Для этого вы мне и нужны. Вы пройдете через весь город, из конца в конец, а я запротоколирую каждый ваш шаг. Будут вестись слежение и видеосъемка. Убежден, что ни один из вас не дойдет до места назначения, но если защита даст сбой, дошедшему поручается выполнить программу-максимум и застрелить Кабрихину.
***
- Зрачок кошачий, пульса нет… - прошептал Валера, убирая пальцы с Серегиной шеи. – Мёртвый.
- У него в черепе дырка, - угрюмо сказал я. – И он переломал себе позвонки.
Дырки в черепе видно не было. Уже после падения рука мертвеца согнулась в локте, опустив ладонь на пробоину. Из-под ладони сочилась бурая струйка.
- Мы… можем мы ему чем-то помочь? – Павликов рационализм смылся в канализацию. На лице старлея читалась скоростная переоценка актуальной реальности, недалекого прошлого и ближних перспектив. Да, колоритный Игнат, взирающий на мир с высокомерием избранного, просто обречен был однажды огрести фатальных неприятностей. Но две минуты назад на наших глазах погиб Серега – погиб не закономерно, нелепо – люди так не погибают. Стерегущий отыскал в схеме чужеродный элемент, выдернул его, швырнул на землю и придавил каблуком, чтобы хрустнуло.
- Чем ты ему поможешь, он покойник, - Валера отряхнул брюки на коленях. – К тому же, нас с ним нет. Он один шел. А нам нельзя задерживаться.
- Может, пистолет у него забрать? – спросил я.
- Ни к чему. Этим занимаются другие. Шевелитесь, а то замерзните!
***
- Я до сих пор не верю, что это было, - сказал Павлик, зачем-то дернув меня за рукав.
Мы поднимались по откосу в квартал укутанных густыми палисадниками пятиэтажек. Наше путешествие длилось уже двенадцатый час. Из графика мы выбились минут на шесть: до остановки, где полагалось сесть в троллейбус, скопилась изрядная пробка – лавирующий таксист собрал пару иномарок, велосипедиста и «Почту России». Еще три изнурительных часа езды наземным транспортом – с севера на юг, несколько пересадок и не отпускающее ожидание старта «особой ситуации», когда ноги взлетят выше головы и сознание потеряет мгновенно тускнеющий мир. Измотанные и взвинченные одновременно, мы проехали еще две станции метро. Теперь этот заброшенный богом квартал, куда ходит по шоссе Петля «Икарус» советских годов.
Из автобуса с нами не вышел никто.
Солнце закатывалось за морщинистое веко горизонта, еще пытаясь припекать. Но в квартале было даже холодно: унылые серые фасады отсекали солнечные лучи. Всюду тень, тень.
- Не веришь – и правильно. Зато пока что ты в своём уме. Никому не хочется верить в чертовщину.
Валера шел впереди, ссутулившись и держа руки в карманах. Он сильно устал и мучился от своих болей. В автобусе он принял несколько таблеток.
- Никакой чертовщины, - ошарашил меня Павлик. – Всё совсем не так, как мы думаем. И чертовой схемы защитной тоже нет.
- Слушай, ты разве не видел, как Серёга сломал себе башку? По-твоему, это нормальное явление? Я соглашусь, что Игнат погиб достаточно стандартно, но…
- Я видел, как разбился Серёга, а вот как зарезали Игната – нет. А ты?
- Только как менты какую-то шушеру месили… Игната же они угробили еще до входных дверей, нет? А потом уже Шкруевич отзвонился Валере и доложил, что как…
- Ну вот именно. До тебя ничего не доходит?
- Не, давай популярнее.
- Боря Шкруевич работает на тайную организацию, вроде той, которую он упоминал, может, даже на них самих… Выполняет для них проект, исключительно важный, дорогостоящий, с астрономическим бюджетом. Но…
- Стоп! Почему Валерий-то не знает, что за организация? Он же возглавлял подразделение охраны!
- В том и дело, что не знает. Ему подчинили лицензированных громил, и всё. Но дай-ка я договорю… Смысл проекта вовсе не тот, который нам в голову вдолбили. Нет никакой Кабрихиной, никаких киллеров. Нас тестируют на поведение в условиях агрессивной паранормальной активности, генерирующей алгоритм факторов: человеческий, индустриальный, киберфактор… Это всё имитация.
- Нууу… Ты хочешь сказать, что вместо Игната убился какой-то манекен? Серёга-то сто пудов манекеном не был…
- В баню манекен! Шкруевич дал нам не одно на всех задание. У Игната, у Серёги, может, и у тебя – свои роли. Игнату проще всех – он от метро сразу пошел домой. Мы же не держали свечку, когда его родакам вручили четверть лимона налом, верно? А вот Серёге могли и поболе отстегнуть… Мы всю дорогу ни секунды не сомневались, что нас встроили в мифическую схему. Раз – Игната закололи. И тут – два – Серёга, на ровном месте расшибает себе череп. Суть в том, что Сереге заплатили за самоубийство.
- Шутишь? – разинул я рот. – По-твоему, это реально – прикончить себя вот так, как он?
- Он КМС по гимнастике. То, что он проделал – каскадерская фишка. Кульбит с падением. Он очень любил дочку. Ради нее и не такое мог учудить…
- Паша, он темя себе разнес еще до кульбита. Или это тоже, по-твоему, часть его задания?
Павлик запнулся о противоречие, но рассуждал он вполне логично. Это было более понятно и приемлемо, чем дьявольская защитная схема и воскресшая из безнадежной комы Вероника Кабрихина, прооперированная хирургом-самозванцем.
В пятидесяти метрах от нас Валера повернул направо, к шоссе. Ни одной машины в пределах видимости. Мы пойдем дальше по обочине.
- Но на кой черт кому-то понадобилось изучать наши реакции на аномалию? – спросил я Павлика. – И вбухивать в этот триллер столько деньжищ?
- С такими вопросами – к Шкруевичу, - ответил Павлик. – Если когда-нибудь еще с ним встретишься. Я готов поверить, что затеянный им эксперимент имеет глубокое практическое значение. Но в сговор с дьяволом не поверю ни за что.
***
Едва мы двинулись вдоль Петли, меня одолел кашель: в воздухе толсто слоилась сухая пыль. Стало не до разговоров, да и Павлик примолк – переосмысливал свою теорию. Валера плёлся на той же от нас дистанции в полсотни метров. Он достал из кармана пузырек с обезболивающим и вытряхнул таблетки в рот. Запрокинул голову, глотая. Вдалеке, где шоссе виражом уходило на восток, показался грузовик.
Стало шумно. К рёву дизеля примешался глухой рык – это сзади нёсся мотоцикл. Байкер в шипованной кожаной куртке, похожей на бронежилет, и в шлеме с затемненным щитком, пригнулся к рулю и выкручивал ручку газа.
Невидимый отладчик схемы, сверившись с чертежом, выбрал очередную ненужную деталь, и, вооружившись клещами, сдвигал их зубья, чтобы выдернуть лишнее.
Мотоцикл пролетел к развороту, и пыль взвихрилась, потревоженная. Я как раз глубоко вздохнул, и дрянь закупорила мне бронхи. Валера выронил из левой руки пузырёк, и тот, отпрыгнув от асфальта, покатился к двойной сплошной. Правая рука Валеры метнулась к лицу – насколько я мог разобрать, он ожесточенно тёр глаз, и я вспомнил, что в троллейбус он садился уже без «полароидов»: посеял их рядом с мертвым Серёгой.
И тут Валеру повело.
Он, наверное, ослеп от пыли, она едкая была, резала остро роговицу. Как в замедленном воспроизведении, я отметил – Валера тёр только один глаз, а ослеп-то, судя по всему, на оба. Он явно ничего не видел и полностью потерял ориентацию. Шатаясь, он вывалился на середину дороги и наступил на крутящийся пузырёк.
Через полчаса Павлик открыл мне загадку этой несуразицы. У Валеры и был только один глаз – правый, а левый ему вышибли прикладом автомата, когда его окруженный боевиками батальон разведки, расстреляв все патроны, прорывался врукопашную. Если бы он видел обоими… а вообще, отлетевший из-под колеса мотоцикла мелкий камешек или осколок стекла мог лишить его и второго глаза. Так или иначе, слепой и одуревший от боли, Валера остановился на полосе встречного движения чётко перед радиатором большегруза.
Тело «ведущего» лопнуло по швам, разразилось дождем крови и пронеслось мимо нас, прикушенное, изжеванное радиаторной решеткой. Задние покрышки задымились, чертя на асфальте жирные линии, фуру поволокло юзом. Она не опрокинулась, но встала поперек дороги: кабина на обочине, прицеп – диагонально, полностью перегородив шоссе.
Шофер, очевидно, впал в ступор. Что-то отвалилось от радиатора и рухнуло в канаву. Двигатель вырубился, и стало так тихо, словно участок магистрали пролегал через необитаемую планету.
Не дожидаясь, пока что-нибудь нарушит эту почти идеальную тишину, мы с Павликом перебежали через шоссе и вскоре затерялись среди высоток спального района.
____
-5-
В десять вечера я остался один.
Спальный район мы пересекли наискось минут за сорок. Надо было отдохнуть хотя бы ту четверть часа, на которую мы опережали график. Мы присели на скамейку в сквере, тянувшимся вдоль дороги. За огромным пустырём, на противоположной его окраине, темнела в сумерках башня – до нее полчаса пешком, где-то так.
- И что теперь думаешь? – спросил я Павлика. – Ты ведь служил с ним. Мог Валера совершить самоубийство на благо науки?
Павлик пробубнил что-то себе под нос – кажется, послал меня к черту. Губы у него посинели, и вдруг он произнес невнятно:
- Я задыхаюсь, наверное, сейчас умру. И я не самоубийца.
- С чего задыхаешься? Подумаешь, пробежались чуток, ты же здоровый!
- Когда-то все были здоровые, - надсадно хрипя, ответил он. – Шестнадцать общих наркозов… после того боя, где Валерка глаз потерял… в госпитале мне удалили кучу потрохов… всё в фарш отбитое… сердце с тех пор никуда… Набегался.
- Шкруевич видел твою медицинскую карту? – вырвалось у меня.
- Он запросил историю из клиники минобороны, - простонал Павлик. – Естественно, он видел мою карту и всё, что в ней написано…