Серджио, наконец расслабившийся после неожиданного признания Антонио, молча смотрел на собеседника.
– Что ты так на меня смотришь? – Антонио по-своему интерпретировал его взгляд. – Для тебя я, конечно, старик. Пятьдесят лет. Я помню, в твои годы для меня все, кто старше тридцати, были стариками.
– Нет, что вы… – выдавил из себя Серджио.
– Да, влюблен, и заметь, уже давно. Который год все молчу. Не хватает духу признаться. Может права графиня, и мы просто трусы. Выдала она нам всем на днях по первое число: жалкие остатки нашей аристократии, мол, только и умеют, что пыжиться и напускать на себя гордый вид. А надо не думать и размышлять, что из этого выйдет, а броситься, как я в молодости со скал в Чинкве-Терре в воду прыгал! Ты как думаешь? Почему ты все молчишь?
Антонио опять внимательно посмотрел на Серджио, а потом махнул рукой.
– Да ладно, чего уж там. Привязался я к тебе со своими страстями по Данте. Божественная комедия и комедия человеческая. Ерунда все это… Завтра вернемся домой, а послезавтра они уезжают. Опять я ничего не сказал. А теперь ничего уж и не поделаешь. Не пойду же я к ней под окно серенады петь. Да и не знаю я, где тут ее окно, – Антонио махнул рукой, повернулся и побрел по галерее к входу в здание.
– Постойте! – Серджио догнал Антонио и схватил его за рукав.
– Ты чего? – Антонио обернулся.
– Вон ее окно, второе слева, – и Серджио указал рукой в сторону основного здания.
– Да? Это точно? – Антонио в растерянности глядел в ту сторону, куда указывал Серджио. – Но света нет, она уже легла.
– Ну и что из того? Вы же сами хотели…
– Да? – Антонио стоял в растерянности. – Постой, а ты-то откуда знаешь, где ее окно? И вообще, что ты тут делаешь?
– Я хотел… – Серджио на секунду замялся. – Хотел вот это передать, – выпалил он и протянул Антонио листок бумаги.
– «Villa Antinori», – прочитал он – Что это?
– Она спрашивала, какое вино хорошее, вот я и написал. А отдать забыл. Вот вы и передайте. Ладно, я пошел. Спокойной ночи.
Серджио повернулся и направился к выходу из галереи. Вскоре он скрылся из виду. Антонио продолжал стоять в нерешительности. В это время раздалось громкое «Бум! Бум!» Часы на башне пробили два часа. Этот громкий звук неожиданно подействовал на Антонио: он крепко сжал кулак с запиской, решительно шагнул на выложенный крупными булыжниками двор, пересек его, подошел ко второму окну слева и постучал.
Оксана только-только начала задремывать, как услышала тихий стук в оконное стекло. Ей не надо было выглядывать, чтобы понять, кто это. Серджио! Конечно! Его приход не удивил ее. Удивило другое: она ни минуты не раздумывала, открывать или не открывать окно. Встала, подошла и распахнула обе створки.
* * *
На следующий день Оксана с Николаем улетали в Москву. В магазине аэропорта Оксана купила бутылку красного вина с очень простой, даже строгой этикеткой, на которой красовалось «Villa Antinori». Самолет взлетел, под крылом поплыли знакомые пейзажи Тосканы. Оксана, смотревшая в окно, что-то сказала, но так тихо, что Николай ничего не расслышал и, нагнувшись к ней, попросил повторить.
– На будущий год надо будет найти что-то другое. Сколько можно ездить в одно и то же место?
Казино
– Ты закажешь гостиницу? – Светлана спросила это больше для порядка.
Они ездили в Париж накануне Рождества уже не первый раз, и у них с Флоранс было четкое распределение обязанностей. Она заказывала билеты в театр, а подруга покупала билеты на поезд Женева – Париж и бронировала номер в гостинице. Флоранс перезвонила на следующий день и радостно сообщила, что на сей раз они будут жить не в гостинице, а на квартире у ее приятеля, Оливье Шабанэ, который куда-то уезжает. Ключи он оставит у консьержа. Так что все складывается удачно.
– Нам здорово повезло, – радовалась Флоранс. – У него роскошная квартира в районе Маре. Оттуда легко добираться в любую точку Парижа. Метро рядом. И на гостинице сэкономим. Можно будет в магазинах гульнуть!
Приехали они в Париж поздно вечером. О том, что в районе Маре когда-то находилось болото, напоминало лишь название. В свое время рыцари-тамплиеры неплохо потрудились, осушив болотистую местность, а Генрих Наваррский довел дело до конца и обустроил эти места. Бывшая окраина уже давно стала центром и славилась своими фешенебельными и живописными кварталами. Дом знакомого Флоранс находился недалеко от площади Вогезов – одной из самых аристократических площадей Парижа. Такси свернуло на застроенную невысокими домами улицу и остановилось перед красивым, строгой архитектуры, домом. Вошли в огромные ворота, которые с улицы открывались ключом, и оказались в очень симпатичном внутреннем дворике, уставленном кадками с растениями. Сам трехэтажный дом, где жил Шабанэ, походил скорее на особняк, чем на многоквартирный дом. Возможно, когда-то он и принадлежал одному семейству. Широкая мраморная лестница, скульптуры на лестничных пролетах, по две квартиры на этаж – все говорило о том, что живут здесь люди небедные. Да и оценивающий взгляд консьержки, встретившей их внизу, говорил о том, что их внешний вид – поношенные джинсы, кеды непрестижных марок, легкие ветровки – не очень соответствует дресс-коду данного дома.
Квартира на верхнем этаже была под стать дому. Просторный холл, высокие потолки, огромная гостиная, три спальни и кухня, по размерам не уступавшая гостиной.
В кабинете, куда Флоранс завела ее в конце визита по квартире, Светлана увидела несколько фотографий на маленьком столике.
– А где здесь хозяин дома? – Светлане захотелось посмотреть на человека, сумевшего создать такой оригинальный и в то же время теплый интерьер.
– Оливье? Вот он! – Флоранс подошла ближе.
С фотографии на них смотрел очень немолодой мужчина. Но его глаза сияли таким неподдельным энтузиазмом, что назвать его стариком не поворачивался язык.
– А кто он по профессии?
– Архитектор.
– Тогда все понятно. Квартира у него замечательная.
– Да, вкус у Оливье отличный, но у него и жена была художницей.
В Париже они смогли выполнить лишь программу-минимум. В первый вечер отправились на главное мероприятие, ради которого они и приезжали уже третий раз в Париж именно в это время года. Двенадцатый сезон Дягилевских балетов. Как и во времена уникального антрепренера, чье имя вошло в историю, они проходили в театре Елисейских полей. Театр был построен в стиле ар-деко, и его интерьер как нельзя лучше соответствовал великолепным декорациям и костюмам, созданными гениальными художниками начала века – Бакстом, Бенуа, Гончаровой. И убранство театра, и декорации – все переносило вас в Париж начала прошлого столетия.
На второй день они выбрались в пару музеев, где проходили интересные выставки, а суббота была отдана шопингу. Какая женщина, приехав в Париж, лишит себя этого удовольствия. Тем более под Рождество, когда в Париже уже начинается период скидок.
Три дня в Париже пролетели, как всегда, очень быстро. Утром на четвертый в дверь позвонили. Это вернулся хозяин квартиры – Оливье. Засидевшиеся накануне за рюмкой вина и разговорами Флоранс и Светлана проснулись совсем недавно. После краткой церемонии представлений Оливье быстро оценил обстановку.
– Так, вижу, вы еще не завтракали. Пошли в ресторан по соседству. Там отлично кормят, – предложил он.
– Но у нас же поезд в три часа, – робко возразила Светлана. – Мы должны в час выехать.
– Ну и что? У нас полно времени, – поддержала идею Флоранс, которая всегда и везде опаздывала.
– Сейчас десять. Даю вам на сборы час. А после бранча я вас отвезу на вокзал.
Когда-то английские студенты взяли два слова: breakfast и lunch, соединили их, и получился тот самый бранч, который столь популярен теперь во всем мире. Встал поздно – для тебя это завтрак. А если ты, наоборот, проснулся ни свет ни заря и к одиннадцати уже проголодался, то сойдет за обед.
В ресторане Оливье сам выбрал блюда, которые, на его взгляд, должны были им понравиться. В ожидании заказа Оливье и Флоранс занялись любимым и почти неизбежным занятием французов: они принялись критиковать политиков, стоящих у власти. Оба, Флоранс и Оливье, вышли из поколения молодежи шестьдесят восьмого года. Как с гордостью говорила Флоранс: «…мы тоже были на баррикадах». И хотя с тех пор утекло много воды и силы у бывших студентов уже были не те, страстности в отстаивании своих политических убеждений у них не убавилось. Вот и сейчас Флоранс и Оливье так бурно обсуждали последние новости, будто вчера не французский президент сказал нечто не слишком удачное, выступая в парламенте, а близкий знакомый сделал оскорбительное замечание в их адрес. Светлана в основном слушала, но отнюдь не скучала. Она любовалась Оливье и своей подругой. Их задора и энергии было не занимать и молодым. «Они удивительно подходят друг другу!» – эта мысль не единожды посетила Светлану в ресторане.
– Вы, как я слышал, из Дивона? – Оливье, заметивший, что Светлана мало участвовала в разговоре, обратился, наконец, к ней.
– Да, переехала туда не так давно из Женевы. А вы там бывали?
– Был один раз… – Оливье на минуту задумался, как будто решая, стоит ли продолжать. – Со мной там произошла удивительная история. В казино. У вас же там казино есть. Вы знаете?
– Есть, – подтвердила Светлана. – Туда даже Достоевский ездил из Женевы играть. В Женеве казино были запрещены очень долго. Я, правда, в казино не хожу, но ресторан при нем неплохой.
– Да, дивонское казино хоть и небольшое, но всегда пользовалось популярностью. И ресторан приличный, – согласился Оливье. – Там все это и случилось. И было это… – Оливье замолчал, прикидывая, когда же произошли события, о которых он явно собирался рассказать, – было это в конце семидесятых годов и, как ни странно, примерно в это же время, под Рождество.
Мне тогда как раз исполнилось тридцать пять лет. Я приехал в Женеву по делам нашего архитектурного бюро. У нас был совместный проект со швейцарской фирмой. Требовалось уточнить кое-какие детали. Приехал я на неделю, но