило, сводило челюсти… На обхвате, поддерживавшем трубу, Витька сделал передышку. Во рту накопилось столько слюны, что она текла по подбородку, но сплюнуть было невозможно.
Кончак подбадривал Витьку из окна:
— Давай, давай… Тут самая малость осталась!
Окно приоткрылось пошире, рядом с Лёвкиной головой показалась Генькина.
Витька кивнул ему и полез дальше.
Самое трудное было перебраться от трубы к окну. За стенку не уцепишься, а ходить по карнизам без поддержки могут только лунатики, и то, наверно, это враки… Витька хотел рассердиться на своих товарищей за то, что они заставили его мучиться с портфелем в зубах, но тут из окна высунулась длинная швабра, которой нянечки подметают коридоры. Кончак и Генька осторожно, стараясь не задеть Витьку, просунули её конец между трубой и стенкой, за другой конец крепко уцепились сами.
Держась за швабру, Витька осторожно сделал по карнизу шаг, другой… У окна в его пальто вцепились сразу двадцать пальцев. Он благополучно спрыгнул на кафельный пол уборной, а забытая впопыхах швабра полетела вниз.
— Ладно, потом сбегаем за ней, — махнул рукой Лёвка. — Иди в класс; я твоё пальто на вешалку отнесу… Да быстрее, а то войдёт кто-нибудь… продраят за открытое окно.
Генька остался закрывать окно, Кончак помчался в раздевалку… А Витька, вытирая рукавом куртки подбородок, отправился в класс.