Когда Игорь подбежал к «тойоте», из ее открытой передней двери торчали ноги водителя. Он что-то искал в темноте между сидений на резиновых ковриках. Потом сполз с кресла, выпрямился, развернулся и, посмотрев на Игоря странными, птичьими глазами, спросил:
– Ты с «лансера»? Фонарик у тебя есть?
– Зачем?
– Да телефон. Я разговаривал как раз, когда та сука наскочила. Хер знает, куда труба выскользнула, не видно ни фига…
– А вы не видели, как я вас предупреждал, сигналил и дальним мигал?
В угольной бездне пустых глаз возникли и поднялись к самой поверхности злые и неприятные огоньки.
– Слушай, земляк, – сказал водитель не разрезанного пополам ножом, а лишь счастливо изуродованного внедорожника, живой, на вид вполне разумный человек, – я на дорожное хамье не реагирую принципиально.
У каждого своя дорога на Красный камень, в Киселевск. Игорь ездил через Кутоново, Афонино и Дальние горы. Такой путь показал ему в один из самых первых дней работы в ЗАО «Старнет» сам Запотоцкий. Игорь как раз менял машину, а Запотоцкий, считая, что должен сам лично представить немцам, ключевым своим клиентам, нового старшего менеджера по продажам, постановил ни в коем случае дело это не откладывать.
Поехали на «пассате» Олега Геннадьевича. Новеньком черном полноприводном V6 с двигателем 2,8 литра. Круглые, блестящие заводские нашлепки на решетке радиатора и крышке багажника навязчиво напоминали свастику. Кресты на лбу и в заднице.
Олег Геннадьевич был в отличном расположенье духа, гнал всю дорогу и говорил не останавливаясь. Вводил в курс дела. Рассказал о предшественнике Игоря Римасе Рузгасе. Очень веселился:
– Ты знаешь, у меня традиция такая – старший менеджер всегда со степенью, как минимум кандидат. Технических наук или математических…
Рузгас когда-то точно так же, как и Валенок, работал в институте. На кафедре теоретической механики. Но Игорь знал его лишь шапочно, практически не соприкасался, хотя совсем не замечать, конечно, не мог. Уж очень был большим этот Римас Рузгас, не только повыше вовсе не маленького Валенка, но и заметно толще. По-настоящему гора, причем с юности. Впрочем, в плоскости физиологии параллели между своими сотрудниками, бывшими и новыми, Запотоцкий проводить не стал. Все так же посмеиваясь, рассказывал о другом:
– Невероятно хитрая жопа. Два года ждал это свое литовское гражданство, и никому ни слова, молчал как партизан, и только когда приперся уже с заявлением, тогда сознался. Гражданин страны ЕС теперь. Может покласть на всех и облокотиться.
Игорь потом часто думал, как, в отличие от него самого, наверное, радовался Рузгас, катаясь сюда, к немцам. Два года своего опасливого, долгого молчания, должно быть, утешался их видом, как зримым свидетельством того, что может сбыться. Станет и он одним из них. Вражиной.
А сама встреча с руководством «КРАБ Рус» была не слишком долгой и не слишком содержательной. Чуть ли не вся посвящена обсуждению предмета, весьма далекого от связи, – невиданной азалии, стоявшей на окне кабинета Бурке.
– Дает цветы круглый год, – хвастался Бурке, необыкновенно гордый своим кустом, действительно обсыпанным, как фантиками, розовым. – Только совсем малые перерывы есть, когда цветов нет. Но очень небольшие.
– Не может быть, – охал Запотоцкий, – азалия обычно, как раз наоборот, цветет раз в год. А в остальное время голая, в смысле, одни лишь листья. Никаких цветов.
– Так значит вам нравица? Короша? – от радости Бурке язык не контролировал, и вообще смотрел любовно на все вокруг, даже на Игоря Валенка. И было ощущение, что он в порыве внезапно открывшейся душевной широты и полноты накатившего счастья прямо сейчас отрежет Запотоцкому пару-другую молодых отростков на развод. Аккуратно обернет свежие хвостики в салфетку, смоченную разведенным аспирином, в чистый платок уложит и так подарит.
Но ощущение обмануло. Попрощались самым обычным образом, безо всяких сентиментальных отклонений от деловой практики и этики. С одной прочной надеждой на дальнейшее укрепление сотрудничества. И лишь в машине, когда Олег Геннадьевич, уже выезжая со стоянки, от всей души ругнулся, понятно кого имея в виду: «Вот ведь фашист!» – Игорь понял, что не он один бывает минутами наивен и смешон. И может порой искренне верить в возможность абсолютно невозможного.
Минуя Дальние горы, на том участке, где улица Толстого плавно через Дзержинского перетекает в Маяковского, Игорь увидел толстенького щенка. У изгороди частного дома, что вереницей, как обрывки ниток, соединяют в одно целое заплатки городских районов Киселевска, милая помесь бульдожки с носорожкой, такого же серого от угольной сажи цвета, как снег и небо, ни на кого внимания не обращая, гонялась за своим собственным хвостом. Игорь обрадовался. Он первый раз заметил только что рожденный шарик с ушками возле этой ограды два месяца тому назад. Еще подумал: «Как близко, как опасно, у самой дороги» – и все. Дважды с тех пор здесь проезжал и ни разу больше не видел, как будто бы и это, еще одно нехорошее предчувствие, сбылось. Был песик и не стало.
А вот и нет. Как хорошо. Живой вот и здоровый. И даже больше того. Маленький и жалкий молокососик на слабых ножках превратился за эти пару месяцев в забавного пухлого увальня с толстенькими лапками. Растет, крепчает.
«Скоро, наверное, уже по-взрослому обгавкает», – подумал Игорь, и так от этой мысли стало весело, приятно, как будто невзначай удостоверился в существованье другой жизни, совсем отличной от той, которой сам живешь. Без ЗАО и ООО, бобка и половины таракана, пусть нарисованной углем, но светлой и простой, где лишь одна помеха – хвост. И тот однажды непременно скусишь.
А в ООО «КРАБ Рус» были большие перемены. Крафтманн, Робке унд Альтмайер, оптимизируя лестницу управления, отозвали в Германию бессменного директора русского сервисного центра и представительства Вольфганга Бурке. И его место в Киселевске занял бывший зам по сервису, наш, некогда карагандинский человек с удивительно подхалимским именем. Словно нарочно составленным из звуков всех трех хозяйских Роберт Альтман.
Этот при встрече продемонстрировал дружелюбие не бундесверовским роботизированным русским, а отчеством.
– Игорь Ярославович? Очень приятно. Роберт Бернгардович.
Но на этом вся теплота и кончилась.
– Мы думаем, Игорь Ярославович, что у вас неоправданно высокие цены при недостаточно высоком качестве.
Любимая песня Бурке. Вся разница лишь в том, что при немецком немце она сопровождала платежи, перечисление денег, и потому казалась законной частью бизнеса, а вот при нашем, карагандинском фрице стала похожа на шантаж, без банковского перевода уже не выглядела чем-то нормальным, принятым в деловой практике солидных людей.
– Ну кто же виноват, Роберт Бернгардович, что вы забрались в такую глушь? Ни один оператор не берется в этом медвежьем углу предоставлять услуги, а мы специально для вас поставили тут рядом на вышке МТСа базовую станцию. Соответственно и цены.
– Нет, это теперь не так, вы не в курсе того, что происходит на рынке связи. В вашем собственном бизнесе.
– А что же именно?
– Мы получили очень привлекательное предложение от «Ростелекома». Работа по обычной, уже существующей телефонной линии. Сплит-система. И цены в разы ниже ваших. Да вот же, сами посмотрите.
И словно желая сейчас же и немедленно снять всякие сомнения, если такие вдруг закрались, в чистоте практических помыслов и верности деловой этике любого руководства европейской во всех смыслах компании «КРАБ Рус» Альтман из папки на столе извлек какую-то бумажку и сунул Игорю.
Это был проспект местной телефонки. Игорь его видел с месяц назад и помнил, что Интернет по проводам на этот промышленный островок у Красного камня «Ростелеком» не будет предоставлять раньше две тысячи девятого или десятого. Еще два года ждать при самом оптимистическом прогнозе.
– Подождите, – сказал Валенок, убедившись, что бумажка та же самая, месячной давности, – это лишь общая часть проспекта, должен быть второй лист, там роспись сроков предоставления услуги по номерным блокам, ваш 72-й через два года.
Лучше бы Игорь промолчал. Лучше бы он предоставил Альтману возможность в калошу сесть самостоятельно, без лишних свидетелей. Лучше бы не присутствовал при этом превращении репы в свеклу. Мгновенном пигментационном взрыве, сделавшим волосяной прибор нового директора «КРАБ Рус», аккуратную подбритую масочку для губ и подбородка, отчетливо пшеничной на буром фоне щек и носа.
– Я разберусь, – наконец объявил Альтман.
– А нам пока заплатите?
Синие глаза тоже очень выразительно смотрелись на ярко-фиолетовом. Это был не воображаемый эсэсовец Вольф Бурке, а самый настоящий каратель из зондеркоманды, только без карабина наперевес.
– О да, конечно, безусловно, мы платим своим партнерам, но только за реальную работу, а не за воображаемую.
– Вы что хотите этим сказать, Роберт Бернгардович?
– Только то, Игорь Ярославович, что с сегодняшнего дня мы будем сравнивать объемы потребления, подсчитанные вами, и те, что насчитали мы, и только после этого решать, нужно ли соглашаться на ваши суммы или нет.
– Ваше право, конечно, а когда ждать результатов за прошлый месяц?
– В начале следующей недели.
Спускаясь по широкой лестнице АБК шахтоуправления «Филипповское», в котором снимал пол-этажа «КРАБ Рус», Игорь ощущал растерянность. На этих ступеньках, на которых он всегда привычно про себя, для бодрости обкладывал Бурке «сволочь немецкая», он вдруг почувствовал, что этого мало. Как-то шутейно, что ли. А с этим новым, не бохумским, а карагандинским, слова как-то иначе должны соединяться. Безо всякого намека на иронию. Причем оба. И немец, и сволочь.
Черт знает отчего дочь вдруг решила, что это известие Игоря обрадует. Оказывается, ее Шарф, Анатолий Фердинандович, водитель машины скорой помощи, кроме того племянник его же, Игоря, бывшего заведующего кафедрой Евгения Рудольфовича Величко. Сын младшей сестры Елены Рудольфовны.