Наши фракционные собрания были для нас школой идейного воспитания и в то же время таким местом, где мы решали любые возникающие у нас вопросы. Характерен в этом отношении следующий случай.
В числе приглашенных на съезд был и идейный руководитель русского анархизма князь Кропоткин. Он живо интересовался ходом прений, пытливо присматривался к его делегатам и вот однажды, подойдя к нам, изъявил желание встретиться с нами, рабочими, у него на квартире за чашкой чая. Этот вопрос мы подняли на одном из наших фракционных совещаний, спрашивали, как нам быть. Помню, Владимир Ильич с улыбкой напутствовал нас:
— А что ж тут плохого — попейте чайку с князем Кропоткиным, поговорите с ним по душам. Не знаю, как вам, а ему, уверен, будет от этого большая польза.
И вот мы, группа рабочих — большевиков, уральцы, петроградцы, донбассовцы, восемь — десять человек, пошли к Кропоткину. Он встретил нас приветливо. На столе «под парами» стоял такой привычный и родной русский самовар. Нас радушно рассадила и угощала чаем не то дочь, не то родственница хозяина — молодая красивая женщина. Кропоткин, худощавый, с бородкой клинышком, какой-то очень легкий и игривый в своих сапожках с высокими каблучками, помогал ей. Нам никаких вопросов не задавал. Мы тоже молчали. Пауза становилась неловкой. Кто-то из нас спросил князя:
— Вот вы бываете у нас на съезде каждый день и, как видно, глубоко интересуетесь нашей работой, сочувствуете русской революции. Почему же вы не принимаете сейчас активного участия в революционной деятельности?
Кропоткин, мило улыбаясь, попытался отшутиться:
— Годы мои уже не те, и потом вы, наверное, знаете, что я стою за свободу личности: хочешь что-либо делать — делай, не хочешь — стой в стороне, никто и никого не должен понуждать. Человек сам несет за себя ответственность.
Разговор завязался, нам только этого и надо было. Мы стали засыпать князя вопросами, примерами, фактами.
— Человек действительно сам выбирает, что ему делать, сам несет ответственность за свои поступки, — говорили мы. — Но как все это согласуется с практикой анархизма? Анархисты выступают против организованных действий рабочих, совершают грабежи и убийства, во время забастовок действуют как штрейкбрехеры.
Кропоткин уклонился от ответа и на этот вопрос.
— Каждый человек вправе поступать по своему разумению: как хочу, так себя и веду.
— Ну, а если он грабитель и вор, убил банковского служащего, отнял у него деньги, оставил вдовой его жену и сиротами его детей, тогда как? — наседали мы.
Кропоткин скорбно сморщился и пожал плечами:
— Ну, что ж, лес рубят — щепки летят.
Нам стало предельно ясно, что мы говорим на совершенно разных языках…
Запомнилось мне тогда в Лондоне многое. Делегаты съезда посетили могилу великого учителя пролетариата и основоположника революционного мировоззрения Карла Маркса. Мы постояли минуту в скорбном молчании. Ходили на экскурсию в Британский музей, где собраны сокровища почти со всего света — из многочисленных мест обширнейшей в то время английской колониальной империи. Побывали в лондонском Гайд-парке — месте постоянных прогулок горожан, массовых народных гуляний и всякого рода митингов и выступлений ораторов. Посетили один металлургический завод. Меня удивило, что основное его оборудование было более старым, чем даже на наших русских однотипных заводах. Большое впечатление произвела на меня встреча с моряками и береговыми рабочими в лондонском порту.
Лондонский морской док в устье Темзы представлял собой огромный людской муравейник, скопище судов и механизмов, место не только упорного и тяжелого труда многих тысяч людей, но и подлинную клоаку, дно капиталистического мира. Тут можно было увидеть и валяющихся пьяных докеров, и пристающих к любому прохожему женщин, и открыто орудующих карманщиков.
Все это произвело на меня тяжелое впечатление. Поэтому можно легко представить себе, с каким чувством я покидал в то время эту богатейшую страну — страну, глубоко поразившую меня своими социальными контрастами.
В завершение рассказа о V съезде РСДРП хочется еще сказать о том, что В. И. Ленин не верил в готовность меньшевиков к дружной и согласованной работе с большевиками как на местах, так и, в особенности, в довольно пестром новом составе Центрального Комитета, где имелось 4 меньшевистских представителя из 12 избранных съездом членов ЦК. Об этом напоминали нам и уроки недавнего прошлого, когда после IV (Объединительного) съезда РСДРП меньшевики различными махинациями превратили ЦК в свой фракционный центр. Именно поэтому большевики на своем совещании сочли необходимым создать Большевистский центр во главе с В. И. Лениным. Жизнь подтвердила впоследствии, насколько мудрой и своевременной была эта мера нашей партийной предосторожности.
Перед тем как уехать, мы, большевики, собрались на свое последнее фракционное совещание — на этот раз не в церкви, а в одном из залов небольшого ресторана. По нашей просьбе Владимир Ильич сделал краткий обзор работы съезда и подвел наиболее важные ее итоги. Он особо подчеркнул наше главное достижение — победу большевиков над меньшевиками по всем принципиальным вопросам.
— Ход работы и решения V съезда партии, — сказал Владимир Ильич, — дают нам твердую уверенность в том, что мы идем по правильному пути. Но это только начало нового этапа в нашей работе. Надо довершить на местах разгром оппортунистов-меньшевиков, всемерно повышать сплоченность и руководящую роль рабочего класса в революционной борьбе, усиливать наше влияние на массы рабочих и крестьян, разоблачать все происки либеральной буржуазии, которая все более скатывается на путь контрреволюции. Мы победили, но не должны зазнаваться. Наш долг и обязанность — спокойно и уверенно вести массы по избранному пути с упорством и последовательностью, достойными наших великих учителей Маркса и Энгельса.
Закончилась трехнедельная работа V съезда РСДРП. Но перед нами был непочатый край дел, и мы всей душой рвались в родные места, чтобы вооружить своих товарищей, всю партию решениями съезда и обеспечить быстрейшее претворение их в жизнь.
Провожая нас, Владимир Ильич нашел для каждого теплое слово привета и напутствия, был весел и жизнерадостен, много шутил. Ему было в то время 37 лет, но он был уже общепризнанным авторитетом и испытанным руководителем партии.
РЕВОЛЮЦИЯ ПОТЕРПЕЛА ПОРАЖЕНИЕ — БОРЬБА ПРОДОЛЖАЕТСЯ
Мое возвращение из Лондона в Россию прошло без каких-либо приключений, хотя и было сопряжено с большим риском: по поручению В. И. Ленина я вез в Петроград какие-то, как мне сказали, очень важные партийные документы (содержания их я не знал). Сдав их, согласно договоренности, в издательство «Вперед», я поспешил в Луганск, в родные края, где меня с нетерпением ждали товарищи. Мне и самому хотелось поскорее попасть домой, чтобы доложить о съезде, встречах с Владимиром Ильичем, еще теснее сплотить трудящихся города и близлежащих шахт и рудников вокруг нашего партийного комитета.
В это время в стране произошли очень важные события. Реакция пошла в решительное наступление. 3 июня 1907 года была разогнана II Государственная дума. Социал-демократическую фракцию арестовали. И без того куцые «демократические свободы», объявленные в манифесте 17 октября, были сведены на нет. Избирательный закон, изданный в обход Думы, ставил новые рогатки против участия рабочих и крестьян в избирательной кампании и обеспечивал безраздельное господство в Думе ярых черносотенцев — помещиков и крупной буржуазии.
Разгон II Думы называли тогда «третьеиюньским государственным переворотом», и это выражение вполне соответствовало подлинному значению того, что произошло. Жестокие расправы царского самодержавия с участниками революционного движения свидетельствовали о поражении первой русской революции, о наступлении в стране нового периода — безраздельного господства самой черной реакции.
18 июня 1907 года я возвратился в Луганск. Представлявшая вместе со мной на V съезде РСДРП луганских большевиков К. Н. Самойлова (Наташа) по конспиративным соображениям вынуждена была остаться в Харькове. Однако она вскоре из-за угрозы ареста покинула этот город и участвовала в партийной работе в Баку, Петербурге, работала ответственным секретарем газеты «Правда», принимала участие в издании журнала «Работница», отдала много сил организации женщин-работниц после победы Октября. И всюду она оставила по себе добрую память как верный товарищ и чуткий друг не только женщин, но и всех трудящихся.
К. Н. Самойлова погибла в 1921 году в расцвете своих творческих сил, заразившись холерой во время одной из своих поездок. Все, кто знал ее, всегда вспоминают ее имя с глубоким уважением — она была верной дочерью партии и народа до самого своего последнего часа. Это была скромная и упорная труженица, высокообразованный марксист, остроумный и жизнерадостный человек, надежный и верный борец за дело партии, за торжество революционных идеалов. К. Н. Самойлова не раз говорила, что самым ярким событием в своей жизни она считает участие в работе V съезда партии и встречи с В. И. Лениным.
Прибыв в Луганск, я не заметил среди своих заводских товарищей настроений уныния и хныканья.
Я радовался их энтузиазму и бодрому настроению. Да и как было не радоваться! В тяжелых условиях засилья в городе полицейских и конных казаков Луганский партийный комитет накануне 1 Мая выпустил боевую прокламацию и призвал рабочих к забастовке в день пролетарского праздника. В листовке говорилось, что у пролетариата есть один общий враг — капиталисты, которые во всех странах, во всех государствах льют кровь пролетариата, иссушают его тело и душу, тысячами выбрасывают на улицу. Сравнивая рабочее движение с молодыми ростками новой жизни, листовка утверждала, что нет таких сил, которые могли бы остановить молодую жизнь, победоносное шествие пролетариата, совершающееся с «такой же неизбежностью и с такой же побеждающей силой, как движение весны».
Меня в листовке особенно тронули такие слова: