Как и другие делегаты от рабочих организаций, я хотел дать отповедь этой меньшевистской болтовне. Попросил слова. Волнуясь и чувствуя высокую ответственность за все, что скажу, я произнес тогда первую свою речь на высшем форуме нашей партии — партийном съезде. Она уместилась в несколько строк протокольной записи:
«Говорили о рабочих. Хочу указать на одну сторону, о которой говорили здесь. Мы имеем дело не с простыми рабочими, а с.-д., которые рисковали утонуть в океане. Елкин говорил, что сама идея съезда будет дискредитирована. Мы ничего еще не сделали. Те, которые предлагают уехать, хотят дискредитировать съезд»[138].
Кстати, стоит сказать, что во всех злоключениях, связанных с переездами делегатов V съезда из страны в страну перед началом работы съезда, на что была бесцельно истрачена значительная сумма партийных средств, в большой мере был повинен меньшевистский состав ЦК. Это они, меньшевики, без должной твердости и гарантий вели переговоры с датскими социал-демократами и не учли всех возможных противодействий датских властей, вытекающих из их связей с русским самодержавием. Большевикам, и особенно В. И. Ленину, пришлось в то время многое сделать, чтобы исправить промахи меньшевиков и изыскать дополнительные средства на продолжение работы съезда. Большое содействие Владимиру Ильичу в решении этого вопроса оказал Алексей Максимович Горький, присутствовавший на съезде в качестве гостя вместе со своей женой и другом Марией Федоровной Андреевой.
Достать нужное количество средств за границей в спешном порядке было тогда очень трудно. Английские либералы только сочувствовали нам, но палец о палец не ударили для того, чтобы практически помочь нам. Лишь при активном содействии Горького был найден один человек, который, будучи страстным собирателем автографов, согласился дать взаймы русским социал-демократам 1700 фунтов стерлингов (по тогдашнему валютному курсу 17000 рублей золотом) при условии, чтобы на заемном письме расписались все делегаты.
Этим человеком был лондонский либеральный буржуа, мыловар Джозеф Фэлз. При выдаче займа он не потребовал каких-либо процентов по этой сумме, и это ускорило договоренность. Конечно, мистер Фэлз в какой-то мере рисковал своим капиталом, но, думается, он рассчитывал и на то, что в крайнем случае сумеет кое-что заработать на распродаже автографов многих известных русских революционеров. Английский мыловар не просчитался: сразу же после победы Великой Октябрьской социалистической революции взятая у него сумма была полностью возвращена ему Советским правительством.
Заем Фэлза русским социал-демократам сыграл в то время свою положительную роль. Однако размер его был все же недостаточен, и, чтобы уложиться в объем наличных средств, пришлось пойти тогда на самые крайние меры. Срок договора с церковью Братства истекал, а для завершения работы съезда требовалось еще время. По предложению В. И. Ленина было решено начать немедленную отправку делегатов в Россию, а для избрания ЦК и решения других, главным образом организационных, вопросов выделить от каждых четырех делегатов фракции по представителю.
Это предложение было принято, и последние заседания съезда проходили уже в другом месте, где и была успешно завершена работа съезда. Был при этом один комичный случай, свидетельствующий о крайней растерянности и беспринципности меньшевиков. При выборах состава ЦК кроме прошедших по большинству голосов оказалось пять человек, и в том числе один меньшевик, получивших равное количество голосов. Из них надо было путем перебаллотировки избрать лишь трех. И вот тогда меньшевики, не надеясь на избрание своего представителя, предложили бросить жребий (терять-то им все равно было нечего). Однако, несмотря на то что была уже глубокая ночь и надо было кончать работу, Ленин, будучи председателем на этом заседании, настоял все же на перебаллотировке, и она состоялась. Как и следовало ожидать, меньшевик остался за бортом состава ЦК.
На что только не шли наши идейные противники!
Хочется еще подчеркнуть трогательную дружбу Владимира Ильича и Максима Горького. Владимир Ильич часто беседовал с Горьким в перерывах между заседаниями, вместе с ним осматривал в свободное время достопримечательности Лондона, организовал его выступление перед нами, делегатами съезда, с докладом о перспективах развития русской художественной литературы. Я впервые видел тогда Горького и с гордостью думал о том, что вот такой большой писатель (а мне уже удалось к тому времени прочитать многие его рассказы) сочувствует нашему партийному делу, выступает вместе с нами за победоносное завершение революционной борьбы.
Держался Алексей Максимович исключительно просто и скромно, и казалось, что его даже в какой-то мере смущает такое внимание к нему В. И. Ленина, всех делегатов.
Зная о том, что рабочие — делегаты съезда получают на питание и другие личные нужды очень скромную сумму — два шиллинга в день — и не имеют никаких собственных средств, как это было у более обеспеченных наших товарищей из среды партийной интеллигенции, Алексей Максимович и Мария Федоровна создали для нас буфет, в котором мы имели возможность бесплатно съесть бутерброд и выпить кружку пива. Проникали в буфет и меньшевики, к досаде М. Горького. Я слышал, как он улыбаясь говорил:
— Как-то нехорошо получается, Мария Федоровна, сочувствуем мы большевикам, а подкармливаем и их идейных противников…
Как и на IV съезде, В. И. Ленин почти каждодневно встречался с большевистской частью делегатов на фракционных собраниях. Эти сборы не имели официальной повестки и специального председателя, а скорее всего походили на товарищеские беседы единомышленников. Как всегда, Ленин старался ничем не выделиться из общей массы, и чаще всего руководил этими собраниями не он, а кто-либо другой. Однако, несмотря на это, как-то получалось так, что Владимир Ильич всегда был в центре внимания, и мы всей душой тянулись к нему. Он внимательно слушал нас, интересовался многими вопросами, подбадривал, давал свои, казалось, весьма простые, но исключительно четкие и очень мудрые советы.
Вспоминается первый такой сбор нашей большевистской фракции в Лондоне перед началом работы V съезда. Владимир Ильич попросил нас, делегатов с мест, сообщить о настроениях в местных партийных организациях, о наказах, данных ими своим делегатам, и высказать свои соображения о том, как распределяются голоса большевиков и меньшевиков в составе делегаций от различных районов страны. Сообщения сделали представители из Петербурга, Москвы, Урала, Кавказа; я очень коротко доложил о представителях Донбасса. Владимир Ильич внимательно слушал нас и делал какие-то записи в свой блокнот. Иногда он выражал сомнение в оценке того или иного товарища.
— Мы должны твердо знать, — сказал он, — кто будет поддерживать подлинно революционные требования, кто выступит против них и кто проявит колебания, примкнет к центристам, «болоту». По мере возможности мы будем переубеждать их, перетягивать на свою сторону.
На этом собрании я вновь встретился с Ивановичем (Иосифом Джугашвили — И. В. Сталиным), который участвовал в работе съезда с совещательным голосом. Мы сидели с ним в разных местах, но он узнал меня и приветливо кивнул. А когда начался подсчет голосов в группе кавказских делегатов, он внес свою поправку в сообщение М. Г. Цхакая, сообщив, что двое из делегатов, отнесенных им к меньшевикам, на самом деле еще не определили четко своих позиций и вполне возможно, что один из них будет примыкать к «болоту», а другого есть вероятность склонить на сторону большевиков. Чувствовалось, что Иванович хорошо знает близких ему людей, разбирается в их настроении и со знанием дела определяет свое мнение о том или ином человеке. В ходе работы съезда он твердо стоял на ленинских позициях.
На V съезде я встретился также с рядом замечательных товарищей, с которыми близко сошелся еще на IV съезде партии, — с Ф. Э. Дзержинским, И. И. Скворцовым-Степановым, С. Г. Шаумяном, Е. М. Ярославским. Посчастливилось мне познакомиться и со многими другими видными большевиками и очень интересными людьми, в их числе были Л. Б. Красин, В. П. Ногин, Б. К. Слуцкая, М. М. Литвинов, Юлиан Мархлевский, И. С. Уншлихт и другие.
В. И. Ленин постоянно советовался со своими единомышленниками, делегатами съезда. Когда на съезде обсуждался вопрос о так называемом «рабочем съезде», он долго и очень глубоко разъяснял нам на фракционном совещании, на какой гибельный путь толкают нашу партию оппортунисты-меньшевики. В связи с этим он высказал мнение о возможном укреплении состава ЦК рабочими непосредственно с фабрично-заводских предприятий, хорошо знающими условия местной работы и настроения масс. В качестве возможных кандидатур для обсуждения он назвал фамилии нескольких рабочих-большевиков, в том числе и мою. При этом он пояснил, что рабочие в составе ЦК были бы своеобразными мостиками или балками, которые еще теснее связывали руководящий орган партии с рабочим классом и всеми трудящимися.
Не помню уж, как начался обмен мнениями по этому ленинскому высказыванию, но я в силу своей горячности и недостаточной зрелости в то время сразу же попросил слова и отвел свою кандидатуру. К тому же попытался бестактно иронизировать, заявив, что я никак не думал, будто нашей партии, являющейся сердцевиной и авангардом рабочего класса, для связи ЦК с рабочими нужны какие-то балки.
Владимир Ильич терпеливо слушал этот мой детский лепет, но наконец не выдержал и заразительно рассмеялся. Смеясь и в шутку грозя мне обоими кулаками, он как бы говорил: «Ну и зарываешься же ты, молодой человек». Но вслух он после моего выступления произнес самые безобидные слова:
— Ведь это же только предположение…
Мне долго после этого было стыдно смотреть в глаза Владимиру Ильичу. Но он ни тогда, ни в какое другое время, хотя мне впоследствии довольно часто приходилось встречаться с ним, ни разу не напомнил мне об этом моем промахе. И в этом проявилась величайшая гуманность и тактичность великого человека.