Очень сжато рассказал о составе луганской партийной организации, о настроениях рабочих, о маневрах местной буржуазии в связи с выборами в Государственную думу и о некоторых других текущих событиях нашей революционной борьбы. Владимир Ильич, так же как и во время других выступлений, что-то записывал в блокнот и только изредка бросал на меня быстрый взгляд. Особенно глубокий интерес он проявил к горловскому восстанию и участию в нем рабочих боевых дружин из других городов.
Вслед за мной получили слово представители большевистских организаций других районов страны.
Но вот доклады с мест окончились. Владимир Ильич встал и очень коротко, но четко и ясно сформулировал общий итог: революция продолжается, народные массы полны ненависти к самодержавию, рабочий класс смело и сплоченно выступает в авангарде революционных битв. Нужно умножить наши усилия по объединению всех революционных сил в борьбе за победу революции, покончить с расколом в рабочем движении, укрепить связи рабочего класса с крестьянством, солдатами и матросами. Одной из важных вех в этом отношении должен стать предстоящий партийный съезд, но надо трезво смотреть на вещи: засилье меньшевиков в ряде партийных организаций еще велико и требуется делать все, чтобы вырвать рабочих из-под меньшевистского влияния. Объединение возможно только на подлинно революционной основе.
В конце своего краткого выступления Ленин заметил, что совещание носило совсем частный и предварительный характер и что по всем затронутым здесь вопросам состоится обстоятельный обмен мнениями между делегатами-большевиками. Из всего этого нам стало ясно, что совещание нужно было Владимиру Ильичу для общей ориентировки о положении дел в стране и для лучшего определения им очередных задач большевистской партии, ее ближайших и более отдаленных тактических и стратегических целей.
Несмотря на то что совещание окончилось, все остались на своих местах. В. И. Ленин, подобно магниту, притягивал к себе, и мы сгрудились вокруг него. Завязалась непринужденная беседа. Владимир Ильич шутил и в то же время спрашивал то одного, то другого из нас обо всем, что его интересовало. А интересовало его буквально все: как мы живем, каковы условия труда и заработки рабочих, имеем ли связь с крестьянской и солдатской массой, как прошли выборы в Государственную думу, что делают и как вооружены наши боевые дружины. Он с одинаковым интересом слушал рассказы о кознях меньшевиков, о кадетах, о поведении казаков, проживающих в близлежащих от Луганска станицах. Когда кто-то из нас сообщил о том, что крестьяне самовольно захватывают земли у помещиков, Владимир Ильич особенно оживился и заметил:
— Вот это настоящее революционное дело. И мы должны помочь крестьянам выступать еще более решительно, действовать организованно, с нами заодно.
Как сейчас помню, с каким воодушевлением Владимир Ильич подхватывал то или иное сообщение, которое правильно освещало ход событий. В таких случаях он оживлялся, поддерживал, а иногда и хвалил того, кто высказывал верные суждения и определения. Раза два и на мою долю выпало такое счастье — услышать от Ильича одобрительные замечания. Это было для каждого из нас, кто тогда присутствовал на этой беседе, истинным удовольствием. Не знаю, как другие, но я еще тверже убеждался в правоте собственных мыслей и действий, становился еще более уверенным в своих убеждениях и как бы вырастал в своих собственных глазах. Мне кажется, что именно тогда я особенно глубоко ощутил, что нет более высокой чести, чем быть непреклонным и сознательным борцом за дело революции, интересы народа.
Перед тем как расстаться с нами, Владимир Ильич снова вернулся к предстоящему IV (Объединительному) съезду и высказал ряд соображений о перспективах укрепления большевистского влияния в партии и среди всего рабочего класса. Учитывая реальные факты, и прежде всего то, что многие большевистские партийные организации, возглавлявшие вооруженное восстание, вряд ли смогут прислать своих делегатов, Ленин сомневался, удастся ли обеспечить преобладающее влияние большевиков на съезде, и старался скрупулезно подсчитать наши большевистские силы.
Поскольку мы, рабочие-большевики, присутствовавшие на этой беседе, твердо знали, что на местах за нами идет основная масса рабочего класса, мы предполагали, что наша большевистская фракция будет иметь на съезде преобладающее количество голосов. Но Владимир Ильич постарался рассеять эту нашу излишнюю самоуверенность.
— Не надо рассчитывать на легкие успехи, — говорил он. — Предстоит упорная борьба с меньшевиками на съезде, и мы должны быть готовы с честью выдержать бой за нашу подлинно революционную программу и за истинно революционный характер всех решений IV партийного съезда.
Все мы внимательно слушали Владимира Ильича и чувствовали в нем такую громадную, могучую, титаническую силу, что нам не казалось опасным никакое преобладание меньшевиков и не были страшны никакие их махинации. А об этих меньшевистских махинациях я немало уже наслышался от других рабочих — делегатов съезда, да и сам я с ними основательно познакомился в нашем рабочем Луганске.
Настроение у нас было превосходное. Это было хорошо видно по выражению лиц, по тем кратким и сердечным репликам, которыми мы обменивались, расходясь с этого маленького, но такого памятного для нас совещания.
Я чувствовал себя особенно восторженно — исполнилась моя мечта: я увидел Ленина. Владимир Ильич произвел на меня огромное впечатление. Все в нем мне показалось необыкновенным: и выражение его лица с какой-то особенно теплой и трогательной улыбкой, и манера говорить, выделяя сразу все самое главное и существенное, и его необычайная простота и искренность, и, особенно, такие ясные и такие зоркие глаза, перед которыми невозможно сфальшивить, — они дышат верой и правдой и ждут от собеседника того же самого и как бы просвечивают его насквозь.
Полный этих впечатлений, я вышел из издательства «Вперед» и отправился бродить по улицам Петербурга.
Заснул я в этот вечер поздно, у одного из товарищей, который приютил меня. Уже тогда я умел быстро засыпать и просыпаться в точно назначенное время: к этому приучила работа на заводах. Но и засыпая, я все еще думал о встрече с Владимиром Ильичем Лениным и о том поистине дорогом и великом, чем наполнил он нашу жизнь, наши мысли и чувства.
НА IV СЪЕЗДЕ РСДРП
В издательстве «Вперед» нам доверительно сообщили, что из-за жестоких преследований революционеров по всей России созвать съезд внутри страны нет никакой возможности и что единственный выход — провести его за границей, в Стокгольме.
Отправкой большевистских делегатов в Стокгольм в нашем Центральном Комитете ведала Е. Д. Стасова, которая вместе с Н. К. Крупской отвечала за всю техническую работу по созыву съезда. Без всякой суеты и нервозности она вела огромную организаторскую работу. Надо было подготовить для каждого из нас заграничные паспорта, в большинстве своем на вымышленные фамилии, выработать для различных групп делегатов маршруты движения, определить им легальный или нелегальный переход границы, снабдить каждого деньгами и явками, проинструктировать. И все это делалось четко, в сжатые сроки, с большим тактом.
Я получил документы на имя Володина и должен был следовать в Швецию под видом путешествующего туриста. Мне предстояло выехать из Петрограда поездом, пересечь русско-финскую границу, добраться до финского порта Або и оттуда на морском пароходе выехать в Стокгольм. Многие наши товарищи направлялись на съезд компактной группой на специально зафрахтованном для этой цели пароходе, отбывающем из порта Ханко через Гельсингфорс. Но мне организатор отправки порекомендовал ехать в одиночку.
Я благополучно проделал весь путь и в начале апреля 1906 года был на шведской земле.
В стокгольмском порту меня встретил наш человек и определил на жительство в небольшую комнатку на втором этаже одного из домов, в нижнем этаже которого располагалось какое-то питейное заведение — не то бар, не то ресторан. В эту же комнату вскоре поселили еще одного делегата съезда, по фамилии Иванович. Это был коренастый, невысокого роста человек, примерно моих лет, со смуглым лицом, на котором едва заметно выступали рябинки — следы, должно быть, перенесенной в детстве оспы. У него были удивительно лучистые глаза, и весь он был сгустком энергии, веселым и жизнерадостным. Из разговоров с ним я убедился в его обширных знаниях марксистской литературы и художественных произведений, он мог на память цитировать полюбившиеся ему отрывки политического текста, художественной прозы, знал много стихов и песен, любил шутку.
Мы подружились, и вскоре я узнал, что мой новый друг является грузином и зовут его Иосифом Виссарионовичем Джугашвили; он представлял на съезде грузинских большевиков и сам являлся непримиримым ленинцем. Так волею случая много десятков лет назад довелось мне впервые встретиться с человеком, который в дальнейшем под именем Сталина прочно вошел в историю нашей партии и страны, в историю международного коммунистического и рабочего движения. Долгие годы после смерти В. И. Ленина он возглавлял Центральный Комитет нашей партии, а в годы Великой Отечественной войны — Советское правительство и Вооруженные Силы СССР. Мне после этого не раз пришлось встречаться с ним, а после победы Октябрьской революции вместе воевать против белогвардейщины и иностранной интервенции, вместе с ним участвовать в работе высших органов партии и государства. Он прожил большую и сложную жизнь, и хотя его деятельность была омрачена известными всем крупными ошибками, я не могу говорить о нем без уважения и считаю своим долгом в последующем изложении своих воспоминаний, где это будет необходимо, правдиво сказать о нем все, что я знаю и что навсегда сохранилось у меня в памяти.
К этому времени И. В. Джугашвили (Сталин) уже активно проявил себя как видный деятель большевистского направления в Закавказье, находился в заключении в Батумской и Кутаисской тюрьмах, был сослан на три года в Восточную Сибирь и бежал из ссылки. На съезде он твердо отстаива