– Извините, – сказал Игорь, – сам не пойму, как это вышло. Вроде бы пусто было.
И так при этом, надо думать, нелепо, безнадежно выглядел, что тот, в грязной «королле», просто махнул рукой и начал поднимать стекло, отсекать осень.
«Ну что теперь, давай, езжай, освобождай людям дорогу, лох…»
Чего угодно можно было от фашистов ждать, но только не этого. Лицо большого друга СССР, потомка пролетарского писателя Бернгарда Келлермана, как его однажды назначил и определил Олег Геннадьевич Запотоцкий, светилось в это утро совсем не братским, интернациональным счастьем:
– Да, Игорь Ярославович, вы правильно все поняли, мы прекращаем, в строгом, так сказать, соответствии с пунктом шесть точка восемь вашего договора о предоставлении услуг, его действие, – от удовольствия произносить эти две цифры вслух и главное в лицо, глаза в глаза Игорю Валенку красная репа Роберта Альтмана вся празднично и нежно дымилась свежей росой. Сверкала и блестела.
– Имеем полное на это право, не так ли?
– Да, да, конечно, – Игорь кивнул и, словно механический дурак с мгновенно лопнувшей пружинкой и замирающим теперь внутри маховичком, добавил: – за месяц письменно предупредив…
– Что и делаем, что и делаем, – затрясся радостно, как-то особенно празднично зашевелился, заиграл электричеством русый волосяной прибор на крепкой кирпичной морде с цинковыми жилками. Писательские усы, переходящие в артистическую бородку, торжествовали. И каждый собой довольный волосок в них терся о другой, как ножки заевших, закусавших, забодавших целое коровье стадо мух.
– А на руки, вы насчет соблюдения формальностей будьте спокойны, на руки мы вам дали просто копию, да, копию письма, для сведения, а официальное уже отправлено вам почтой, как и положено, конечно, с уведомленьем о вручении, – счел Альтман таким изящным образом необходимым и обязательным лишний раз напомнить, что ООО «КРАБ Рус» не шарашкина контора из Киселя или из Южки, а европейская компания мирового уровня.
– Да-да…
Об этом офис-центре, который этаж за этажом уже полтора года поднимался в центре Киселевска, на какой-то из планерок говорил Потапов.
– Туда не влезем, Олег Геннадьевич, туда «Ростелеком» затаскивает свое волокно…
Оптико-волоконный кабель, из многожильных обрезков которого кустари-умельцы ваяют на продажу ночнички-дождички, радужные сувенирные фонтанчики на батарейках. А радость, чувство глубокого и полного удовлетворения сварганили буквально на глазах искрящуюся масочку на губы, переливающуюся победным серым, рыжим, голубым эспаньолку директора русского представительства и сервис-центра «Крафтманн, Робке унд Альтмайер Бергбаутекник». Сургучнорожий, из простой, подножной карагандинской глины деланный человек, которого Игорь Валенок с такою легкостью и столько раз в этом году ставил в тупик и загонял в угол, теперь отыгрывался с видимым наслаждением за все:
– Вы сами, Игорь Ярославович, надо вам честно признаться, нам очень, очень помогли принять решение о переезде. Прямо-таки своевременно обратили внимание на то, что сюда, в Большой Южбасский технопарк…
Игорь и забыл, что этот островок в полях за Красным камнем, неэстетичное собрание полу– и недовведенных в эксплуатацию сооружений промышленного назначения, носит такое в будущее устремленное, крылатое название – Большой Южбасский технопарк… Не АБК «Филипповское», не шахтоуправление… вовсе нет… Большой Южбасский…
– …еще по меньшей мере два года, – между тем, сияя влажной мордой и выпуклыми зенками, продолжал самим собою гордый Роберт Альтман добивать Игоря Валенка, – не будет обеспечиваться высокоскоростным Интернетом по проводным линиям. Да. Очень вовремя вы нас предупредили об этом обстоятельстве. Мы занялись вопросом, и теперь к нашему новому офису в центре города и физически намного лучше будет доступ у клиентов, и, так сказать, электрически…
– Это вам «Ростелеком» пообещал или опять ваш собственный системщик Герман? – не удержался и спросил пылающего счастьем Альтмана Игорь Валенок.
И тут, едва лишь прозвучало пушкинское имя программиста ООО «КРАБ Рус», разительная перемена произошла с лицом директора. Оно тотчас же перегрелось, набрякли жилки, почернели глазные впадины, и розовым, кровавым, внутренним окрасило белки, наружу вышло то, что питало и подогревало счастье, торжество и радость дня – ненависть.
– К вашему сведению, Игорь Ярославович, для полной ясности, господин Капштык в нашей компании больше не работает.
– Что так? – Игорь решил, что деликатничать не стоит, жалеть слишком зарвавшегося немца, – хороший был специалист, всегда отстаивал ваши интересы…
– Мы знаем, да… отлично знаем, что он и как отстаивал, когда ваши люди свободно шастали у нас на сервере…
Вот как? И это не осталось тайной. Какой-нибудь долгоиграющий подарок оставил Шейнис? В каких-нибудь конфигах пошурудил. Нечаянно лишил возможности бойкую секретаршу Альтмана ходить по чатам? Нет, вряд ли. Не похоже на него. Скорее всего, сам простодырый Герман Капштык и доложил. Где-нибудь ляпнул, рассказал, каким оригинальным образом решилась проблема с безопасностью, как был закрыт доступ извне. Кто посоветовал и по какой причине…
– Мне кажется, здесь очевидное досадное недоразумение, – очень спокойно, глядя прямо в глаза перекалившемуся, черному Роберту Бернгардовичу, сказал Игорь, – мне кажется, что было бы вернее и прагматичнее с вашей стороны, прежде чем делать скоропалительные выводы и принимать решения, позвонить нам, пригласить на встречу, пообщаться… Во всяком случае мы были, есть и остаемся открытыми для сотрудничества… Если вас качество вдруг не устроит, цены, сервис…
Альтман был так поражен, что его бомба с подломом сервера не взорвалась, даже не пшикнула как следует, не навоняла даже, так ошарашен, что, не сводя мутных от злобы и обиды глаз с лица Игоря Валенка, безропотно принял протянутую на прощанье руку и крепко, с тевтонской четкостью, пожал. А после отпустил.
И ничего… Ничего кроме отвращения не испытывал Игорь, спускаясь по лестнице АБК, проходя стоянкой, садясь в машину. Отвращения к себе, к Запотоцкому, к Шейнису и к волосам. К холеной, аккуратно стриженной одежной щетке под носом начальника орднунга ЗАО «КРАБ Рус». Бракованной, с большой кривой дырой для тонких губ посередине, но все равно при деле, в ходу, в работе.
Точно так же, как и он сам. Игорь Валенок. Бракованный. В разладе сам с собой и с жизнью. И все равно скребущий. Упрямо царапающий по ее поверхности.
Какое-то время тому назад на гигантской монстере, страстно осваивающей, буквально хавающей, жрущей пространство в кабинете Запотоцкого, появились загадочные емкости. Какие-то культяпки пластиковых бутылок, самодельные высокие стакашки, примотанные пищевым полиэтиленом к зеленому хрящу ствола. Во влажных полупрозрачных объемах этих мензурок, как толстые коктейльные соломинки, томились темные отростки хищной лианы.
«Сок он, что ли, собрался доить из этой холеры? – с непередаваемым, буквально тошнотворным отвращением всякий раз думал Игорь. – Не очень-то похожа на березу эта тварь, даже тропическую…»
Нет, оказалось, эфиопским жизнеутверждающим хлорофиллом заботливый Олег Геннадьевич вполне гуманно решил укреплять коллектив, не внутренне, а исключительно наружно. В начале декабря отростки, дружно давшие корни, были отрезаны от материнского ствола, пересажены в горшки и расставлены на разнообразных окнах кабинетов ЗАО «Старнет». Один такой с первым уже многопалым, хищным листом завелся и в комнате, которую Игорь делил с друзьями, Гусаковым и Полтораком.
Этот молодой, но вездесущий посланец генерального директора произвел неожиданное действие на вечно шумно и громко выяснявших отношения Полтаракана и Бобка. Во всяком случае, в первое утро явления на подоконнике рассады с мощным зубастым листком оба помалкивали. Сидели насупившись, пищали клавишами калькуляторов, шуршали листками ежедневников, щелкали кнопочками шариковых ручек, явно при этом стараясь не коситься и не оборачиваться на неожиданного растительного соглядатая. И лишь направившись куда-то, у самой входной двери, Полтора Рака позволил наконец вопросу, который, надо думать, давно ему не давал покоя, томил и мучил, слететь с языка:
– А что, правду говорят, Игорь Ярославович, что немец-то наш ту-ту? Прислал письмо Онегина Татьяне?
– Телегина! – мрачно сказал ему в спину, в закрывшуюся за частью таракана дверь сельский балалаечник-каламбурист Боб Гусаков. – Наверное, уже успел боссу напеть где-нибудь под сурдинку в коридоре: вот дали бы ему фашистов, как он весной предлагал, не упустил бы гадов…
Игорь не сомневался, что не только в коридоре, под сурдинку, но и явно, на совещании у Запотоцкого Полторак найдет способ напомнить, в связи с письмом большого пролетарского писателя Ганса Фаллады, и о себе, недооцененном Андрее Андреевиче, и о не полном, на этом фоне, служебном соответствии Игоря. Игоря Ярославовича Валенка. Кандидата технических наук. Ха-ха.
Однако Полторак торжественно блестел глазами, но рта не открывал. А Запотоцкий, мичуринец, растениевод, был необычно сух и очень немногословен.
– Ну что же, к сожалению, и такое случается. Лояльность – несвойственная, прямо скажем, клиентам добродетель, захватчикам и реваншистам и подавно…
«Лояльность, да…» – и сразу вспомнилось, как вскинул Запотоцкий брови и громко, с неприязнью фыркнул, когда, рассказывая ему сейчас же по возвращении из Киселевска всю эту дурацкую историю, Игорь упомянул подломаный с благими намереньями сервак.
– Тупые идиоты! Шизофреники все до одного, – сказал тогда злобно Олег Геннадьевич и со стуком всадил остро заточенный карандаш в стаканчик с письменными принадлежностями. Как в Гитлера. Штык или нож.
Сейчас, три дня спустя, он был спокоен, трезв и рассудителен:
– Да и вообще, с учетом того расширения клиентской базы, что произошло за время работы у нас Игоря Ярославовича, ее принципиальной диверсификации, потеря немцев обидная в моральном отношении, но в целом, в номинальном, денежном выражении малосущественная. Не так ли, Анна Андреевна?