– Я знаю, шучу. Но все равно отморозок – это ведь человек, у которого душа заледенела.
– Нет, у тебя душа не заледенела, вон, сколько в тебе тепла. Но когда я тебя увидела – тогда, на вечере – ты меня действительно поразил. Я же помню, какой ты был раньше. А тут…
– Что?
– Ну, ты был действительно весь такой заторможенный, оцепенелый. Нет, самое верное слово – замерзший. Хотя руки и губы у тебя такие теплые…
– Ну вот, все как положено: сам я теплый, значит сердце холодное.
– Не похоже.
– Почему?
– Уж больно жаркие у тебя поцелуи. Я от твоих поцелуев, хоть и не из снега сделана, но все равно таю. Поцелуй меня еще…
Когда вернулся в номер, раздался звонок. Звонила жена. Оказывается, она звонила уже несколько раз. Волнуется, куда я пропал. А я даже и не вспомнил о ней за эти дни. Кошмар. Я что, влюблен? Чепуха. В моем возрасте… Но тогда что это? Господи, что бы это ни было, не хочу анализировать. Последние годы я жил как автомат. Голова работала как компьютер, а сам ничего не ощущал. Ни радости, ни печали – никаких эмоций. Действительно, не человек, а ледышка какая-то. А с Верой я просто ожил, почувствовал себя человеком. Будь что будет. Не хочу ни о чем думать. Не желаю.
12 января
Вера только что ушла. Ее разыскивает Володя. Хочет за обедом с ней что-то обсудить.
Это была наша первая ночь. Вернее, ночь и полдня. Сейчас уже два часа. Неужели так много времени прошло? Ну почему, когда ты счастлив, время летит так стремительно. Да я вообще думал, что уже ни на что не способен. Столько лет не только не занимался любовью, но даже не было и никакого желания. А тут – откуда что взялось! И вообще, это не похоже ни на какие мои прежние ощущения. Я впервые понял, что такое всепоглощающая нежность к женщине. Мне хотелось ее ласкать и гладить до бесконечности. Уже это было наслаждением.
Писать не хочется. Ничего не хочется. Нет, хочется только одного: чтобы она побыстрее была опять здесь, рядом со мной…
У нас еще два дня. Вернее, полтора. Полдня сегодня и целый день завтра. Правда, завтра – старый Новый год и предстоит последнее, как говорят, грандиозное мероприятие. Может, не пойти? Хотя Вера должна быть, ей же придется все это описывать.
15 января
Вчера вернулся в Москву. Сегодня суббота. Злюсь ужасно, жена дома, и я даже позвонить не могу. Вчера вечером не выдержал и вышел прогуляться. Смог по мобильнику позвонить Вере. Все-таки стало легче.
Три последних дня в Италии мы практически не расставались. И мне было хорошо, как никогда раньше. А ведь обычно я себя чувствую хорошо, только когда остаюсь один. А теперь я считаю часы до понедельника, когда смогу ее увидеть.
Вспомнил нашу последнюю ночь вместе, тринадцатого. Вернее, даже не ночь, а утро, так как празднование началось в полночь и затянулось до четырех часов, и мы все никак не могли уйти незамеченными. Но когда, наконец, оказались вдвоем, то вся усталость, все раздражение от бездарно потраченного вечера вмиг улетучились, и я опять был счастлив. До сих пор вижу ее чудные бездонные глаза на запрокинутом лице. И в этих глазах, как мне тогда показалось, тоже светилось счастье.
17 января
В воскресенье наконец удалось увидеться. Встретились в кафе на Пушкинской площади, благо это недалеко и от ее дома, и от моего. Пошли прогуляться по Гоголевскому бульвару. Оба немного смущенные. Там в горах, в гостинице, мы вроде уже сроднились за эти несколько дней. А здесь все другое, и поначалу возникло какое-то чувство не то что неловкости, а скованности, что ли. Я долго не решался ее поцеловать. Даже взять за руку и то уже было счастьем. А руки – ледяные. Засунул ее руку в свой карман и там отогревал. Так и гуляли. Разговаривали. Оба старались не касаться того, что произошло там, в Италии. Хотя нет, как раз Италия, а вернее тамошний горный воздух стал первой темой нашего разговора.
Мы шли по бульвару, где дышать было просто нечем. В молодости я любил здесь гулять. А теперь с двух сторон машины едут в два, а то и в три ряда. Оба вспомнили, как замечательно дышалось в горах. Хоть чуть-чуть вздохнули, когда дошли до Арбата и побрели по его переулкам. Проходили мимо одной церквушки, и тут Вера рассказала забавную историю из студенческого прошлого.
Она тогда очень увлекалась старинной русской архитектурой и часто ходила осматривать немногочисленные сохранившиеся московские церкви. И вот в один из таких походов с ней увязался ухажер, парень с нашего курса. А эту церковь тогда реставрировали, она в лесах стояла. Кстати, высокая довольно церковь. Ну вот, Вера и решила по лесам наверх забраться. Парень отговаривал, но, когда она полезла, не захотел перед ней пасовать, тоже полез. Вера говорит, что вид с церкви открывался замечательный, и она решила сделать набросок. Она тогда занималась в художественной студии и готовилась к выставке. А я и не знал, что Вера еще и рисует. Ну вот, сидят они там, наверху, и вдруг слышат: милицейская сирена, голоса внизу. Кто-то кричит: «Там, там они, вон, смотрите! Баба и мужик!» Вера с парнем видят, что милиционеры вверх полезли. Как потом выяснилось, какие-то бдительные бабули, которые сидели на лавочке у дома напротив, милицию вызвали. Милиционеры приехали, залезли к ним наверх, заставили их спуститься, на полном серьезе обыскали, блокнот ее отобрали и отвезли их в милицейский участок. А там допрос учинили: зачем на церковь забрались, что там делали? Их почему-то больше всего насторожил блокнот Веры. Она им объясняет, что художница, виды зарисовывала. А они ей: «Вы не имели права лезть на объект, там русским языком написано: „Вход на территорию стройки запрещен!“ И потом, у вас тут все объекты в блокноте подробно отмечены!» – тычут ей под нос «вещдок». В общем, записали их в шпионы. Заперли в какой-то комнате. Вера говорит, она от смеха просто умирала. Зато ее приятель, судя по его виду, умирал от страха. От его нежных чувств и следа не осталось. Накинулся на нее: «Это все ты! И чего тебя туда понесло!» Вера ему: «Да чего ты испугался? Интересно даже, приключение! Милиционеры вполне ничего. Туповаты малость, но не звери же. Посидим – и выпустят». А он ей в ответ: «Даже если и выпустят, в институт сообщат, будь спокойна. Ты что не понимаешь: привод в милицию – это ЧП! И за меньшее выгоняли». Вере парень так надоел своим нытьем, что она не выдержала и упросила милиционера разрешить позвонить. Набрала номер отца – терпеть не могла его в свои дела ввязывать. По ее словам, если бы одна там была – ни за что бы этого не сделала. Ну, а тут горе-ухажер просто ее достал. Отец приехал, объяснил, что к чему, не шпионы они, мол. Поручился, и ребят отпустили. Отец ее потом не ругал. Только сказал: «Во-первых, взрослеть надо, наконец, а во-вторых, кавалеров уметь выбирать. Твой-то нынешний от страха чуть в штаны не наделал». «Не знаю, как насчет того, чтобы повзрослеть, – закончила свой рассказ Вера, – но кавалеров я с тех пор действительно выбирала осмотрительней».
Эта история мне очень понравилась, так как в ней – вся Вера. Она до сих пор такой же осталась. Авантюризма в ней с годами не поубавилось. А наивности, как ни странно, даже прибавилось. Причем, наивности какой-то детской. Я ее все больше воспринимаю не как взрослую женщину, а как девчонку, что ли. Даже называть ее стал то деточка, то малышка. И вовсе не потому, что она маленького роста. Есть в ней незащищенность, что ли… Открытость тоже какая-то детская. Так и хочется ее оберегать, заботиться о ней. Я даже подумал: может, меня это притягивает, поскольку во мне проснулся нереализованный отцовский инстинкт? А что, вполне возможно. Мстит мне природа. Ведь когда мы с Надей поженились, она мечтала о детях. А я сначала не хотел, потому что условий не было. Потом условия были, но мне все равно не хотелось. Может, потому, что я Надю не так уж любил?
20 января
Вчера встречались после работы у Веры. Ее муж в очередной экспедиции. А сын уже заканчивает мединститут и полгода где-то в глубинке на практике. Так что есть, где встречаться. А то я все ломал голову, как быть. Все-таки в гостиницах время проводить не лучший вариант, от этого отдает чем-то банальным и вульгарным. Правда, я себя не очень уютно чувствую в чужой квартире. Тем более муж глядит ото всюду с фотографий. У них не квартира, а музей. Он из каждой экспедиции привозит какие-то шкуры, полуразбитые доисторические горшки, черепки и прочую чушь. Образ героического мужчины – вечно в походах, в снегах, в холодах. Хотя, возможно, он и в пустынях копается. Что это? Я, никак, ревную?
Предложил Вере снять квартиру и там встречаться, но она не захотела. Сказала, что во встречах на съемной квартире есть что-то унизительное. И вообще, это типичный признак адюльтера. Я не стал возражать, но сам подумал: а как же она представляет себе то, что у нас с ней происходит?
28 января
Очередной длинный и неприятный разговор с Василием. Если бы он не был моим другом и к тому же партнером, ей-богу, послал бы его уже давно куда подальше. Надоел он уже всем до черта. Я не представляю, как его Ксения все терпит, ведь он ее измучил. На днях она заходила к нам на работу – похожа на привидение. А она ведь совсем молоденькая, думаю, чуть за тридцать.
А он? Был вроде нормальный мужик – неглупый, энергичный, веселый. А теперь что? Пьет не на шутку, вечно в миноре, всегда несчастный. А все отчего? Замучил не только Ксению, но и себя своей неспособностью решиться на что-то. Не хочешь жениться – отпусти девчонку, нечего за нее цепляться. Это как на рынке: есть товар, хочешь – бери, не хочешь – проходи. Я с ним поссорился вчера. Сказал все, что о нем думаю: тряпка он, права Вера.
5 февраля
Сегодня получил ответ на свой вопрос. Мы вместе ужинали в ресторане. Мне сразу же показалось, что Вера какая-то неспокойная, нервная. Сначала много смеялась, шутила. А под конец ужина вдруг заявляет:
– Ты знаешь, я все думаю, может, лучше прекратить наши встречи?