Но самое необыкновенное — это музыка. Неизвестно откуда слышится таинственная, грустная музыка. Серебряные колокольчики перезванивают, барабаны рокочут, дудят маленькие трубы…
Вот будто кто-то заплакал, барабаны умолкли, одни трубы вздыхают, жалуются… А вот задребезжал колокольчик, залился тоненьким смехом. Медные тарелки ухнули — бумм! — и оборвали смех. Снова трубы заплакали…
Петька слушает, боится дохнуть.
И красиво, и страшно!
Понемногу привык он к сумраку и тогда увидел самих музыкантов.
Они сидели в воде. Лунный свет переливался и тлел в их больших, как луковицы, глазищах. Петьке показалось, что, коснись эти глаза воды, — они зашипят, словно угли.
Под каждой парой глаз надувалось горлышко. Оно дрожало, расталкивая вокруг мелкие кружочки волн.
Лягухи…
Кто бы поверил, что у них такие серебристые голоса? Или, может, это не лягушки, а жабы?
Разом, будто повернули выключатель, глаза погасли. Лягухи осели под воду. Волны затихли, всё смолкло.
Какая-то опасность. А где?
И тут Петька увидел, как по лунной тропинке шагают птицы. Парочка кургузых птиц на длинных ножках, покачиваясь, шла от камышей. Прямо по воде!
На середине пруда встали. Стоят, как на жёлтой слюде.
Задумчиво, медленно поклонились, разошлись. Вот присели, повернулись. Присели, повернулись. Пляшут!.. Движения плавные, тягучие, как во сне…
Что за птицы? Похожи на обыкновенных болотных курочек, которых Петька не раз встречал на реке. Но кто видывал, чтобы курочки разгуливали по ночам на пруду? И как их вода держит? Или, может, не на воду они ступают, а на листья кувшинок и ряску?
Петька протёр глаза, но разглядеть хорошенько не поспел.
Тень, лёгкая и быстрая, скользнула в зелёном тумане. Курочек будто ветром сдуло обратно в камыши. А к воде беззвучно опустилась дымчатая сова, села на кочку пуховым комком.
Петька замер.
Сове-то что здесь надо?
Сова раздвинула крылья, осторожно опустила кончики в воду. Покачала. Потом подняла над спиной и затрясла, — забренчали, затенькали невидимые капли. Словно дождик пошёл.
Что она делает?! Купается? Или крылья запачкались, так она их выстирать решила?
Вот смех-то!..
Подумал Петька про крылья и сразу вспомнил о гусях. Как вскочит! Гусей-то нет. Где же гуси?
Проспал!!
А гуси дремлют под берегом, головы под мышки завернули. Погнал их Петька к дому, по дороге раздумывает: что за чудеса ему на пруду привиделись?
Уж не во сне ли?
Дома старшая сестра заругалась, что поздно пришёл, а потом сжалилась и спрашивает:
— Надоело, поди, с гусями-то скучать? Хочешь, я завтра тебя сменю?
Петька наотрез отказался:
— Нет, что ты! Я уж сам.
Решил разобраться, во сне всё было или наяву.
И с тех пор часто на пруд бегает.
Там, оказывается, здорово интересно!
Гуси — водоплавающие птицы, родичи уток. У них лапы с широкими перепонками между пальцами, чтобы грести в воде, как вёслами. Днём гуси пасутся на заросшей растениями мелкой воде или на прибрежных лугах, на ночь их загоняют на птичий двор.
В небольших водоёмах в брачный сезон самцы лягушек устраивают «концерты», призывая самок. Разные лягушки кричат на разные голоса. Травяные лягушки тихо «булькают», а когда икра отложена, выбираются на берег. Прудовые лягушки громко квакают всё лето, замолкая только в ненастную погоду или когда напуганы. У них в углах рта есть специальные кожистые складки: когда лягушка квакает с закрытым ртом, складки раздуваются и превращаются в большие белые пузыри. Они выполняют роль резонатора: чем сильнее надуты пузыри, тем громче кваканье.
Болотная курочка, или камышница, — небольшая птица. Эти курочки живут скрытно по берегам озёр и речек, бегают среди зарослей или плавают на мелководье, выхватывая клювом из земли или воды всякую мелкую живность.
«Дымчатой» называют сову-неясыть за серо-бурый окрас, который маскирует её среди деревьев. Неясыть размером с ворону, у неё плоское «лицо» с большими глазами. Как и все совы, она охотится по ночам на мелких грызунов и птиц, летает совершенно бесшумно благодаря особому устройству перьев.
Грозный петух
Охотники из лесу принесли маленького лисёнка. Тощий такой был, головастый, с белым галстучком и в чулочках. Поглядишь и скажешь: впроголодь жил.
Хозяйка, бабушка Поля, как увидела, — сразу поперёк:
— Не пущу! Несите назад. Он у меня всех курчат передавит.
Кое-как уговорили всё-таки. Стал лисёнок жить во дворе, в старой собачьей будке.
Первые дни тишком сидел, носа не выказывал. Бабушка Поля, когда ему еду носила, наставляла со строгостью:
— Вот, вот… Так-то лучше! Хочешь жить у меня, — смирно сиди!
Но лисёнок скоро осмелел. Попривык. Начал из будки вылезать да всё дальше и дальше.
А во дворе у бабушки Поли — птичник. Живёт старуха небогато, работать уже не может и, чтоб перебиться, растит на продажу кур.
Весной посадила на яйца много квочек, да всё в разное время, и теперь собрались у неё и цыплята, и оперившиеся курчата, и почти взрослые петухи да куры.
И вот случилось так, что в маленьком тощем лисёнке всё-таки пробудился лесной хищник и позвал на охоту.
В полдень разомлевшие птицы купались в песке. Лисёнок из тёмной будки позыркивал на них зелёным глазом, а потом — шасть на двор и пополз.
Он полз, как настоящая большая лиса, — стлался по земле, перекатывался, и только лопатки ходили под шерстью.
И уж совсем приблизился к птицам.
И уже подобрал под себя лапы, чтобы вот сейчас, вот-вот, выстрелиться по ближней курице.
Он уже глазами взял её, хапнул.
И тут помешала муха.
Синяя, будто лакированная муха звякнула над землёй, и один молоденький петушок не поспел склюнуть её на лету, вскочил и за ней помчался.
Муха взвилась, петушок подскочил, опять промахнулся — и вдруг встал нос к носу с лисёнком.
Перед обалделым петухом горели два зелёных зрачка и дрожала, втягивала куричий дух мокрая, чёрная тюпка лисьего носа.
То ли растерялся петушок, то ли не разглядел впопыхах, но, не раздумывая, очень крепко, он взял да и кокнул по этой дрожащей тюпке.
Будто взорвался песок, петуха вбок бросило, а лисёнок, наддавая ходу, понёсся прочь.
Он визжал на бегу, а потом было слышно, как с разлёту он шмякнулся о заднюю стенку будки и смолк — видно, дочиста лишился голоса.
Очень худо кончилась для него первая охота.
И вот ведь как запоминаются такие уроки!
Даже когда подрос лисёнок, и то грозного петуха стороной обегал.
До слёз, бывало, смеялись наши деревенские: ходит по двору бабушки Поли чуть ли не матёрый лисовин, а как завидит Петькин хвост, — сломя голову бежит к будке, да еще повизгивает со страху.
Лису обычно называют рыжей за основной тон окраски её туловища, но на самом деле она не совсем, а иногда и совсем не рыжая. Охотники различают лисьи «кряжи» по основному типу окраской: огнёвка ярко-рыжая с белым брюхом, у сиводушки спина буро-серая, бока рыже-жёлтые, брюхо тёмно-бурое, у крестовки тёмная окраска лап слита с широким тёмным «ремнём» на спине. У этих лис лапы и тыльная сторона ушей чёрные, низ головы и кончик хвоста белые: такая особенность окраски проявляется у лисят уже в самом молодом возрасте. Лисы, живущие в северных лесах, самые яркие; живущие в степях и пустынях окрашены в серо-песчаные тона. Кроме того, в природе встречаются меланисты-чернобурки, у которых вся шкура чёрно-бурая или чёрная. В неволе выведен серебристо-чёрный кряж, у этих лис чёрные волосы с белыми кончиками.
Появление на Шашковой поляне
Самое дальнее поле нашего колхоза — Старые лужки. Осенью там работал комбайн, убирал хлеба. Комбайнерам отлучаться было некогда, и поэтому обедали и ужинали они прямо в поле. А еду им приносили наши ребята.
Однажды очередь идти выпала Петьке Шумову и Лене Байковой. Едва начало смеркаться, как они отправились в путь — впереди Лена с узелком под мышкой, позади — Петька с чугунком в руках.
Дорога — не близкая. Сначала тянется она вдоль реки, потом сворачивает в лес. Шагают Лена и Петька, торопятся.
Вечера уже тёмные, глухие. Идёшь полем, так хоть звёзды видны в небе, а в лесу — и вовсе тьма. Ничего не разглядеть.
Хорошо ещё — голова у Лены белобрысая, светлая. Она смутно белеет впереди, и Петька не боится Лену потерять. Зато под ногами у него всё время трещат какие-то сучья, коренья, валежник. Петька не тяжёлый, а какой-то неповоротливый. Хоть и старается ступать осторожно, всё равно шум в лесу такой, будто продирается сквозь чащу корова.
Дошагали Лена и Петька до просеки. Тут Лена остановилась и говорит:
— Давай свернём на тропку. Нам спешить надо, а тут путь будет короче.
Петька на сучок наступил, вздрогнул. Отвечает:
— Это верно… Только давай пойдём по дороге. Безопасней!
— Почему?
— Да на тропке твоей — ямы всякие, бугры… Ноги ещё поломаешь!
— Какие ямы?!
— Ну, не ямы… а сучки там, деревья…
— Что за чепуховина? — разозлилась Лена. — Ступай без разговоров!
И пошла по тропке.
Петьке делать нечего — двинулся следом. Немного прошагали молча. Потом Петька опять говорит:
— Слышь, Лен! Вернёмся на дорогу…
— Зачем?
— Я хотел тебе сказать… Только не смейся, это верно… Тут место — нечистое!
Лена от удивления к нему повернулась.
— Чего-о?!
— Ей, ей. Знаешь, впереди Шашкова поляна? Так вот… Лучше туда не захаживать. Там появление такое является…
— Что за появление?