— Давайте гудок — прекращайте работу!
— Патронники, дело за вами!
Из проходных ворот патронного завода стали выходить работающие здесь мужчины и женщины, старики и подростки. Многие из них без колебаний примыкали к нашей демонстрации, остальные окружили своего начальника и стали требовать от него подачи гудка. Опасаясь осложнений, Кабалевский вынужден был дать команду, и раздался гудок патронного завода. Казалось, что его протяжные басовитые звуки ясно выговаривали: «Кончай работу! Сме-е-е-лей! Пришло время показать хозяевам и нашу силу!»
Таким образом забастовка в Луганске стала всеобщей. Обстановка в городе резко накалилась. Местные власти вызвали в город роту солдат. Напуганный развернувшимися событиями и желая преуменьшить их подлинные масштабы, помощник начальника Екатеринославского губернского жандармского управления в Бахмутском и Славяносербском уездах доносил в это время из Луганска в департамент полиции:
«16 февраля, около 3 часов дня, забастовали рабочие Русского общества машиностроительных заводов Гартмана в гор. Луганске, в числе 2000 человек. Часть забастовавших толпой, около 400 человек, отправилась по линии железной дороги к казенному патронному заводу с намерением остановить работы на нем. Шедшему навстречу пассажирскому поезду рабочие не очистили рельсов, так что последний должен был остановиться и пропустить толпу, которая разбила на паровозе стекла фонарей. Подойдя к патронному заводу, забастовавшие пробовали проникнуть в завод и прекратить работы, но безуспешно. В 6 часов вечера начальник патронного завода, ген.-майор Кабалевский сам прекратил работы, во избежание беспорядков. Требования рабочими гартмановского завода еще не предъявлены. Патронный завод работает сегодня в полном составе. Перед забастовкой по заводу была раскидана гектографированная прокламация, образец которой при сем прилагаю»[46].
Через день в дополнение к этому донесению сообщалось:
«17-го числа забастовавшие рабочие гартмановского завода в городе Луганске отправились толпой по городу и прекратили работы в казенном патронном заводе, казенном винном складе, железнодорожных мастерских, спиртоочистительном заводе, заводе эмалированной посуды, двух типографиях и нескольких мелких мастерских.
18-го числа небольшая толпа, человек до 400, состоящая из мастеровых, приказчиков и лиц неопределенных профессий, в большей части евреев, выгоняла приказчиков из магазинов и закрыла несколько ремесленных мастерских. Испуганные торговцы закрыли магазины, и торговля не производилась весь день.
В этот же день прибыла в Луганск рота пехоты, которая хотя и не проявила своей деятельности, но одно ее появление заставило толпу подстрекателей к забастовке разойтись»[47].
В обоих этих донесениях действительная картина забастовки грубо искажена. Однако и из них видно, как изменилась обстановка в городе после начала нашей забастовки. Это и вынудило администрацию завода Гартмана возобновить переговоры с представителями нашего депутатского собрания. На этот раз директор Хржановский и его помощники — начальники отделов и цехов — оказались более сговорчивыми. Они согласились принять еще ряд наших требований и более глубоко мотивировать свои ответы по другим вопросам. В конце концов было решено 22 февраля возобновить работу, поскольку администрация признала справедливость наших требований и удовлетворила многие из них, и не только второстепенные, но и ряд главных, основных.
Таким образом, забастовка, продолжавшаяся с 16 по 21 февраля, закончилась полной победой рабочих. Мы добились от дирекции завода установления 9-часового рабочего дня, повышения заработной платы, удаления из цехов полиции, расширения заводской школы, создания библиотеки. Одно из наших основных требований — оплатить всем рабочим за время забастовки — администрация также была вынуждена принять, хотя и сделала при этом, как говорят, хорошую мину при плохой игре.
Вот подлинный текст ответа дирекции завода на это наше требование (судя по всему, он дан был нам по согласовании этого вопроса с находящимся в Петербурге правлением «Русского общества машиностроительных заводов Гартмана»):
«За время забастовок правление решило не платить, но, имея в виду желание рабочих устроить при заводе ссудо-сберегательную кассу, разрешило заводоуправлению единовременно сумму, равную двухдневной оплате всех мастерских и рабочих, отчислить на образование неприкосновенного фонда означенной кассы»[48].
В дальнейшем во исполнение этой договоренности нашему рабочему коллективу заводской администрацией были выделены сто тысяч рублей из доходов завода за 1904 год — в виде «поощрения» всему рабочему коллективу паровозостроителей. Эта сумма составила солидный фонд нашей ссудо-сберегательной кассы.
Победа нашей забастовки свидетельствовала о том, что мы, рабочие, являемся могучей и грозной силой, с которой не могут не считаться капиталисты — хозяева заводов и фабрик. По этому поводу большевистская газета «Вперед» в корреспонденции из Луганска сообщала:
«Стачка выиграна рабочими гартмановского завода. Большая часть требований удовлетворена, так, например, установлен 9-часовой рабочий день. Другие заводы ничего не выиграли, но наша работа значительно продвинулась вперед»[49].
Созданное в дни февральской забастовки депутатское собрание осталось функционировать и дальше, превратившись в постоянный орган заводских рабочих. По существу, это был своеобразный Совет рабочих депутатов — живучий и неистребимый зародыш победившей в октябре 1917 года Советской власти.
Так успешно и победоносно завершился первый натиск революционных рабочих Луганска на своих классовых врагов. До нас доходили сведения о таких же успешных результатах забастовок и стачек и в других местах.
Все это вдохновляло и радовало: революция явно шла на подъем.
ДОЛОЙ САМОДЕРЖАВИЕ!
Успех февральской забастовки луганских пролетариев, и особенно рабочих завода Гартмана, серьезно напугал городские органы власти, полицию и местную буржуазию. По их настоянию в город были введены войска и казачья сотня. Однако нас это не остановило; мы твердо верили в свои силы и хорошо знали, что мы не одиноки в своей борьбе за правое дело.
Нам, рабочим-луганчанам, было хорошо известно, что забастовочное движение ширится по всей стране. Доходили до нас также сведения о разгроме крестьянами помещичьих усадеб, и не только в нашей, Екатеринославской, но и во многих других губерниях. От этого хорошо становилось на сердце: значит, не мы одни, а все рабочие и крестьяне активно выступают против ненавистной им самодержавной власти, помещиков и капиталистов.
В этих условиях подъема и нарастания революции перед политической партией пролетариата — РСДРП вставали особенно сложные задачи. Необходимо было обеспечить дружную и согласованную деятельность всех партийных организаций и комитетов на основе утвержденной II съездом партии революционной марксистской программы, сплотить вокруг пролетариата все силы, враждебные самодержавию, и повести их на решительную борьбу за свержение царизма и уничтожение его социально-экономической базы — дворянского и поместного землевладения, за достижение свободы и установление демократической республики. Однако раскольническая деятельность меньшевиков срывала эту работу, сводила ее на нет.
Захватывая руководство в местных партийных организациях и в центральных органах партии, меньшевики стремились навязать рабочему классу свои оппортунистические установки по организационным и тактическим вопросам, ведущие революцию к поражению. Выступая против В. И. Ленина и ленинцев, державших курс на гегемонию пролетариата в приближавшейся революции, меньшевики видели ведущую силу демократического переворота в либеральной буржуазии и стремились подчинить ей рабочее революционное движение.
В. И. Ленин, большевики решительно выступили против этого обмана и принижения исторической роли рабочего класса. Огромная заслуга Владимира Ильича в этот период заключалась, в частности, и в том, что он вооружил нашу партию ясным пониманием всей сложности обстановки, четким представлением о подлинной расстановке классовых сил в стране и их позиции и, исходя из этого, точно определил классовые задачи пролетариата как гегемона революции.
«Борются и будут бороться, — писал В. И. Ленин, — три главных лагеря: правительственный, либеральный и рабочая демократия, как центр притяжения всей вообще демократии. Деление на два лагеря есть уловка либеральной политики, сбивающей иногда с толку, к сожалению, кое-кого из сторонников рабочего класса. Только поняв неизбежность деления на три основных лагеря, может рабочий класс вести на деле свою, а не либеральную рабочую политику, используя конфликты лагеря первого с лагерем вторым, но не давая себя ни на минуту обмануть якобы демократической фразеологией либералов. И не только себя не давать в обман, но и не давать обманывать крестьян, как главную опору буржуазной демократии, — таковы задачи рабочих»[50].
Сползание на позиции либеральной буржуазии приводило меньшевиков к отказу от повышения боеспособности партии, ее всемерного укрепления. Они объявляли партийную дисциплину и централизм бюрократизмом и крепостным правом, тянули партию назад, к организационной раздробленности, кустарничеству и кружковщине, выступали против вооруженного восстания, за союз с либеральной буржуазией, добивавшейся сговора с царизмом за счет народных масс.
Вследствие примиренчества Плеханова в редакцию «Искры» вернулись четверо редакторов-меньшевиков. В. И. Ленин, не согласный с таким нарушением воли съезда, вышел из редакции. В условиях ожесточенной раскольнической деятельности меньшевиков и их полного отхода от решений II съезда РСДРП у Ленина и ленинцев оставался лишь один выход: порвав связи с меньшевистским ЦК и примиренцами и опираясь на местные организации, настойчиво добиваться преодоления кризиса в партии путем созыва нового, III съезда РСДРП. С этой целью по инициативе В. И. Ленина в августе 1904 года в Швейцарии состоялось совещание 22 большевиков, обсудившее вопрос о партийном кризисе и принявшее написанное В. И. Лениным обращение «К партии». Несколько позднее на трех областных конференциях в России, выразивших волю 13 крупнейших партийных комитетов страны, было закреплено создание общерусского организационного центра — Бюро комитетов большинства (БКБ) во главе с В. И. Лениным. Вскоре после этого был создан и большевистский орган печати — газета «Вперед».