- Но какой смысл отправлять тебя на сафари?! Ты и так не жилец, если дать нагрузку повыше средней!
- Берегись Шкруевича, - Павлик вздрогнул, его ладонь зашарила по груди. – Он и есть сам дьявол.
«…если это произошло, - наставлял нас Шкруевич, - надо немедленно отойти на максимальную дистанцию. Вас могут застать рядом с трупом, как следствие – ваше дальнейшее перемещение будет затруднено. Вы должны двигаться от контрольного пункта к контрольному пункту, но не бежать сломя голову!».
Я спустился на обочину шоссе и закурил, стараясь утихомирить своё разгулявшееся воображение: вот Павлик встаёт со скамейки, бесшумно спускается ко мне по наклонному газону… и кладет мне на плечо холодную как лёд руку.
Но Павлик сидел там же, на скамейке, и никому не было до него дела, хотя невдалеке выгуливали собак местные жители. По тропинке мимо скамейки прошла молодая женщина с ребенком в коляске. Павлик откинулся на спинку и закрыл глаза, будто заснул, но это был уже не сон: челюсть его отвисла, с нижней губы капала на рубашку слюна.
Он умер, и его версия, что планы Шкруевича были куда грандиознее заявленных, осталась при нём.
Я попытался представить себе тех, кто придет осмотреть и забрать его тело для вскрытия. Они не спешили показаться. Ждали, пока я уйду. А я тоже не спешил.
В небе раскатился гул вертолетных турбин, и я подумал, что это бригада видеосъемки с воздуха. Главе проекта, естественно, уже известно, что число конкурсантов сократилось до одного.
Они все умерли, и я тоже умру. Всё честно. Альке – деньги за мужа, Шкруевичу – моя жизнь.
Честно? Со мной мало кто поступал честно, и я никому этого не задолжал.
«Шкруевич перебьётся, - сказал я себе. – Не собираюсь расставаться с жизнью только для того, чтобы господин профессор копался в первопричинах. И никто не посмеет сказать, что…»
***
Я уже твёрдо знал – до башни на пустыре я дойду. И никто не посмеет сказать, что я нарушил контракт ценой в четверть миллиона. В части контракта ко мне не придерешься. Одна короткая фальшивая нота концерта не испортит.
***
«Таврия» при последнем издыхании затормозила, когда я проголосовал, водила опустил боковуху.
- Куда ехать, брат?
Пожилой мигрант, неряшливый, потрепанный жизнью не меньше, чем его верный «конь», и оба какие-то неуместные в этом малолюдном безразличном районе.
- Мне надо до следующей остановки. Даю стольник.
- Садись.
Машина поползла, как умирающая черепаха. Пятьдесят по прибору. Чего он такой осторожный?
- Слушай, брат, а ты местный? – ни с того ни с сего спросил он.
- Не-а.
- Паскудный район, брат. Давай до метро подброшу, да?
- Мне до остановки. До метро не нужно.
- Если денег нет, я так, за сто рублей. Не надо здесь, если не местный. Больше сюда не поеду. Много денег дадут, а не поеду.
- Я в командировке, - усмехнулся я и уставился в окно.
Он прицокнул языком.
- Там, сзади, на дороге, авария. Дальнобой мужика размазал. Тачек черных понаехало, с мигалками, от радиатора мясо отскребают, а шофера, в наручниках, в фургон сунули и увезли. За что в наручники, брат? Он же не нарочно… Никто за руль не садится, не думает: вах, собью насмерть…
- А, может, сопротивление оказал, - пробормотал я.
Он больше не предлагал подвезти меня до метро. Я расплатился и открыл дверцу, ища взглядом отводную дорогу.
- А они, брат, не менты ведь, - сказал он, суя за щиток мои сто рублей. – Не менты, не гаишники. Черт их знает… Кто, откуда?...
***
…Когда я подошел к дому на пустыре, небо проблескивало редкими звёздами. Пустырь тонул в кромешной темноте, однако я преодолел полкилометра от шоссе Петля без приключений. И чувствовал себя совершенно нормально: никаких предвестий инфаркта или еще чего-нибудь скоропостижного. Подышал носом, успокаиваясь, и нажал кнопку домофона.
- Слушаю, - прошипел динамик.
- Мне в шестьдесят четвертую квартиру, к Топицыну Владимиру Георгиевичу.
- Проходите.
Замок отщелкнул и запищал.
Подъезд обычный, как в типовых домах, довольно просторный. Точнее, был таким, пока тут не обосновалась госпожа Кабрихина с металлодетекторами и будками охраны.
Бритоголовый дежурный вышел мне наперерез.
- Владимир Георгиевич вас ждет?
- Он сам просил меня приехать. Минутку. Я позвоню ему, он спустится. – Через секунду мне ответили. – Владимир Георгиевич, это Артем. Я внизу… Простите, что? Еще раз, пожалуйста, прерываетесь…
- Сигнал принял, вы на конечной, передаём инсайдеру, - ответили мне. Голос незнакомый, координирует не Шкруевич, другой. Шкруевич, поди, в «вертушке».
Я скроил недоумевающую мину, таращась в дисплей «Нокии».
- Тьфу ты, номер у меня не тот.
- Плохо, - нахмурился секьюрити.
***
(- Так откуда вы нарыли инсайдера? – спросил Валера. – К этой Веронике не подступишься толком, разве нет?
Шкруевич брезгливо скривил губы. Очевидно, пресловутый инсайдер был для него величиной неизмеренной, а для того, кто стремится измерить всё на свете, это сродни плевку в душу.
- Мы его не нарывали. Он сам к нам обратился. Свои побуждения излагал в основном недомолвками: дескать, Вероника Кабрихина – воплощенное зло, которое необходимо стереть с лица земли, в идеале – без следа. Сам он боится даже косо на нее посмотреть. В холдинге занимает пост старшего юрисконсульта. Для Кабрихиной он и юрист, и советник, круглосуточно и без выходных. Потому она купила квартиры в высотке и себе, и ему, в соседнем крыле. Парень клятвенно обещал: если кто-то до высотки доберется, он пустит в ход тревожную кнопку и отзовёт дежурного. Добравшийся сигнализирует оператору, оператор передает команду инсайдеру, а тот будет наготове и поднимет тревогу.
- Как у вас всё запутано, - укорил Шкруевича Павлик. – Конспирация-то фиговая. Инсайдер и так засвечен, если прикрыться его именем…
- Месть кабрихинских безопасников его не волнует, тем более, если Кабрихина умрёт, ее империя развалится карточной пирамидкой. Но участвовать в покушении он намерен максимально опосредованным образом. Сдается мне, он тоже знает что-то… про схему. И хочет удержаться от нее как можно дальше. Итак. У вас секунд пятнадцать на то, чтобы сесть в лифт. Потом консьерж прочухает, что его развели. Конечно, срабатывание сигнализации в присутствии постороннего и так подразумевает нападение, но с эффектом внезапности он будет действовать по инструкции…
- Еще нюанс, - встрял я. – Вы говорите о «добравшемся», об о д н о м исполнителе. Но что, если ваши прогнозы не лучше, чем у росгитрометцентра, и доберемся мы все? Или хотя бы двое из нас?
- Исключено. Больше одного добравшегося не будет. Девяносто девять процентов за то, что нам вообще не понадобится беспокоить инсайдера. Вы все потеряетесь по дороге… Избавьтесь от иллюзий, господа – я даю вам указания по связи с оператором на самый крайний… и маловероятный случай. Извините, вру. Случай, которого не будет).
***
- …плохо, - нахмурился секьюрити. Глаза его метнули две молнии из-под сведенных бровей.
- Согласен. Тут не ближний свет, а встреча эта важнее Топицыну, а не мне. Конечно, я неверно записал цифры, но… Не могли бы вы его пригласить сюда? У вас ведь есть городской телефон?
- Мы не обзваниваем жильцов. – Он пытался прочесть мои мысли, но я ни о чем не думал.
- Нормально! А мне-то что делать? Ну так разрешите мне пройти. Квартира номер шестьдесят четыре, левое крыло.
- Не могу.
- Как это не можете? – возмутился я.
- Выйдите, пожалуйста, на улицу, и попробуйте связаться с Владимиром Георгиевичем оттуда, - распорядился бритоголовый.
- Это жилой дом или что? – упёрся я. – Может, вы еще и предупредительный выстрел сделаете? Я приехал по делу, а вам вообще положено сидеть в каморке, не так ли?
Охранник расправил плечи.
- Мужчина, вы по-русски понимаете? – сказал он и подался ко мне.
Где-то совсем рядом взревела сирена.
В коридоре, смежном с боковой секцией парадного, заплясали на стенах синие фантомы: световая сигнализация.
Расстегивая кобуру, охранник бросился на звук.
«Фарватер свободен», - отрапортовал внутренний лоцман, и я перемахнул через низенький барьерчик мимо камеры металлодетектора.
А потом меня настигло откровение, причем отнюдь не свыше.
Либо закрывающий этап нашей эстафеты вообще не предусматривался и в результате оказался одним сплошным проколом, либо всё это было чистейшей воды инсценировкой – для чего, предстояло еще разобраться.
Фишка в том, что в будке охраны притаился дублёр.
Он не стал размениваться на любезности типа «Стоять!», «Мужчина, вернитесь» и тому подобное. Я успел поставить блок, но бил-то он не кулаком, а с локтя.
Обмякшим затылком я нашел кафельную плитку. Нокаут.
***
Очнувшись, я услышал голос – если бы не звенело в ушах, мог бы точно сказать, мужской или женский:
- Надеюсь, вы его не убили?
- А что за беда? На пустыре похороним, привыкать, что ли. У нас и мешок пластиковый заначен…
Да-а, гостям тут не рады, это точно.
- Нет, вроде живой… - (первый голос. Ближе к женскому). – Дышит…
- Ну так что, грохнуть здесь, пока нет никого, или на пустырик оттащить и грохнуть там?
- (неразборчиво) …я тебя грохну, идиот. Аптечка есть в каморке? Принеси вату и нашатырь…
- Вероника, у него ствол!