Яна тут же нарушила декрет о неприкосновенности: брошенный на произвол судьбы младенец едва не соскользнул со скамейки: там было, обо что расквасить голову. В последний момент Яна удержала истошно вопящего человечка на краю бездны.
- Какая ты сказочная! – прогнусавила Катя, выхватывая грудника. – Спасибо тебе, дорогая! А где ты была, когда тётка твоя по дуркам да по ментовкам зависала?
- В первом классе училась, - на всякий случай Яна отошла подальше: мало ли что.
- Видно по тебе, что училась! Детей не делать ты училась!
- Кать, ты бы Машеньке панамку надела, напечет же ей…
- Нет у меня на панамки денег, так погуляет!
Еще с колледжа Яна шла по жизни с принципом, что дружелюбие – залог мира и согласия. Главное – ни на кого ни за что не обижаться.
- Давай я вам на рынке панамку куплю? – мурлыкнула она разбушевавшейся Кате.
- Да сдохни со своими подарками! – черта с два, за МКАДом принципы не работали. – Что ж родаки твои тётку чумную без присмотра кинули? И еще что скажу, Барби: когда померла тётка, никто ее хоронить не хотел, так бы и сгнила, сучка… Чего ты вообще нарисовалась? Досвидос!
Яна сделала соответствующие выводы и ретировалась, заняв позицию на уважительном расстоянии от подъезда, чтобы не пересечься с Катей, когда та пойдет домой. Терзаясь от предчувствий, неопределенности и нарастающей жары, она распутывала шнур наушников – хоть музыкой отвлечься. Да уж. Ну, здравствуй, Дороховск...
____
Обычно полоумные мамашки на раз вычисляли в Яне презренную чайлдфри, а, вычислив, принимались давить на психику. Липская всю дорогу трещала о своем «восхитительном» в грандиозных кавычках сыне, с которым в школе не уживается даже отпетая шпана. «…Никитка бабки тырит?! Да это же МОЙ сын!!! Я его в языковую английскую пристроила, а там географ нажаловался: ваш Никита, бла-бла-бла, по карманам мелочь ворует. А я ему: мой сын не вор, ты, мудила, кровью умоешься, что дерьмом его полил. Отстегнула сотню евро мукле из восьмого класса, она его на потрахаться развела, а пацаны мобилой снимали. Хрен отмазался, козел: по этапу и в парашу рылом».
- Прелесть какая, - не удержалась Яна.
- А чего прелесть-то? – рыкнула на нее риэлтерша. – Что ребенка вором обозвали – прелесть? Я за Никитку всех порву. Одна его воспитываю, папулька-то спился…
«Я б тоже спилась».
Но бурную реакцию Катерины спровоцировала не детская тематика. И не фотки из Турции, которых у Яны в контакте великое множество: с пляжа, из отеля, с палубы яхты. Вопреки очевидному, Катя не оголтелая истеричка. Там, на лестнице, ее ЧТО-ТО зацепило, но она предпочла оставить это невысказанным и для правдоподобия разрядила в Яну свой негатив под конкретным предлогом. Но у нее слабовато с актерским мастерством, она переигрывала и дважды проговорилась.
Даже сейчас, спустя двадцать с лишним лет, семью Мартера здесь не любили.
Из-за тети Тани.
Что же с ней не так?
Родители не обсуждали тетю и не распространялись о ее злоключениях, а Яна была слишком мала, чтобы анализировать детали. Ее увезли из Дороховска в трехлетнем возрасте, и память запечатлела тетю Таню безмолвным и мутным пятном, а ее сына – фотографическим черно-белым.
Сын Татьяны, двоюродный Янин брат, погиб при пожаре, спасая людей из горящего здания. Его посмертно наградили медалью, но тете Тане от этого, разумеется, легче не стало. Она изменилась навсегда, бесповоротно и в плохую сторону. Саша Мартера прилично заработал на севере, и тетя, добавив недостающую сумму, буквально вытурила сестру с мужем в Москву. Откуда она взяла деньги – отдельный секрет. Дальнейшее их общение свелось к нечастым телефонным разговорам; лишь однажды мама ее навестила и вернулась сама не своя. После этого Татьяна запретила им появляться в Дороховске. Она умерла в девяносто втором году, и почему-то родителям сообщили об этом через месяц после похорон. Родители отправились в Дороховск на кладбище… на просроченных поминках они шепотом (но Яна, прикинувшись спящей, кое-что разобрала) рассказывали, что застали могилу разрытой до крышки гроба, а поверху кто-то навалил арматуры, железного лома и булыжников.
Чем тетя Таня заслужила такую ненависть, граничащую с мракобесием?
Похоже, ей и при жизни прохода не давали. И мама стала невольной свидетельницей травли – после той поездки у нее был затяжной шок. Потому Татьяна и перестала принимать в гостях Наталью и Александра: чтобы не попали под раздачу.
«Но где хоть какая-нибудь логика?» - думала Яна, немилосердно потея на раскаленном асфальте под лучами солнца. Своей благородной фамилией она была обязана отцовским предкам, несгибаемым бойцам третьего Коминтерна, но умение переносить жару ей генетически не передалось.
Илья пожертвовал собой ради того, чтобы другие могли жить. За это аборигенам надлежало молиться на Татьяну, как на святую, и скинуться ей на мраморного архангела, но они превратили короткий остаток ее жизни в кошмар, а напоследок осквернили могилу.
- …девушка, кого пасёте? – в затылок Яне дохнули перегаром. Она вынула из ушей «точки», морально готовя жестокий отпор.
Интерес к ней проявил анемичный взъерошенный парень лет тридцати, в клетчатой рубахе навыпуск с закатанными рукавами. Полдень еще не настал, а этот организм уже готовый. Взгляд плывущий, зрачки во всю роговицу. На конкурсе бледных легко обставит Катерину по призовым баллам.
- Я Зою Ивановну жду, - сказала Яна. – Не в курсе, где она?
- А, баб Зоя. – Парень икнул. – А она в монастыре.
- Насовсем? – вырвалось у Яны.
- Не, на кой ей совсем-то… За святой водой. Ща, нацедят ей бидон, и пришкандыбает. Поливать тут будет, от нечисти... ну от меня то есть. Чтобы я кирять бросил. А я тебя че-то это… видел где, да?
Яна покосилась на Катерину и решила, что инкогнито накрылось.
- Я здесь раньше жила. Меня Яна Мартера зовут.
- Аааа… - протянул анемичный. – А я Колян, тоже тут жил... ик! …живу. Я батю твоего помню, и мамку тоже. Это я баб Зое твой сотовый нагуглил. – Он развязно подмигнул, но следующую реплику Яна угадала неправильно: - На бутылку есть?
- Нету у меня на бутылку, - Яне совершенно не хотелось у него на глазах копошиться в кошельке. – Уж извини. Не захватила.
- Не боись, грабить тут не принято, - сосканировал ее мысли Колян. – А на сиську пива наберешь? А, ладно, тебе не в кассу. На мои будешь?
- Я за рулем, - грустно ответила Яна.
- На тебя че, Катька-размноженка залупилась? Она у нас того… с пионерским приветом. Х...ня-война, с ней вот как надо, - Колян, резко выбросив перед собой руку, продемонстрировал Кате «Fuck off». Та презрительно цыкнула.
Коля Маркин, сообразила Яна. Который в первом классе разбирал и собирал дома телевизор и еще сопляком допился до алкогольной комы. Между прочим, именно Татьяна про него говорила, и еще какие-то родительские одноклассники. Юный гений, призер всех олимпиад по химии и математике. Чинил любую сломанную технику, которую не брались чинить в ателье. Но это лишь одна сторона многогранной натуры самородка. Как все гении, Коля не дружил с головой и отличался от сверстников патологической жестокостью. Его ловили за живодерством - ставил «опыты» на собаках. За что и поплатился: хозяин замученной им немецкой овчарки проломил Коле череп штакетиной, на год отправив его в больницу.
(Неужели у Маркина после реанимации зрение рентгеновское?)
- Да сплошная вендетта! - пожаловалась Яна. - На почве тети Тани.
- Нуу… - промямлил Колян. – Тетка… накосячила че-то, когда сын погорел. И хоронили ее стрёмно…
- Блин, как это – стрёмно?
- Вечером хоронили. В самый вечер свезли «пазиком» на Свято-Алексинское. Почему так? - Колян вытянул из нагрудного кармана смятую папиросу и закурил. - Баб Зоя с баб Клавой попа ждали, чтобы отпел по месту жительства. Но он не приехал. Еще на кладбище работяги заднюю включили, по типу, западло им гроб тащить. Бабки подсуетились, премировали их с пенсии, и поляну во дворе тут накрыли. А дней через сколько-то – вот это я как щас помню – дождина струячил проливной, и в подъезде было грязи натоптано, жирной грязи, с червями. И воняло могилищей. Тут такой кипеш был! А Катькина маман в палисаднике «покойся с миром» нашла.
- Чего-чего нашла?!
- Пришлепку такую на голову, мертвякам лепят, чтоб мозги не выпали.
Яна попятилась.
- Базарили, что Татьяну сын с участка выгнал, вот она и вернулась… Не, ну ты не боись. Это всё лажа и наукой от… ик! …отрицается. С кладбища домой не возвращаются. Знаешь, где пожар-то был? Во-он, за домом. Там спортплощадка и школа, халупа дореволюционная. Купчихины ап... ик! …партаменты. Илюха баскетбольную секцию вел. Когда загорелось, его баскетболисты в раздевалке тусили. Замок у двери переклинило, Илюха его топором раскурочил. Кто-то сам выбежал, а кого-то он вытаскивал. И последнего не вытащил – задохся. От обоих головешки остались, друг в друга запрессованные.
- Ну и? – уныло спросила Яна.
- Ну и отгрохали новую школу, на окраине. А из сгоревшей кой-чего к нам в подвал отволокли, мелочевку всякую, инвентарь. Топорик Илюхин где-то там прислоненный.
Колян замолчал, борясь со спазмами в желудке. Под его хаотично торчащими волосами проступал на темени кольцевой шрам.
Соловьиной трелью залился мобильный.
- Да, Нин. Что? Прерываешься. Повтори.
- Ключница пришла?
- Нет, динамит по-черному.
- Ну и зашибец. У меня тут сделочка наклюнулась, так что обождешь.
Колян обронил что-то наподобие «Ну не болей» и, выписав синусоиду, избавил ее от своего общества. Яна убрала мобильник в сумку.