Поздно вечером вернулись мы домой. Взяли ящик, в котором вырос Резвый, настелили туда сена и положили больную птицу.
Всю ночь просидел Пахомыч над своим воспитанником. К утру Резвый умер.
Мы закопали его на опушке леса и посадили над ним молодую березку.
Много лет прошло с тех пор. Березка выросла, стоит высокая, стройная.
Немало за это время вырастил Пахомыч хороших ястребов, но ни один из них не мог сравниться с Резвым.
Часто в осенние вечера, возвращаясь домой с охоты, мы с Пахомычем проходим по лесной опушке мимо заветной березки. Она стоит немного в стороне от других — высокая и тоненькая, в золотом осеннем уборе.
Иногда мы садимся тут же на бугорок, сидим молча и слушаем. В осенних сумерках засыпает лес, кругом тихо-тихо, не чирикнет ни одна птичка. Только порой пробежит ветерок, тронет гибкие ветки березы, и тогда они начинают покачиваться и слабо шуметь, будто шепчут, будто рассказывают нам о нашем старом крылатом друге.
Пропавший медведь
Дней десять гонялись охотники за медведем. Убить не могут и в берлогу улечься не дают. Только он ляжет — опять спугнут. Охотники-то молодые, неопытные, а медведь попался чуткий: как заслышит по снегу шорох лыж, сейчас же вскочит — и наутек.
Видят охотники — не простое дело убить такого зверя. Решили напрасно медведя не пугать, а выследить, куда он заляжет, и не трогать его до глубоких снегов — пускай себе облежится. Так и сделали.
Прошло две недели. Наступил самый снежный месяц — февраль. Недаром про него говорится: «Февраль придет, все пути заметет». Чуть не каждый день снег да метель.
Наконец как-то в ночь непогода стихла. Утром выглянуло солнце, и осветило лес, разряженный в розовые и голубые одежды. Все деревья укутались в тяжелые ватные шубы, нахлобучили белые шапки, низко опустили ветви, будто руки в огромных пуховых рукавицах.
В то утро охотники опять пришли в лес за медведем. Только на этот раз не одни — пригласили на подмогу старого медвежатника дядю Никиту.
Никита и сам как медведь — огромный, сутулый, все лицо заросло густой бородой, а из-под нависших бровей блестят живые, острые глазки. Идет Никита на лыжах, переваливаясь с ноги на ногу. Зато уж как шагнет… попробуй угонись! Пока по лесу шли, совсем замучил молодых охотников. Рады, что наконец до места добрались.
Остановились на поляне, пустили собак в ту самую чащу, куда в последний раз скрылся медведь, а сами разбрелись по лесу.
Прошел час, другой. Облазили собаки всю чащу, каждый куст обнюхали — нет берлоги. Пропал медведь, будто сквозь землю провалился.
Сошлись охотники опять на поляне и не знают, что дальше делать. Дядя Никита спрашивает товарищей:
— Может, ушел отсюда медведь? Вы след-то хорошо проверили?
— Да, каждое утро кругом чащи обходили. Не было выходного следа. Не выходил медведь.
Тут и сам Никита призадумался: «Куда же ему деваться? Не мог же он отсюда улететь!»
Вдруг где-то далеко в чаще Никитова собака залаяла. Охотники схватились за ружья, бросились на голос собаки. Полезли через кусты, через валежник, насилу пробрались. Глядят — эка досада! Собака-то не медведя, а белку нашла. Стоит под сосной, смотрит вверх и лает. Вершина у сосны широкая, разлатая, как огромная корзина. Вся сучьями завалена видно, раньше было гнездо какой-то большой птицы, а теперь снег все забил, и не разглядишь ничего.
Обидно стало охотникам. Кто-то из молодых сказал:
— На такой охоте хоть бы белку убить. А может, еще куница там затаилась. Только трудно выгнать оттуда.
Он поднял ружье и выстрелил в вершину, чтобы выпугнуть зверя.
Вдруг с дерева как посыплются сучья, снег! Валится что-то огромное — и прямо на людей. Едва отскочили. Глядят — медведь.
Шлепнулся медведь на снег, вскочил — и бежать.
Охотники и опомниться не успели, а его уже след простыл.
Развел дядя Никита руками:
— Ну и чудеса! Сорок лет на медведей охочусь, а такое в первый раз увидать довелось: чтобы медведь не на земле, не под снегом, а на дереве берлогу себе устроил.
Крылатый охотник
Как-то раз на охоте шел я по заячьему следу. Вдруг вижу — в кустах под деревом белеется выкопанная в снегу заячья лежка. Я свистнул. Заяц не выскочил.
Тогда я осторожно полез в кусты. Лежка оказалась пустой. По другую сторону кустов от нее шел свежий заячий след, а рядом с кустами снег был примят, будто кто-то спрыгнул с дерева, повозился в снегу и исчез. Никаких следов, кроме заячьего, не было видно.
Кто же спугнул зайца? И что это за углубления в снегу рядом с лежкой?
Я решил пойти по заячьему следу. Косой несся огромными скачками, словно удирал от кого-то. Вдруг, судя по следу, зайца будто ранили, он упал и начал биться на одном месте. Весь снег кругом был примят и забрызган кровью. Потом, видно, заяц вновь вскочил и понесся дальше, к ближайшему лесу.
Я поспешил по заячьему следу и увидел на опушке леса кучу хвороста. Прямо под нее уходил заячий след, а наверху на хворосте сидел, зорко поглядывая вниз, большой черный ворон.
Тут я сразу все понял: пролетая над полем, зоркий ворон заметил в кустах заячью лежку. Но кусты помешали ему сразу напасть на зайца. Тогда ворон сел рядом с лежкой и спугнул косого.
Заяц пустился наутек, а ворон погнался за ним, настиг посреди поля, сбил с ног и начал рвать когтями и клювом. Но зайцу удалось вырваться, он бросился к лесу и спрятался под хворост.
Выходит, мы с вороном охотились за одной и той же добычей!
«Посмотрим: кому же она достанется?» подумал я, подбираясь из-за деревьев к куче хвороста.
Занятый своим наблюдением, ворон даже не заметил меня. Я подошел совсем близко и внезапно выскочил из-за деревьев.
Испуганная птица шарахнулась в сторону и полетела прочь.
Теперь только бы не упустить косого! Кругом кусты, мигом улепетнет!
Держа ружье наготове, я остановился.
Вот под хворостом кто-то завозился. Не теряя времени, я прицелился и выстрелил.
В тот же миг из-под кучи, совсем с другой стороны, выскочил здоровенный заяц и в два прыжка исчез в кустах.
Я так и опешил: «В кого же я стрелял?»
Поднимаю ветки хвороста — и вижу: убил ворона. Вот кто достался мне вместо зайца!
Значит, вороны вдвоем охотились на косого и загнали его под хворост. Один уселся сверху сторожить, а другой полез под хворост выгонять добычу. Но зайцу повезло: ему удалось удрать, а ворон поплатился жизнью.
Ворон — страшный враг всех мелких зверей… Иногда он решается нападать даже на козлят и ягнят. Поэтому охотники терпеть не могут ворона и всячески стараются уничтожать его.
Но насколько вреден дикий ворон, — настолько же интересен ручной. Ворон — замечательно умная птица. Если поймать молодого вороненка и воспитать его в неволе, он быстро привязывается к людям, прекрасно знает своего хозяина и даже выучивается говорить.
Воронуша
— Не купите ли вы у меня птицу? — предложил гражданин, входя в кабинет заведующего зверинцем.
Он держал в руках что-то большое, завернутое в простыню.
— А она дрессированная? — спросил заведующий.
— Да, ученая, — ответил хозяин птицы, развязывая простыню.
Там оказалась самодельная клетка, а в ней большой черный ворон. Он беспокойно прыгал по клетке, оглядывая новую комнату и незнакомых людей.
— Сейчас немного успокоится, — сказал гражданин, — и я вам покажу, что он знает.
Подождав несколько минут, гражданин вынул из кармана кусочек сырого мяса и показал его ворону.
Птица начала совать клюв в щели проволочной сетки, стараясь достать мясо. Не тут-то было!
Тогда ворон приостановился, как бы обдумывая, что же делать. И вдруг громко и четко на всю комнату произнес:
— Воронок, Воронок!
— Молодец! — похвалил хозяин и дал птице мясо. Потом вынул второй кусочек и спросил: — Ну, а как ты любишь чтобы тебя звали?
Ворон торопливо ответил:
— Воронок, Воронок!
— Нет, нет! — замахал рукой хозяин. — Ты отвечай, как ты любишь?
Ворон немного наклонил голову и, как артист на сцене, громким шопотом проговорил:
— Воронуш-ш-ша!
За это он сейчас же получил второй кусочек мяса.
— Очень хорошо! — похвалил заведующий зверинцем. — Говорящий ворон нам нужен. А еще что-нибудь он у вас говорит?
Хозяин замялся:
— Говорить-то говорит, да уж это, пожалуй, не стоит и показывать.
— Почему не стоит? — удивился заведующий.
— Да учили-то его у нас неладно, на драку учили, — пояснил гражданин. — Ведь он сердитый. Как выпустишь из клетки, так прямо бежит драться. Хорошо еще, крыло сломано — не летает. Ну, а уж как клюнет кого, сразу развеселится и заговорит.
Сотрудники начали просить выпустить из клетки ворона.
Хозяин запротестовал:
— Не стоит, товарищи! Мне-то все равно — вас же клевать, будет, меня не тронет.
Заведующий тоже стал просить:
— Пожалуйста, выпустите. Ведь это не лев, не съест.
Хозяин птицы подумал и решительно ответил:
— Если купите, тогда и делайте что хотите, а так не выпущу.
Ему тут же уплатили деньги. Он спрятал их в карман и засмеялся:
— Ну, теперь ваше дело, только я ни при чем.
Он отворил клетку, и ворон сейчас же неуклюже вылез на пол. Он сердито распушил перья, грозно поглядел направо, налево, будто спрашивая, кто осмеливается стоять поблизости, и вдруг опрометью побежал прямо к заведующему.
— Отойдите, отойдите! — закричал хозяин.
Заведующий невольно попятился, нерешительно повторяя:
— Я тебя, я тебя…
В три прыжка ворон был уже возле него. Он размахнулся своим огромным клювом и изо всех сил долбанул заведующего в ногу.
— Ой-ой-ой!.. — застонал тот, приседая от боли.
В ту же секунду ворон вцепился носом в его брюки. Затрещала материя, и клок от новых брюк остался в клюве у птицы.
— Ах ты, разбойник! — не своим голосом завопил заведующий.