Особенно ярким было выступление молодого рабочего Ивана Пилькевича (Ваня Большой), местного поэта[44]. Он призвал участников забастовки действовать смело и организованно, проявить твердость в отстаивании своих требований перед заводской администрацией. В заключение своей речи он прочитал собственные стихи:
На борьбу с капиталом зови!
Призови всех на подвиг великий.
Пусть рабочий великий народ
Произвол уничтожит тот дикий,
И тогда солнце правды взойдет.
Как уже было сказано, многие наши комитетчики и активисты заранее провели в цехах большую разъяснительную работу с наиболее надежными рабочими, кое-где удалось провести собрания и беседы. Все это сказалось на активности участников митинга: они не только поддерживали объявление забастовки, но и требовали от большевистского комитета твердой линии в переговорах с заводской администрацией.
Следует отметить, что вся подготовительная работа по организации забастовки проводилась под руководством Луганского большевистского комитета, при горячей поддержке надежных активистов из старой рабочей гвардии и хорошо проявивших себя молодых рабочих. Большую помощь оказали нам старейшие товарищи: Петр Серебряков, который вместе со своими взрослыми сыновьями Иваном и Леонидом был в гуще событий и не раз выполнял ответственные поручения забастовочного комитета, Кузьма Крюков с сыном Северьяном, хранивший у себя часть оружия боевой дружины, и некоторые другие. Боевыми организаторами рабочих проявили себя молодые активисты Василий Евтушенко, Александр Пархоменко, Иван Литвинов, Федор Якубовский, Иван Пилькевич, Дмитрий Осипенко, Иван Шмыров, Петр Чижиков, Иван Рыжов (Иван Малый) и многие другие; все они в дальнейшем прошли славный путь подлинных революционеров-ленинцев.
Немалая доля общей работы по подготовке и проведению забастовки падала и на меня (мне шел тогда 25-й год). Я работал непосредственно на заводе, на одном из самых решающих участков — в чугунолитейном цехе; все это как-то само собой ставило меня в центр событий и привело к тому, что в дальнейшем я, будучи машинистом подъемного электрокрана, оказался руководителем не только забастовки, но и всего заводского коллектива. А вскоре мне было поручено стать во главе всей партийной организации города, возглавить Луганский большевистский комитет.
Однако вернемся к нашему митингу. Он прошел очень хорошо, с большим подъемом. Здесь мы избрали стачечный комитет, в состав которого вместе со мной были введены Даниил Николаевич Гуров, Иван Николаевич Нагих и некоторые другие передовые рабочие. Нам поручили окончательно уточнить требования участников забастовки к дирекции завода и настойчиво добиваться их удовлетворения.
Весь остаток дня мы, комитетчики, были заняты составлением перечня наших требований, стремились учесть в нем все предложения рабочих, высказанные не только на митинге, но и в личных беседах и отдельных записках, переданных рабочими. Спорили о том, что надо и что не надо включать, старались как можно четче сформулировать волю и пожелания заводского коллектива. При этом мы учитывали не только важность того или иного пункта, особенно в политических требованиях, но и то, как он будет воспринят всей массой рабочих, — ведь не каждый еще тогда был готов, например, к восприятию таких призывов, как требование участия народных представителей в управлении государством, и некоторых других.
Чтобы окончательно согласовать и утвердить выработанные требования, было решено снова собрать общезаводской митинг.
17 февраля заводской двор опять заполнили тысячи рабочих. На этом митинге мы зачитали и обсудили составленный нами перечень требований участников забастовки, и он с рядом поправок и дополнений был единодушно утвержден. В нем насчитывалось 29 пунктов. Перечень предъявленных к заводской администрации требований оказался достаточно внушительным и политически заостренным. В нем содержались, в частности, такие требования: удаление городовых из всех цехов и замена их сторожами, свободная организация цеховых союзов, увольнение с завода доносчиков заводской администрации, неприкосновенность забастовщиков и ряд других.
Для ведения переговоров с администрацией завода здесь же были избраны 56 депутатов (по два человека от каждого цеха). Они составили депутатское собрание — мощный орган забастовщиков, который выделил из своей среды исполнительный комитет. В руках этого комитета (а в него вошли почти все члены первоначально созданного стачечного комитета) в дальнейшем сосредоточилось все руководство забастовкой, а затем и многими другими делами нашего рабочего коллектива.
Начались переговоры с заводским управлением. Они проходили весьма напряженно: директор завода К. К. Хржановский и другие представители администрации отводили многие наши требования на том основании, что заводское руководство некомпетентно даже рассматривать их, так как решение подобных вопросов возможно лишь в законодательном порядке. Мы стояли на своем. Сравнительно быстро были приняты наши требования о вежливом обращении и некоторые другие, но по коренным требованиям: о 8-часовом рабочем дне, о повышении расценок на 30 процентов, об отмене сверхурочных работ, об оплате всем рабочим за дни забастовки — и по другим, затрагивающим материальные интересы хозяев завода, администрация возражала и настаивала на немедленном возобновлении работы.
Явно издеваясь над представителями многотысячного заводского рабочего коллектива, директор завода спросил нас с усмешкой:
— А почему вы, господа рабочие, требуете установления восьмичасового рабочего дня, а не семичасового: ведь тогда работать будет еще легче?
Как возглавляющий депутатское собрание и его исполнительный комитет, я ответил на эту издевку.
— Господин директор, наверное, знает, — спокойно заявил я от имени своих товарищей, — что человек должен не только работать, но и отдыхать, а также и спать в ночное время. А поскольку в сутках имеется лишь 24 часа, то вполне естественно, что если поделить их на три части, то как раз и получается восемь часов.
Представители администрации не нашли на это вразумительного возражения и постарались перевести разговор на обсуждение других пунктов. Наконец директор заявил:
— Ну что ж, вы знаете теперь мнение дирекции завода, и нам больше говорить не о чем. Предлагаю прекратить забастовку и вернуть всех рабочих на свои места.
— Этого не будет, — ответили мы, — не будет до тех пор, пока не удовлетворят все наши требования. Если администрации завода не угодно продолжать с нами разговор сегодня, давайте продолжим его завтра.
Мы держались так твердо потому, что были уверены в поддержке нас рабочими других луганских заводов. Об этом мы заранее договорились с их представителями, и, кроме того, мы выпустили и широко распространили новую прокламацию, обращенную к рабочим города, с призывом организованно и сплоченно провести начатую нами забастовку. В этой листовке, озаглавленной: «Рабочим и работницам железнодорожных мастерских, заводов патронного и эмалировочного и других промышленных заведений города Луганска», говорилось:
«Товарищи! Вчера мы, рабочие и работницы города Луганска, присоединились к товарищам — рабочим завода Гартмана и объявили забастовку с целью улучшения своей жизни, своего быта. Соединившись вместе, мы этим самым примкнули к той великой борьбе, которую ведет весь рабочий класс в мире давно, а у нас в последнее время, за лучшую жизнь, за светлую будущность. Первый враг рабочих — это капитализм, высасывающий из нас все соки и дающий нам столько, чтобы не умереть с голоду. Второй враг — это царское правительство со своими чиновниками и полицией: оно не дает нам говорить и писать о наших насущных нуждах, не дает собираться и обсуждать их, для нас у него всегда готовы нагайки и штыки. Вспомните, товарищи, как встретил царь наших петербургских товарищей — рабочих, когда они предъявили свои требования о нуждах рабочего класса: они получили штыки и пули.
Потребуем прежде всего:
1) чтобы была свобода слова, печати, собраний, союзов и стачек;
2) чтобы сам народ через своих выборных представителей издавал законы и расходовал народные деньги;
3) чтобы скорее была окончена несчастная война с Японией»[45].
В листовке вновь повторялись наши экономические требования и содержался призыв к дружному, смелому и организованному выступлению — «не действовать в одиночку, без согласия всех товарищей». Содержание прокламации наши делегаты довели до всех рабочих Луганска, и мы с часу на час ожидали их ответных действий в поддержку нашей забастовки, которая должна была превратиться во всеобщую и вынудить заводчиков и фабрикантов принять наши требования.
И все получилось именно так, как предусмотрел и решил Луганский большевистский комитет. Вскоре прекратилась работа на эмалировочном, костыльно-гвоздильном и спиртоочистительном заводах, в двух городских типографиях, на казенном винном складе, в ряде мастерских, магазинов, аптек. Однако еще продолжал работать один из крупнейших в городе — казенный, то есть государственный, патронный завод, и, чтобы ускорить присоединение его коллектива к бастующим, мы организовали довольно внушительное шествие наших рабочих колонн к этому заводу. Более двух тысяч рабочих гартмановского завода двинулись по улицам города.
Возникла исключительно яркая демонстрация рабочей солидарности. В пути к нам присоединились рабочие железнодорожных мастерских и некоторых других предприятий. В это время произносились краткие речи и раздавались листовки. Когда мы подошли к патронному заводу, в наших рядах было уже около шести тысяч человек.
Администрация патронного завода не на шутку встревожилась. Навстречу нашему шествию вышли начальник завода генерал-майор Кабалевский и его помощники. Они предлагали нам разойтись, пугали различными карами. Но это нас не остановило. Из толпы участников нашей демонстрации раздавались крики, обращенные к рабочим и начальству патронного завода: