ызвала нарекания: «Это у вас тачка или мотороллер? А оно доедет? А другой нету, что ли?»
Напористая и хищная риэлтерша наверняка зарабатывала побольше, чем они с Димкой на двоих, и профессионально отличала дорогое и престижное от эконом-класса.
- Тьфу ты, ну и душегубка! – воскликнула Нинка. – Утро, а жарит, как в Африке.
Яна покрутила на запястье браслет часов: циферблат сиял отражением солнечного диска.
- Да, половина десятого только… Не все пробки собрали, и то спасибо.
Они путешествовали с кондиционером на полную, а за бортом воздух прогревался до предела пределов.
- Ладно, пошли, - распорядилась Нина. – По карте нам туда, за площадь и через сквер. Вон указатель: улица генерала Алтаева.
Созерцая наводящий тоску ландшафт, Яна вздохнула: убогое захолустье. Ратуша с гербом еще комси-комса, а прочее, обильно декорированное баннерами «Аренда», доживает свой век. Вдоль улицы притулились бревенчатые избы, щеголяющие антеннами спутникового ТВ, сараюхи, подсобки... На автобусной станции высаживал пассажиров экскурсионный «Икарус», обогнавший их на трассе по встречной. В глубине площади – неизменный краевой музей, стиснутый по бокам могучими зарослями. Под правым, закругленным торцом здания музея сползала в густую тень оврага извилистая тропинка.
Мама рассказывала, что в дни ее молодости Вражий овраг обходили за километр: там скрывался убежавший из лечебницы психопат. Психопата, конечно, придумали взрослые, чтобы с наступлением темноты локализовать отпрысков в зонах фонарного освещения. Хотя, скорее, страшилка возымела обратный эффект: подростки бегали сюда за адреналином…
Они пересекли площадь, миновали сквер и за торговыми рядами увидели бело-серую трехэтажку. Капремонт (если он вообще производился) был давно и неправда: штукатурка клочьями облезала со стен. Из тамбура тянуло запахами еды, плесени и мусора. На провисших веревках сохло постельное белье.
«Боже мой, - почему-то испугалась Яна. – Этого просто быть не может. ЗДЕСЬ я родилась».
____
Квартира принадлежала Яниной семье несколько поколений подряд. Прапрадед обосновался в Дороховске еще до революции; после семнадцатого года он примкнул к белогвардейцам и повоевал против красных, но, почуяв, куда дует ветер, переметнулся в ряды РККА. Дед в Великую Отечественную служил контрразведчиком и отвечал за эвакуацию комсостава на случай, если город захватят фашисты. В сорок седьмом он вышел в отставку и возился с внуками. В девяностые квартира опустела, и право собственности переходило из рук в руки, пока официально не досталось Яне, став для нее источником неясной, но навязчивой тревоги. Казалось, что-то опасное связано и с квартирой, и с самим домом на улице генерала Алтаева. История «двушки» не вместила первые три года Яниной жизни – их вытеснили мрачные образы тети Тани и ее заживо сгоревшего сына Ильи.
Яна охотно уступила бы «родовое гнездо» любому завалящему конкуренту, но – вот мистика! – ни одного желающего. Ее муж Димка, которому новость о жилплощади в дальнем Подмосковье свалилась как снег на голову (и то по неудачному стечению обстоятельств), так и не постиг, отчего у нее душа не лежит к этой квартире. Он предложил распорядиться дармовыми квадратными метрами практично - продать, и раз навсегда избавиться от притязаний ФНС и управляющей компании, заодно слегка обогатившись.
- Лишних денег не бывает, - урезонил он сыплющую невнятными доводами жену. - Или тебе хочется государству налоги отстегивать?
Начались отчаянные поиски агента по недвижимости. Димка и Яна хорошие в своих областях специалисты: соответственно оператор ЧПУ и врач-косметолог, но они представления не имели, как подступиться к продаже жилья. В Дороховске был филиал столичной фирмы, но вместо телефона там срабатывал факс, и так месяц подряд.
«На фига рекламу в интернет давать?», подумала Яна, прошмыгивая за Нинкой в источающий запахи подъезд.
(Липская отшила их, как и многие до нее. Категорически. Дел по горло, недосуг в область мотыляться. А через день позвонила сама, выспросила про метраж, состояние, документы и долги по платежам).
В подъезде Яна оробела; бойкая Нинка и та как-то смешалась. Предстояло еще подняться на третий этаж – мелочь, но здесь и сейчас неприятная. Под лестницей темнела коричневая фанерная дверь со спиленной ручкой. Приди Яна сюда без сопровождающей, она бы остерегалась оставлять эту дверь у себя за спиной. За такими дверями может обитать некто, не видимый коммунальщикам, но с острым нюхом на чужаков. Нина никак не прокомментировала заминку, но отступила, спрятавшись за Яну и предоставив ей возглавлять экспедицию.
Сверху спускалась женщина с маленькой девочкой и грудным ребенком, незамысловато притороченным к шее застиранной тряпицей. Женщина выступила из полумрака, и Яна поразилась ее лицу: бледному, с ввалившимися щеками и глазами, заплывшими в синеву. Сальные волосы небрежно собраны в пучок.
- Янка, - произнесла женщина.
Это был не вопрос, а узнавание.
Яна сосредоточилась, пытаясь воскресить в памяти ее имя, но ничего не воскресло. Ей бы железо проколоть и витаминов курс, мелькнуло у Яны в голове.
- Янка, - настойчиво повторила женщина. – Я – Катя. Мы с тобой играли. Тебе три годика исполнилось, а мне пять. Вы с родителями в Москву уехали. А тетя Таня осталась.
Яна вежливо кивнула. Тетю Таню она помнила плохо. Лучше, чем Катю, но тоже не особо.
- Я тебя в контакте нашла, - сказала женщина. – По фамилии.
- Очень рада встрече, Катюш, - солгала Яна. – Как дела?
Катя прищурилась.
- А у тебя? – шмыгнула она носом после паузы. – Дети есть?
- Не… Нет.
- Что, родить не можешь?
- Могу, наверное. Просто не хочу… – Яна не готовилась давать интервью в этом жутком подъезде.
Пальцы женщины стиснули руку дочери, девочка пискнула.
- Как можно не хотеть рожать? Дети – это же дети. Это наше всё. Но тебе не понять, раз не хочешь.
Она рванулась мимо приезжих, таща за собой неловко семенящую дочь, и выскочила на улицу. Яна застыла, пришибленная этим взрывом неприязни, и Нинка, процедив что-то, уперлась ладонью ей между лопаток.
- Янк, не тупи.
____
На стук никто не открыл, ни звука изнутри. Яна занервничала: накладка за накладкой, да что ж такое. И со старушкой все ли в порядке? Если нет, квартиру придется взламывать. Липская скептически разглядывала «объект».
- Почем же мне эти руины выставить? – риторически спросила она. – Миллион, как ты хочешь, не получится. Уж дыра дырой. Небось, центнер трухлявой фурнитуры в нагрузку и драный линолеум…
- Задорого не возьмут, - поддакнула Яна, на заре карьеры ублажавшая капризных дамочек в спа-салоне.
- Дешево, совсем дешево. Говоришь, раньше здесь не бывала?
- Не-а… А совсем дешево - это сколько?
- Триста тысяч. Ну четыреста в апогее. Дом под снос, соседи – маргиналы, метро – в Москве, Москва за сотню верст… Где твоя ключница, ласты склеила?
Яна скривилась – под каблуком хрустнул осколок потолочной лампы.
- Надеюсь, что нет. Отошла куда-нибудь, мало ли. В поликлинику…
- Или барахло с твоей хаты толкает по-быстрому.
- Нин, ну зачем ты утрируешь? Старушка интеллигентная такая.
- Ой, не буровь мне про божьих одуванчиков! Я от них натерпелась, ветераны, бляха-муха, сама бы всех закапывала. Хер ли эта интеллигентка свинтила? Или ты не предупреждала, что приедешь?
- Да предупреждала я! Ей эти ключи в тягость, скорее бы с рук сбыть.
- А?
- Нет, ничего, - осеклась Яна. Если бы не старушка, квартире еще долго прозябать бесхозной. Но, застигнутая врасплох, Яна так дотошно выясняла, кто такая Зоя Ивановна, где она взяла ее телефон и почему именно ей тетя Таня оставила ключи, а Димка сидел тут же на диване и слышал разговор от корки до корки… короче, тайное стало явным.
- Ничего так ничего, - буркнула Нинка.
- Может, участкового вызвать? - неуверенно предложила Яна.
- На основании? - Нинка окинула ее тяжелым взглядом и забычковала окурок в распредщиток. - Янк, не упало мне тут торчать, прошвырнусь до кафетерия, заодно батарейки для фотика гляну. А ты на атасе. Жопой чую, застрянем до ишачьей пасхи.
Караулить в одиночестве посреди обшарпанного коридора Яне не понравилось. Она рыпнулась позвонить Димке, но схлопнула «раскладушку»: на ее голос откроется фанерная дверь на первом этаже, и по лестнице взойдет… кто-то… Переставляющая по щербатым ступенькам закоченелые, морозно скрипящие ноги нежить вообразилась ей так отчетливо, что Яна подобрала юбку и кинулась вон из подъезда.
Отдышавшись под козырьком, она вспомнила, что у Димки на производстве аврал, и звонить ему нельзя. Вот засада! Яна прикурила ментоловую сигаретку.
В палисаднике Катя выгуливала своё потомство, вернее, оккупировав скамейку, кормила из бутылочки грудника, а дочка неприкаянно бродила вокруг песочницы. Заметив Яну, она потопала к ней по газону.
- Привет, - сказала Яна, присев на корточки. – Тебя как зовут?
- Маша, - пролепетала девочка. Ей было и страшно, и любопытно в одном флаконе. – У тебя есть шоколадка?
- Шоколадки у меня нет, но есть карамелька. – Яна расстегнула сумочку.
Катя перемахнула газон тигриными прыжками и отвесила дочери подзатыльник. Маша расплакалась навзрыд.
- Кать, ты чего? – оторопела Яна.
- Не, ну а че, - зло огрызнулась Катя. – Не смей моего ребенка всякой дрянью кормить. Своих заведи и трави, сколько влезет. Приперлась тут, добровольно стерилизованная… Чтоб близко к моим детям не подходила!