Такая опасность действительно существовала, так как в город по просьбе местных царских властей была введена 5-я рота солдат 136-го пехотного Таганрогского полка 34-й пехотной дивизии. Она расположилась в вокзальном помещении. Используя этот факт, большевистские ораторы указывали единственный выход для защиты революционных выступлений масс — вооружение рабочих, подготовку к вооруженному восстанию. Распорядительный комитет забастовщиков потребовал отвода солдат из города и приказал рабочим станции не топить печей в помещениях, где расположились войска, и не освещать эти помещения. Это возымело действие: 13 декабря находившиеся в Горловке солдаты были переведены на станцию Никитовка.
Царское самодержавие искало случая для расправы с горловскими забастовщиками. 16 декабря представители бастующих машиностроителей явились к директору завода для переговоров. Это было вполне естественно, так как на следующий день истекал срок, установленный хозяевами машиностроительного завода для введения новых условий работы. Директор не хотел разговаривать с рабочими, но они заставили его выслушать их требования, и он был вынужден отменить намечавшееся ранее снижение заработной платы.
В это время на завод прибыла новая группа войск, на этот раз драгун. Драгунский унтер-офицер Соболевский, появившись в кабинете директора, приказал рабочим разойтись, выдать руководителей. Рабочие отвергли это наглое требование и выгнали Соболевского из конторы. Когда же они стали выходить из помещения, унтер-офицер без всякого предупреждения приказал своим солдатам открыть огонь по представителям забастовщиков. 9 человек было убито и 13 ранено. После всего этого бастующим рабочим не оставалось никакого другого выхода, как призвать своих товарищей на помощь и оказать сопротивление карателям.
Обо всем этом я узнал, разумеется, значительно позднее. Но все мы, луганчане, были глубоко возмущены этой неслыханной расправой с безоружными рабочими. Надо сказать, что к рабочим Горловки мы относились с особой теплотой еще и потому, что в свое время, когда там не было своего партийного центра, наш Луганский комитет партии был тесно связан с горловцами и оказывал им помощь. Однажды, еще до моего ареста, я принимал их представителей, делился с ними опытом работы и по поручению комитета передал им книгу В. И. Ленина «Шаг вперед, два шага назад», Устав и Программу РСДРП. Я слышал много хорошего о работе горловских большевиков, радовался их успехам. И вот наши товарищи горловцы оказались в беде, и мы, как и рабочие других промышленных центров Донбасса, живо откликнулись на их призыв о помощи.
Получив от горловцев тревожную телеграмму с просьбой о поддержке, мы немедленно взялись за дело: мобилизовали оружие, бомбы, разослали своих гонцов по заводам и окрестностям. Положение наше осложнялось тем, что уже был объявлен приказ властей об аресте руководителей луганской большевистской организации. Нам пришлось срочно перейти на нелегальное положение. Однако мы сумели все же связаться с Алчевском и некоторыми рудниками. На помощь горловцам двинулись боевые дружинники, вооруженные чем попало.
Большую работу по организации помощи восставшим горловцам развернули в Алчевске Д. К. Паранич, И. А. Кротько, Иван Мирошниченко, Придорожко, Молчанов, Пискунов и другие.
К 16 декабря в Горловку прибыли боевые дружинники из Алчевска, Енакиева, Харцызска, Ясиноватой, Гришина и других городов и железнодорожных станций. Впоследствии в обвинительном заключении царского суда против руководителей горловского восстания указывалось, что в течение этого вечера в Горловку прибыло «около 8 поездов с дружинниками, вооруженными револьверами, охотничьими ружьями, винтовками, в том числе и военного образца, шашками и самодельными пиками»[76].
Все мы понимали, что в тех условиях, в которых оказались наши товарищи горловцы, была дорога каждая минута и что любой час промедления грозит им большими потерями, а может быть, и гибелью. Поэтому старались делать все решительно и быстро.
Рабочий Кадиевского металлургического завода Д. Я. Костюченко вспоминает, как действовали в те горячие дни его боевые товарищи:
«Сразу же и приступили к делу. Взломали замки на дверях материального склада завода, взяли оттуда круглую сталь и передали ее в механическую мастерскую. Там кузнецы и другие рабочие всю ночь ковали пики. Я вместе с другими рабочими запиливал острие пик, отливал пули для охотничьих ружей. К утру вся подготовка была окончена. Рано на заре прекратили работу, остановили доменные печи, мехмастерскую… Рабочая дружина вооружилась ружьями самодельными пиками и отправилась на станцию Алмазная. Оттуда она поездом выехала на станцию Дебальцево на помощь восставшим. В Дебальцеве завязались схватки с царскими войсками. Отбросив царские войска в Дебальцеве, боевая дружина Алмазной направилась в Горловку, спеша на помощь повстанцам»[77].
К началу вооруженного восстания в Горловку из разных мест собрались тысячи дружинников, но большинство из них было, по существу, безоружно. 150 рабочих были вооружены боевыми винтовками, около 500 — охотничьими ружьями и револьверами, остальные — самодельными пиками, кинжалами, ножами, ломиками, топорами и прочим холодным оружием. Это была немалая сила, но она использовалась без должного воинского искусства и не принесла ожидаемых результатов.
Вот как описывал впоследствии ход горловского вооруженного восстания (16—17 декабря 1905 года) один из его руководителей — А. С. Гречнев:
«Наступление началось дружно. Наш отряд обстрелял казармы с тылов и поджег конюшни. Мы бросили несколько динамитных бомб, из которых одна взорвалась. Одновременно все начали стрельбу по казармам. Солдаты, построенные во дворе в боевые порядки, неуверенно отвечали на наши выстрелы.
Первыми попали под пули горловские дружинники, стремившиеся окружить казарму. Они были вооружены пиками и, очень немногие, дробовиками и револьверами. Когда восставшие увидели в своих рядах убитых, произошло замешательство. Скоро кольцо дружинников, окруживших казармы, рассеялось. Наш отряд отошел к станции.
Рассеяв наши ряды, солдаты вышли со двора казарм и, подняв белый флаг, начали отходить к оврагу, расположенному у шахт №№ 8 и 9. С солдатами уходили пешим строем и драгуны. Очевидно, пожар конюшен лишил их возможности воспользоваться лошадьми.
При виде белого флага дружинники прекратили стрельбу. Два человека были посланы к войскам для переговоров. Нам казалось, что солдаты сдадут оружие. В действительности это было провокацией. Как только солдаты вышли из Горловки и скрылись в овраге, белый флаг исчез. Парламентеры были обстреляны и возвратились. Перестрелка возобновилась.
Борьба была неравная и упорная. Плохо вооруженные дружины вынуждены были отступить. Когда драгуны ворвались в станционное помещение, мы отстреливались до последнего патрона, отходя к поезду, стоявшему у семафора. Вскоре сюда подошли драгуны, но поезд уже направился к Хацапетовке»[78].
В ходе вооруженной борьбы участников горловского восстания был момент, когда правительственные войска дрогнули и начали отступать в степь. Вместо того чтобы преследовать врага до полного разгрома, повстанцы стали укрепляться на выгодных позициях и тем самым дали возможность противнику перегруппировать силы и с помощью подоспевшего подкрепления перейти в наступление.
Участники восстания держались твердо и дрались с врагом яростно и ожесточенно — упорный бой продолжался семь часов. Однако силы были неравными. Восстание потерпело поражение.
Царские войска начали жестокую расправу с участниками восстания. Не щадили ни стариков, ни женщин, ни детей. Бахмутский исправник сообщал в телеграмме екатеринославскому губернатору 18 декабря, то есть на следующий день после поражения горловского восстания:
«В Горловке войсками убито около 300 дружинников: нападало на войска свыше 4000. Солдат убито 3, ранено 12, около 500 человек сдалось, отпущены по приведении к присяге; потери полиции не выяснены, ранен городовой, околоточный Шкультецкий, отнято до 7000 патронов, свыше 300 пик, много ружей, винтовок, револьверов, динамит, две бомбы. Бой длился шесть часов, полиция рассеялась, войска ушли на ртутный рудник, (становой) пристав с ними. Полиция в Дебальцеве разоружена и рассеяна. Прошу экстренно открыть мне кредит на тысячу рублей на расходы по командировкам, призрению, помощи, на лечение чинов полиции, их семейств и на другие неотложные нужды»[79].
В телеграмме многое неясно и наверняка преуменьшены потери войск и полиции. Однако из нее можно понять, что часть войск отказалась, видимо, стрелять в своих братьев рабочих и крестьян и сдалась восставшим. О многом свидетельствует также и упоминание о том, что полиция «разоружена и рассеяна». Однако так или иначе, но восстание было подавлено и восставшие понесли огромный урон. Боевые дружины рабочих оказались разбитыми, а их вожаки упрятаны в тюремные застенки. Всем им угрожала смертная казнь.
В числе наиболее видных руководителей горловского восстания, схваченных царскими властями, находился и профессиональный революционер, большевик Александр Михайлович Кузнецов-Зубарев (Марк)[80], присланный на помощь горловцам, кажется, из Ростова. Он был тяжело ранен, и это привело к тому, что его поместили в одну из местных больниц. Возникла идея спасти Кузнецова, но его охранял чуть ли не взвод солдат.
В это время нам стал известен приказ царских властей об аресте партийных руководителей, в том числе и меня.
На подпольном заседании Луганского большевистского комитета мы договорились, кто и куда должен скрыться и кто должен остаться в городе для руководства нелегальной революционной работой. Мне и только что вернувшемуся из ссылки одному из основателей луганской партийной организации, Якову Моргенштейну, было поручено отправиться в Горловку, связаться с нашими арестованными товарищами и попытаться организовать их побег.