А детей у них было много – одиннадцать: пять дочерей и шесть сыновей. Будучи сам лишенным возможности получить хорошее образование, Щукин решил, что пусть хотя бы его дети станут просвещенными людьми, благо ориентироваться было на кого – родственников своей жены. Щукин нанял целый штат гувернеров и преподавателей. Он считал, что сыновья должны овладеть главным образом техническими науками: математикой, химией, физикой. «Упирал» он и на языки, детей обучали французскому и немецкому. Когда сыновья подрастали, Иван Васильевич отправлял их в немецкую школу в Выборге, где директором был лютеранский пастор Бем, положивший в основу воспитания учеников три основных принципа: дисциплина, формирование характера и физические упражнения. После выборгской школы наследники поступали в немецкий пансион Гирста в Петербурге. Дальнейшим пунктом по плану Щукина была стажировка сыновей на лучших мануфактурах западных стран.
Следующим представителем семьи Щукиных, с которым связана история дома в Большом Знаменском переулке, был его третий сын – Сергей Иванович Щукин (1854–1936). Отец не рассчитывал на Сергея как на продолжателя семейного дела, так считает исследователь жизни С.И. Щукина Н. Думова. Мальчик был хилым, малорослым, малокровным, очень сильно заикался. Поэтому Иван Васильевич согласился на просьбу жены не отсылать его в школу и учить дома вместе с сестрами. Маленький Сергей не на шутку страдал от такого решения, чувствовал себя глубоко униженным и очень одиноким в окружении девочек. Единственным утешением для него было разрешение родителей часто гостить в Петербурге у дяди Михаила Петровича Боткина. Часами он бродил по комнатам, увешанным бесценными картинами, пристально рассматривая каждую, привыкая дышать воздухом искусства. Наверное, именно тогда зародилась любовь Сергея Щукина к живописи.
К изумлению отца, парнишка оказался чрезвычайно упрямым, почти неуправляемым. С поразительной для своего возраста настойчивостью он стремился вырваться из домашнего круга, чтобы, подобно братьям, поступить в специальное учебное заведение. Наконец отец вынужден был послать и этого сына в заграничную школу – на сей раз в Саксонию. Там мальчик сильно изменился. Физические упражнения помогли преодолеть природную болезненность, закалили его. Сергей не хватал звезд с неба, не был в числе блестящих учеников, но выделялся редкой любознательностью, независимостью суждений и большой изобретательностью. В школе он почти в совершенстве овладел французским и немецким языками, там же вполне выявились качества, ставшие определяющими для его характера, – энергичность и решительность. Маленького роста, большеголовый, с узкими, блестящими глазами, он и внешне как бы олицетворял собой сгусток энергии.
Живя в Германии, Сергей лечился у местных докторов от заикания, но лечение помогло лишь отчасти. Этот порок остался у него до конца жизни, но совершенно не оказывал влияния на его активность в делах, на общение с людьми, никогда не ощущался им как некая ущербность или признак неполноценности.
Вернувшись в Россию после окончания Высшей коммерческой академии в г. Гера в Баварии, Сергей Щукин в 1874 году вступил в отцовское мануфактурное предприятие. И вот постепенно он стал проявлять свои предпринимательские и лидерские качества, выделяясь среди остальных братьев. А ведь он был не самым старшим в семье – всего лишь средним сыном. Но даже не имея столько опыта в управлении и организации семейного дела, как его старшие братья, Сергей стал в глазах отца единственным продолжателем, на которого он возлагал надежды в сохранении и продолжении щукинского бизнеса после своей смерти. Братья же признавали очевидное превосходство Сергея в предпринимательстве и были вполне удовлетворены тем, что еще до смерти отца он стал его преемником. Все они оставались членами фирмы, получали свою долю доходов и тратили ее согласно своим устремлениям.
Самый старший брат – Николай Щукин – принимал все меньшее участие в деятельности торгового дома. Второй по старшинству брат, Петр, был слишком поглощен собирательством. Любимцем отца с детства оставался четвертый сын, Дмитрий, родившийся в 1855 году. Отец постоянно брал его с собой в деловые поездки, пытаясь исподволь приучить к предпринимательству. Но Дмитрий рос тихим, робким, сосредоточенным в себе юношей. Его страстью тоже было собирательство. Учась в коммерческом институте в Дрездене, Дмитрий Щукин день-деньской пропадал в музеях и на выставках. Поначалу коллекционировал фарфор, золотые табакерки, старинное серебро, потом увлекся живописью старых мастеров. Коммерция нисколько не интересовала юношу, зато он с огромным вниманием слушал лекции профессора В. Боде – искусствоведа с мировым именем, и, вернувшись в Россию, в течение многих лет состоял с ним в переписке.
Два младших брата, Иван и Владимир, были моложе старших на целое десятилетие. Они учились в частной гимназии Поливанова вместе с детьми московской аристократии, помещиков-дворян, либеральных профессоров. Первыми из Щукиных они стали студентами Московского университета. Отличавшийся редкими способностями Иван изучал философию, Владимир – медицину. Впоследствии они также не пожелали идти по стопам отца. Иван находил коммерцию нудным занятием, а жизнь в Москве – провинциальной и скучной. Владимира одолевали болезни. Но болеть было некогда – к тому времени Щукины вели в Москве торговлю в Чижовском и Шуйском подворьях в Юшковом переулке, а летом – на Нижегородской ярмарке. Они были также членами товарищества Даниловской мануфактуры. И вообще развили бурную деятельность.
В 1883 году Сергей Щукин женился на девятнадцатилетней Лидии Григорьевне Кореневой, происходившей из украинского помещичьего семейства. Это была красивая, стройная брюнетка с властным характером. Ее «русалочья красота», по воспоминаниям дочери Павла Третьякова В.П. Зилоти, поражала всю Москву. Лидия Григорьевна привыкла к роскоши и вращалась в высших сферах московского общества. Под стать ей была и родня ее мужа.
Особняк Щукина столетие тому назад
Дом в Большом Знаменском, наше время
В 1889 году Сергей Иванович Щукин поселился в доме в Большом Знаменском переулке со своей семьей. Через два года, после смерти отца, дом перешел в его собственность. Во дворце Трубецких новые хозяева почти все оставили без изменения. Даже коллекция оружия, собранная старым князем, по-прежнему висела на стенах громадного вестибюля, из которого широкая дубовая лестница вела в гостиную, столовую и другие апартаменты. Однако развешенные во всех помещениях картины не понравились новому владельцу. Это были главным образом работы передвижников. Немалую ценность представляли многочисленные эскизы Сурикова к его знаменитому полотну «Боярыня Морозова». Все эти произведения вскоре были проданы Щукиным. В это время ему самому были еще не ясны его собственные пристрастия в сфере живописи, но русская реалистическая школа, столь дорогая сердцу Третьякова, решительно не находила отклика в его душе. Взамен проданных картин было куплено несколько пейзажей современного норвежского художника Фрица Таулова – они и стали первым кирпичиком будущей всемирно известной коллекции Сергея Щукина.
И еще одно новшество знаменовало собой вторжение купца в дворянскую цитадель: с внутренней стороны к особняку были пристроены склады для мануфактурного товара. Швейцары в нарядных ливреях дежурили у узорных решетчатых ворот. Здание утопало в огромном саду с вековыми липами и пушистой сиренью. Высокие потолки комнат были украшены лепниной и росписями, паркетные полы покрыты дорогими восточными коврами. Вдобавок ко всему собственностью новых владельцев стала крошечная домовая церковь князей Трубецких, дверь в которую вела прямо из столовой. Особняк стал символом богатства и процветания Сергея Щукина, его принадлежности к московскому высшему обществу, наглядно демонстрируя процесс постепенного вытеснения дворянства буржуазией.
Щукин играл видную роль в жизни московского купечества – был членом правления (а одно время старостой) Московской купеческой управы, товарищем старшины московского купечества и почетного старосты детских приютов. В деловом мире Сергея Щукина называли «министром коммерции», а еще за глаза «дикобразом» – за упорство и изобретательный, колючий склад ума. Ходили слухи, что даже свое заикание он использует во благо себе во время деловых переговоров, чтобы сбить оппонента с мысли и выиграть время для обдумывания следующего тактического хода. Сергей Щукин приобрел стальную хватку в делах и в то же время всегда оставался дерзким, азартным игроком. Поэт Андрей Белый, знавший Щукина, говорил, что его девизом было: «Давить конкурентов!» – и давил он их, «как клопов». В мемуарах Белого находим такую характеристику Сергея Ивановича: «…Твердеющий, чернобородый, но седоволосый, напучивший губы свои кровавые… С виду любезен, на первый взгляд – не глуп, разговорчив; в общении даже прост, даже афористичен». Создавшийся из воспоминаний современников образ С.И. Щукина диктовал иногда и следующую манеру поведения на рынке: воспользоваться любой ситуацией для умножения своего капитала.
Так, в 1905 году, в разгар Декабрьского восстания, Сергей Щукин, по свидетельству его сына, под шумок скупил весь имевшийся в наличии мануфактурный товар, овладев таким образом рынком. Когда московское восстание было подавлено, он взвинтил цены и в результате нажил целое состояние. После этого авторитет Щукина еще более вырос в глазах конкурентов.
Андрей Белый писал о поведении Щукина в тревожные дни 1905 года: в начале революции Щукин «ходил в либералах», увлекался спорами о способах «штопанья дырявистого гниловища» российской государственной системы. Но после похорон убитого черносотенцем большевика Николая Баумана настроения Щукина изменились. Проходя в эти дни мимо его дома, Белый увидел хозяина в окружении «черной сотни»: «Краснорожие парни с полупудовыми кулаками весело ржали», выслушивая Щукина, агитировавшего их хорошо охранять переулок на случай, «если бы…». «Лица я не видел, – пишет Белый, – но в спину забил знакомый “басок с заиканием”: