В Советском Союзе было всего три трижды Героя Советского Союза: Покрышкин, Кожедуб и, как вы уже догадались, Буденный. Но если первые двое получили высшие награды родины во время войны, то Семен Михайлович удостоился их в мирное время. Своей первой звездой маршал был награжден к семидесятипятилетию, в 1958 году, затем в 1963 году, когда ему исполнилось 80 лет, он стал дважды Героем. И наконец, в 1968 году, еще через пять лет, Семен Михайлович получил третью Золотую звезду. В 1973 году маршал отметил свой девяностый день рождения, но наградили его лишь орденом Ленина. В конце того же года Буденный скончался. Тепло вспоминал о своих встречах с Буденным и Ворошиловым народный артист РФ, ведущий актер Московского академического театра Сатиры Михаил Державин, проживавший здесь в 1960-х годах, когда он бы зятем маршала Буденного. Весной 1943 года после возвращения из куйбышевской эвакуации в доме поселилась семья Маршала Советского Союза Георгия Жукова. До войны маршал жил на улице Серафимовича, тогда он служил в должности начальника Генерального штаба Красной Армии.
Во время войны в своей новой квартире Георгий Константинович бывал нечасто. Возвращаясь с одного фронта, он недолго задерживался в Москве, сразу же отправляясь на другой. Об этом свидетельствует дочь маршала Элла Георгиевна Жукова: «Именно сюда он приезжал с фронта на день-два, чтобы отчитаться перед Сталиным и решить неотложные дела».
Георгий Константинович Жуков
Вскоре после войны маршал вновь надолго покинул Москву. Произошло это после приказа Верховного главнокомандующего от 9 июня 1946 года, в котором Жуков был обвинен в «отсутствии скромности», «чрезмерных личных амбициях», «приписывании себе решающей роли в выполнении всех основных боевых операций во время войны, включая те, в которых он вообще не играл никакой роли». По мнению Сталина, Жуков, «чувствуя озлобление, решил собрать вокруг себя неудачников, командующих, освобожденных от занимаемых должностей, таким образом становясь в оппозицию правительству и Верховному командованию».
За такие проступки маршал был снят с должности Главнокомандующего сухопутными войсками и в июне 1946 года назначен командующим Одесским военным округом. Но в конце 1947 года Жукова неожиданно вызвали в столицу. Из рассказа начальника его личной охраны С.П. Маркова мы можем судить, насколько трудными для маршала были эти дни пребывания в Москве: «Мы в полном неведении колесили между квартирой и дачей. Уже потом Жуков сказал, что ожидал ареста. Сколько генералов было к тому времени арестовано! Вот и не выдержало сердце». В январе 1948 года у Жукова случился первый инфаркт. Ожидание Жуковым ареста было вполне оправданным. Еще в 1944 году Сталин дал указание установить на его квартире прослушивающие устройства для записи антисоветских разговоров. Подобная практика распространялась в то время весьма широко. В частности, уже после войны на основании записей домашних разговоров были арестованы и расстреляны бывший Маршал Советского Союза Григорий Кулик и Герой Советского Союза генерал-полковник Василий Гордов. После смерти вождя прослушивание с квартиры маршала было снято (в 1957 году после его отставки с поста министра обороны СССР Жукова вновь стали «слушать», так продолжалось до его смерти в 1974 году). Жуков был обвинен и присвоении трофейного имущества, на его квартире провели обыск с подробной описью большого числа найденных вещей.
В 1948 году маршалу все же удалось избежать ареста, и в феврале он получил новое назначение – в Свердловский военный округ. Постоянная жизнь в Москве на улице Грановского, в доме № 3, у Жукова наладилась лишь с марта 1953 года, когда он был утвержден в должности первого заместителя министра обороны СССР, а затем и министром обороны СССР (с февраля 1955 по октябрь 1957 года).
После отставки с поста министра обороны Жуков попал в очередную опалу, причем продолжалась она до самой смерти полководца. Он, к примеру, был единственным на тот момент маршалом Советского Союза, которого не зачислили в Группу генеральных инспекторов Министерства обороны СССР, так называемую райскую группу. Ее создали специально, чтобы не отправлять в отставку маршалов и генералов армии. Их как бы переводили на новую должность, которая называлась «генеральный инспектор». Таким образом, на пенсии они не скучали, а делились своим боевым опытом с молодежью, постоянно выезжая в войска, проверяя и инспектируя их, выступая на всякого рода совещаниях. Жуков же был лишен такой возможности, его фактически отлучили от армии, уволив «в отставку с правом ношения военной формы одежды».
Маршала всячески старались отстранить от активного участия в общественной жизни, имя его надолго вычеркнули из официальной истории Великой Отечественной войны и Советской Армии. Тогда он решил сам написать все, что знал о войне. Но, закончив свои знаменитые мемуары «Воспоминания и размышления», Жуков не сразу смог их опубликовать. Сначала воспротивилась высокая комиссия, состоявшая из маршалов Гречко, Захарова и Москаленко. Они заявили, что книга эта «вредная», что Жуков «приукрашивает и преувеличивает» свою роль в войне. Затем Жукову порекомендовали включить в текст небольшой абзац, в котором говорилось, что, когда маршал приехал в 1943 году в расположение 18-й армии, он, оказывается, очень хотел встретиться с начальником политотдела Брежневым Л.И., хорошо знавшим обстановку на фронте. Но встреча, к сожалению, не состоялась, потому что, как писал неведомый соавтор Жукова, полковник Брежнев находился в то время на Малой земле, где, как выяснилось позднее, и начиналась победа над фашизмом.
Эпизод несостоявшейся встречи Жукова с Брежневым, как видим, притянут за уши. Но ведь надо было еще догадаться, чтобы придумать подобное! А ведь происходило это во второй половине 1960-х годов, когда еще и речи не было о выдающемся личном вкладе Брежнева в победу советского народа. В конце концов воспоминания все-таки вышли, Жуков подписал их в печать, произнеся историческую фразу: «Умный поймет!» В сентябре 1965 года маршал получил новую квартиру на улице Алексея Толстого (ныне Спиридоновка).
В этом доме имел квартиру многолетний личный секретарь Сталина Александр Поскребышев. Жену его, Брониславу Соломоновну Металликову (родственницу Троцкого), арестовали, когда она пошла на прием к Берии с просьбой об освобождении одного из ее близких, впоследствии ее расстреляли. На руках у Поскребышева осталось двое маленьких детей, Сталин успокоил его: «Нычего, воспытаем. Ми тэбэ паможим». И помогли. А Берия даже отправил детям корзину с фруктами.
Поскребышев служил «хозяину», как он называл вождя, почти тридцать лет, за что стал генералом, хотя в армии и дня не служил. Он знал очень много, так как через него проходили все обращения, записки и доклады, адресованные Сталину. В связи с тем, что вождь встречался в основном с узким кругом проверенных посетителей, все просьбы направлялись ему в письменном виде, предварительно попадая к Поскребышеву, а уже тот решал, показывать то или иное письмо Сталину или нет, ставил свою резолюцию. Поэтому многие адресаты обращались сначала к самому Поскребышеву, чтобы тот помог, обратил внимание вождя на их письмо. От того, прочтет ли он письмо, зависела нередко судьба человека.
Вот как, например, обращался к нему бывший главный редактор «Красной звезды» Давид Ортенберг: «Вы меня осчастливите на всю жизнь, если доложите письмо товарищу Сталину. Отдаю судьбу письма полностью в Ваши руки и прошу Вас, дорогой Александр Николаевич, как родного отца, чуткого и отзывчивого, о снисхождении: если письмо скверное – вернуть его мне, чтобы больше к нему никогда не возвращаться».
В ноябре 1952 года Поскребышев лишился возможности читать верноподданнические письма – Сталин неожиданно отстранил от работы своего «Сашу» (как он его называл), якобы за утерю документов. Паранойя вождя прогрессировала: он не верил никому – ни лечащим врачам, ни начальнику личной охраны Власику. Хотя Власик и Поскребышев как раз и были самыми по-собачьи преданными ему людьми. И если бы они оказались рядом с хозяином в ту роковую мартовскую ночь 1953 года на кунцевской даче, неизвестно, как развернулись бы политические события в СССР. Но факт остается фактом – после десятилетий преданного служения хозяин дал Поскребышеву хорошего пинка, которым обычно неблагодарные люди выбрасывают на улицу ставшего беззубым и слепым старого пса. Но Поскребышеву даже повезло – его не посадили.
После смерти Сталина Поскребышев трудился в должности секретаря партийной ячейки при местном ЖЭКе и разбирался в основном уже в документации другого уровня. Похоронили его на Новодевичьем кладбище.
В этом доме в 1920-х годах у своей близкой знакомой Галины Серебряковой останавливался во время приездов в Москву композитор Дмитрий Шостакович. Галина Иосифовна Серебрякова была женой репрессированного в 1937 году наркома финансов Г.Я. Сокольникова. Ее не миновала та же участь, отсидев в лагерях 17 лет, она вернулась в Москву, но жилья не было. После долгих мытарств в 1961 году она попала на прием к Петру Демичеву, главе московской партийной организации.
И вот эта немолодая, изможденная в ГУЛАГе женщина сидит перед Демичевым. Только начала она рассказ о своих жутких жилищных условиях, как вдруг стала расстегивать кофточку. Демичев прямо обалдел: видно, здорово ей по голове настучали там, на Лубянке! Но что же дальше? Она, слава Богу, остановилась. Оказывается, Серебрякова хотела показать ему страшный шрам на груди: «Это след нагайки самого Абакумова. Любил садист во время допросов есть груши и виноград». Два с половиной часа Серебрякова была в кабинете Демичева, говорила в основном она, вспоминала и о том, как сидела во Владимирской тюрьме в одной камере с певицей Лидией Руслановой и супругой «всесоюзного старосты» Калинина. Когда Серебрякова, наконец, вышла из кабинета, впечатлительный Демичев, давно не слышавший ничего подобного, провожал ее лично, открыв перед ней дверь. Затем он приказал позвонить в Моссовет, чтобы ей помогли с квартирой. Уже через две недели Серебрякова получила отличную трехкомнатную квартиру на Кутузовском проспекте. Серебрякова затем не раз демонстрировала свой шрам всем желающим. Как-то на встрече Хрущева с интеллигенцией в Кремле она вышла на трибуну и вновь, расстегнув кофту, показала последствия допроса ее Абакумовым. И вдруг послышался шум, кто-то упал в обморок от увиденного. Это был композитор Дмитрий Шостакович.