Молодой Дмитрий Шостакович
В 1924 году Шостакович имел очень серьезное намерение переехать в Москву в связи с его желанием стать студентом Московской консерватории. Он буквально всеми силами стремился в столицу. В письме Шостаковича от 29 февраля 1924 года к Льву Оборину, близкому другу и будущему выдающемуся музыканту, читаем: «Если будут лишние деньги, возьму 5 червонцев и приеду в Москву. Один червонец в Москву, другой – назад в Питер, а три остальных на театры, концерты и выпивки. Эх, хорошо было бы».
Дружба Шостаковича с музыкальным теоретиком и педагогом Болеславом Яворским явилась главным стимулом стремления к переезду в столицу. Не последнюю роль в этом играло и знакомство с командармом Михаилом Тухачевским. В письме к Яворскому от 8 апреля 1925 года Шостакович писал: «В Москве живет один очень известный человек. Он занимает высокий пост, он имеет свой автомобиль, но, как все великие люди, имеет одну слабость. Он безумно любит музыку и сам немножко играет на скрипке. С этим человеком, фамилия его Тухачевский, меня познакомил Квадри. Затем я играл ему, а он спросил меня, хочу ли я перебраться в Москву? Я сказал: “Хочу, но…” – “Что, но?” – “Как же я здесь устроюсь?” – ”Вы только захотите, а устроить такого человека, как Вы, не будет трудно”. Я сказал ему, что подумаю… Приехавши в Питер, я сразу же написал Тухачевскому письмо, в котором просил его сдержать обещание насчет службы и даже комнаты». Однако переезд Шостаковича в Москву тогда не состоялся, и опять Шостакович изливает душу Оборину: «Комнаты в Москве не найти, службы не найти, …тьма окружает, и в довершенье всего начала пухнуть шея. Поганый город Москва, почему он не хочет дать мне места в лоне своем. Тамошняя теснота производит на меня скверное впечатление. Низкие дома, масса народу на улице, но все-таки я рвусь туда всей душой». Лишь в 1943 году Дмитрий Дмитриевич перебрался в столицу.
С начала 1960-х годов дом № 3 по улице Грановского уже перестает быть той заветной обителью, попасть в которую стремились представители советской верхушки. Это уже не атрибут принадлежности к сильным мира сего. А скорее тихая заводь, в которой доживают свой век отставные сталинские наркомы, «антипартийные» политики, забытые маршалы – герои войны. Сегодня о многих из них и напоминает бесконечная череда памятных досок, создающая у проходящих мимо некое ощущение колумбария в самом сердце столицы. Новая же номенклатура, вылезшая на свет в результате «оттепели», не нуждалась в таком близком к работе жилье, в душном и пыльном центре. Она начинает селиться уже в других районах, ставших вследствие этого престижными, обживает Рублевское шоссе, Кутузовский и Ленинский проспекты. К тому же и в Кремль уже не надо спешить по первому требованию, и на работе сидеть не приходится, ожидая, когда же наконец «хозяин» в 2–3 часа ночи соизволит отбыть на отдых.
Ныне дом в Романовом переулке является объектом дорогой недвижимости, но череда памятных досок все же не дает забыть о том, какие трагедии происходили за его толстыми стенами.
8. Живописная Кисловка: Поленов, Коровин и Якунчиковы
В созвездии Кисловских переулков – Англофил Василий Якунчиков – Многодетная семья – Музыкально-литературный салон – Заботливая хозяйка большого дома Зинаида Мамонтова – «У дедушки была своя корова» – Художница Мария Якунчикова – «Пупок – глаз торса» – Неудачный роман с Константином Коровиным – Сватовство Василия Поленова – Мастерская Сергея Коненкова – «Старичок-полевичок» и голая балерина
В стороне от Никитского бульвара причудливым узлом сплелись четыре Кисловских переулка – Большой, Средний, Малый и Нижний. По одной из версий, название их пошло от стоявшей здесь в XVI–XVII веках Кисловской слободы, жители которой – кислошники – квасили капусту и засаливали овощи, в том числе и для царского двора. Кислошники обосновались здесь еще при Иване Грозном, поселившись недалеко от Опричного двора.
По другой версии, в слободе жили кружевных дел мастера, ткачи и вышивальщицы, и возможно, что свое название Кисловка получила от прозвища одного из местных жителей. А в XIX–XX веках здесь обитали, работали и учились представители уже других профессий, творческих: писатели, художники, артисты, музыканты, композиторы. Наш путь лежит в Малый Кисловский переулок, дом 10, связанный с несколькими представителями большой и талантливой семьи Якунчиковых. Первые два этажа дома, вероятно, построены в XVIII веке, еще четыре – в 1953 году. Давным-давно на этом месте возвышался храм Косьмы и Дамиана, что во Ржищах, разобранный в начале 1780-х годов. Известно, что после Отечественной войны зданием владел генерал-майор Григорий Колокольцев, а затем, с 1858 года – Василий Иванович Якунчиков, меценат и предприниматель, много сделавший для Москвы. По его инициативе была проложена улица Петровские линии, где находились магазины Товарищества Петровских торговых линий, основанных им же. Якунчикову принадлежали также кирпичные заводы в селе Черемушки, но, наверное, одно из самых главных его полезных начинаний для Москвы – это Московская консерватория, одним из устроителей которой он являлся. За большое посильное участие в создании консерватории Якунчиков был принят в число ее почетных членов. Впрочем, с музыкой его связывало не только это. Василий Иванович в свободное время играл на скрипке работы самого Амати.
«Якунчиковы, – писал Павел Бурышкин, – были одной из московских купеческих фамилий, которая довольно скоро отстала от торгово-промышленной деятельности и ушла в дворянство. Их имя было известно с первой четверти прошлого столетия, но почетное место в рядах московского купечества они заняли несколько позднее, благодаря Василию Ивановичу Якунчикову». А вот что писал Василий Кокорев в письме к Якунчикову: «Ваше любезное письмо перенесло мои мысли к воспоминаниям о событиях бывших в 1846 году, в котором я в первый раз имел удовольствие познакомиться с Вами на откупных торгах в Ярославле. Как сейчас представляю себе красивого юношу, с шапкой кудреватых волос на голове, с розовыми щеками и созерцательным взглядом на окружающее. Потом этот юноша уехал надолго в Англию, восприял там только то, что пригодно для России, и возвратился домой, нисколько не утратив русских чувств и русского направления. Этот юноша, – Вы, продолжающий свое коммерческое поприще с достоинством и честью для родины. Много с тех пор протекло воды. Вы шли стопой благоразумной осмотрительности, а я без всякой сдержанности давал волю своим фантазиям».
Василий Якунчиков
Действительно, в молодости Якунчиков некоторое время жил в Англии, проходил стажировку, если можно так выразиться, что позволило ему в дальнейшем занять достойное место в купеческой элите Первопрестольной. Он владел мануфактурами, бумагопрядильными фабриками, а также упомянутыми уже кирпичными заводами, приносящими неплохой доход. Потомственный дворянин, коммерческий советник, 1-й гильдии купец, председатель совета Московского Торгового банка, член совета Московского Купеческого банка, председатель правления Товарищества Воскресенской мануфактуры – вот далеко не исчерпывающий список его званий и должностей. Но интереснее, конечно, характеристика приватная: про Василия Ивановича Якунчикова говорили, что был он человеком грубым и необъективным, про которого конкуренты, бывало, сетовали: «Вот везет же ему, как незаконнорожденному. Ведь, поди, может в трех соснах заблудиться, а в делах ему счастье так и прет!» Да, с происхождением у Якунчикова не все ясно до сих пор, но фамилию свою он носил не напрасно, ибо «якунить» значит «ходить на промысел на зверя, полевать, лесовать, охотиться». А деловой человек – все равно что охотник, пронырливый, смекалистый, ловкий. Деньги зря не тратил, за что получил репутацию скупердяя. Угощал не часто, в клубе пил преимущественно яблочный квас. Однажды, расщедрившись по случаю рождения очередного наследника, он решил попотчевать купцов «Донским» вином, на что удостоился замечания Ивана Щукина: «Мы не казаки, и по случаю такой семейной радости следовало бы выпить настоящего шампанского».
Став владельцем недвижимости на Кисловке (двухэтажного дома с подвалами), прижимистый Василий Иванович принялся увеличивать свои владения за счет соседей: то один участок выкупит, то другой. Так усадьба на Кисловке увеличилась в несколько раз, превратившись в своего рода гнездо для большой семьи, к сожалению, осиротевшей. 1858 год, в котором Якунчиков обосновался в Малом Кисловском, стал для него черным: при родах умерла его любимая молодая жена Екатерина Владимировна Алексеева-Якунчикова, ей было всего 25 лет от роду. Она оставила мужу троих малых детей: Наталью, Елизавету и Владимира.
Екатерина Владимировна была необыкновенной женщиной. Борис Мансуров, в 1856 году встречавшийся в Якунчиковыми в Венеции, вспоминал: «Это женщина с очень хорошими манерами, красивая и очаровательная, первостатейная хохотушка… Я был в [театральной] ложе Якунчиковой и болтал словно где-нибудь в Петербурге». Она приходилась теткой жене Саввы Мамонтова – Елизавете Григорьевне, а также была теткой Станиславского. Интересно, что сын Якунчиковых Владимир впоследствии также породнился с Мамонтовыми, женившись на племяннице Саввы Мамонтова Марии Федоровне. На этом родственные связи Якунчиковых и Мамонтовых не закончились, а продолжились, образно говоря, на более высоком уровне. Вторым браком Василий Иванович Якунчиков был женат с 1861 года на Зинаиде Николаевне Мамонтовой, двоюродной сестре Саввы Мамонтова.
Зинаида получила прекрасное образование, знала несколько европейских языков, хорошо играла на фортепьяно. Она была на шестнадцать лет моложе Якунчикова, родила ему девятерых детей. Как пишет Л. Дубинина, «Зинаида Николаевна, входя в устоявшуюся жизнь большого дома, долго робела перед мужем, гувернантками и рыжим лакеем Павлом. В семье смешивались западные и русские устои. По заведенному Василием Ивановичем порядку завтраки и обеды подавались торжественно в строго определенное время. В длинной столовой первого этажа, окна которой выходили в сад, стоял большой стол. Прислуживали два лакея в белых перчатках, буфетчик, горничные и немка-экономка. За детьми, которые должны были сидеть за столом чинно, не горбясь, следила англичанка. Вставая из-за стола, они подходили приложиться к руке отца и матери. По утрам до кофе дети шли в спальню Зинаиды Николаевны, целовали ее красивую, нежную руку. Затем с той же целью отправлялись к отцу, где част