И еще я поняла, насколько люблю тебя. А когда человек дорог, то стараешься его щадить, пытаешься лучше понять его боль, его проблемы. Раньше я просто злилась от твоей неспособности, как мне казалось, принять простое решение. Теперь я вижу, насколько именно для тебя оно не простое и как тебе его тяжело принять. Больше всего меня, конечно, ужасает мысль о том, что рано или поздно нам придется расстаться. Но не менее страшно и оттого, что я могу заставить тебя совершить поступок, о котором ты потом пожалеешь.
Я разбудила тебя от твоей зимней спячки, встряхнула, развлекла, приласкала. Ты говоришь, что тебе со мной хорошо. Но надолго ли? Боюсь, что нет. И это не эмоциональный заскок, а, сколько бы ты ни шутил по этому поводу, логический вывод. Из чего? Да из того, что ты жил до меня совсем с другой женщиной. И прожил с ней много лет. И был, видимо, счастлив, поскольку никогда не критикуешь ее. И каждый раз сильно гневаешься, когда я позволяю себе даже намек на осуждение ее образа жизни и поведения.
К тому же твоя жена полностью зависит от тебя. Даже в магазин за продуктами ты ее на машине возишь. Другой вопрос, нормально это или нет и как я к этому отношусь. Но факт остается фактом: она шагу без тебя ступить не может. А про меня ты знаешь, что я без тебя не пропаду. Я (употреблю такое нелюбимое тобой слово) – самодостаточная. Всю жизнь все делаю сама и не нуждаюсь ни в каких подпорках. Естественно, легче расстаться со мной, чем с женщиной, совершенно не способной жить самостоятельно.
Но дело даже не в том, с кем легче расстаться – с зависимой или независимой женщиной. А в том, какая тебе больше подходит не для кратковременного романа, а для, надеюсь, долгих лет жизни? Боюсь, та, с которой ты прожил все эти годы. Ведь если ты их прожил так мирно, значит по большому счету – это то, что тебе нужно. А насколько я знаю, характер твоей жены сильно разнится с моим, если не противоположен моему. Не исключаю, что сейчас тебе интереснее со мной. И разговаривать, и заниматься любовью, и гулять, и слушать музыку или просто сидеть, обнявшись, на диване. Но ведь жил же ты без всего этого столько лет?
И еще одно соображение не в мою пользу (видишь, какая я ненормальная, облегчаю твою задачу по поиску «компромата» на меня). Так вот, сегодня я употребила слово «удобно», говоря о том, что тебе удобнее жить так, как мы живем сейчас, чем принимать какие-то решения. Это не совсем правильное слово. Не удобнее, а привычнее. Мне кажется, что тебе легче дается нынешняя наша параллельная жизнь, потому что ты и с женой привык к параллельному существованию. Спать в отдельной комнате, делать то, что тебе захочется, приходить домой, когда тебе заблагорассудится. В общем, вести свою независимую жизнь. Для меня это неприемлемо. Если я живу с человеком, то требую полной вовлеченности в его дела, развлечения, даже мысли. И готова отвечать ему тем же. Но я отнюдь не уверена, что это твой идеал семейной жизни.
Помнишь, ты как-то рассказал, что собирал кактусы, а я спросила: почему кактусы, потому что они колючие? Я еще тогда подумала: наверное, у него в жизни все гладко, мягко, приятно на ощупь и кактусы он начал собирать по контрасту – они колются, они могут сделать больно. И я для него, наверняка, как те кактусы – элемент экзотики в его слишком размеренной и благополучной жизни. Правда, кактусы приятно коллекционировать, но жить с кактусом тяжело.
Несмотря на мои остроты насчет болота, в котором ты сидел до встречи со мной, болото – это ведь тоже среда обитания. Я была поражена, когда недавно прочитала о том, насколько болота играют важную роль в поддержании экологического баланса в природе и как там много всего обитает, произрастает и зарождается. Так что впредь обязуюсь более уважительно относиться к обитателям этой стихии. Не всем же скакать по горам и лазить по деревьям. Возможно, в этом гораздо меньше проку, чем мирно и спокойно почивать в болоте. Я это говорю без всякой доли издевки. Честное слово.
Ну и какой из всего этого можно и нужно сделать вывод? Ну, первый, самый очевидный. Обязуюсь больше не пытаться выволакивать тебя из болота. И второе: прекращаю всяческие выяснения отношений, не поднимаю опасные темы. Будем наслаждаться жизнью, насколько это возможно.
А что же дальше? Посмотрим. Часто бывает, что незачем мучиться, пытаясь найти ответ на вопрос. Сам вопрос снимается с повестки дня. Никто ничего даже про себя сказать с полной уверенностью не может. Я вот не уверена, сколько смогу просуществовать в этом параллельном мире. Оставляю за собой право в любой момент, если почувствую, что мне больше невмоготу, прервать наши отношения. За меня не беспокойся, как ты это делаешь иногда по поводу и без повода. Я, как ты, наверное, убедился, человек достаточно сильный. Так что в любом случае выживу. Когда настанет момент расставания, я залезу на дерево. Не для того, чтобы, спрыгнув с него, покончить жизнь самоубийством. Вовсе нет. Хочу, забравшись туда, посмотреть на мир с высоты, пережить нечто подобное тому, что пережил ты когда-то, находясь в самолете».
1 июля
Хотел бы я вновь испытать то состояние. Не помню, в каком году это произошло. Мы подлетали к Москве ночью. Внизу были видны многочисленные огни огромного города. Я подумал, что каждый огонек – это чей-то дом, чья-то жизнь. Тысячи огоньков, тысячи жизней мерцали там, далеко внизу. И вдруг я подумал: как бессмысленно мельтешение там внизу! Как, по существу, ничтожны все мы со всеми нашими делами, проблемами, мечтами. В этих мыслях не было ничего оригинального. Подобное приходило в голову и мне, и тысячам людей до меня. Но там, в самолете, я по-настоящему осознал это. Если в этот момент меня бы спросили, имеет ли жизнь смысл, я бы, не задумываясь, ответил: нет, не имеет. Все суета сует и всяческая суета.
Вот бы суметь с такой позиции подойти ко всему тому, что сейчас происходит со мной. Но не выходит. Никогда не считал себя эмоциональным человеком. Да я думаю, что и окружающие воспринимают меня как весьма толстокожего типа. Но с Верой я абсолютно незащищен. Последние время я переживаю ее страдания как свои. Да, собственно, они и есть мои. Просто я так не драматизирую ситуацию, как она. Но когда вижу, что ей плохо, то плохо и мне. Это ее последнее письмо, такое, вроде бы, менее драматичное, чем прежние, все равно наполнено болью. В нем много бравады, но, по сути – это та же боль.
Надо что-то делать, так не может продолжаться до бесконечности. Тем более, что ситуация с каждым днем осложняется. Вернулся сын Веры с практики. Приехал неожиданно вечером, когда мы были дома. Хорошо еще просто сидели ужинали. Вера нас познакомила, представив меня как своего коллегу и однокурсника. Вроде все прошло гладко, но Вера сказала, что она чувствует: сын все понял. С тех пор он едва с ней разговаривает. Вера очень переживает, порывается с ним поговорить и все ему объяснить. Я еле уговорил ее этого не делать. Ведь парень может отцу обо всем сообщить. А тогда скандал неизбежен. Да, придется все-таки мне с женой в ближайшее время поговорить. Но от одной мысли об этом на меня находит просто какой-то паралич.
15 июля
На днях к нам в издательство заходил Володя. Поговорили о делах, а потом пошли втроем обедать: он, Василий и я. Василий, как всегда последнее время, сидел с постной физиономией и все плакался на судьбу. Оказывается, Ксения все-таки от него сбежала. Ну, и правильно сделала. Неужели он рассчитывал, что девушка будет до бесконечности ждать. Я и так удивляюсь, что она столько лет терпела. Василий за обедом умудрился наклюкаться. И под конец его совсем развезло. Я тоже был не в форме, последнее время спал плохо. Один Володька, как всегда, не унывает. Бодр, весел. Над нами все подтрунивал: «Не умеете вы, мужики, жить. Усложняете себе жизнь непонятно зачем. Смотрите на меня и берите пример. Девиц красивых и без комплексов сейчас вокруг навалом. Бери любую – не хочу. А вам любовь, видите ли, понадобилась. Да на фиг вам любовь. Жен любите. А спать и развлекаться надо с такими, которые ни на что кроме денег, тряпок, ну и там иногда пары бирюлек не претендует. Тогда все будет в порядке. Жена будет холить и лелеять, поскольку ей ничего при таком раскладе не угрожает. Ну, и вы довольны – свою мужскую силу тешите. Чем плохо?»
Говорил он это все, обращаясь не столько к Василию, сколько ко мне. Странно. Видимо, поползли уже какие-то слухи. Да разве удивительно? Москва хоть и большой город, но мы-то вертимся все примерно в одних и тех же местах. А с Верой я бывал и в ресторанах, и на какие-то тусовки мы вместе ходили. Но я, естественно, сделал вид, что ко мне это все не относится. Не хватало еще только, чтобы я с кем-то обсуждал свои отношения с Верой. Даже с Володькой. Раньше, в институте, он, пожалуй, был моим единственным другом. Но, видимо, деньги никому на пользу не идут. С тех пор как он по-настоящему разбогател, общение наше стало каким-то формальным. И он потерял ко мне интерес, и я уже к нему отношусь без прежней теплоты и доверия.
Ну, а что касается его личной жизни, то такой вариант не для меня. У него постоянная чехарда молодых, длинноногих и длинноволосых. Он на них безумные деньги тратит, а мне такие и даром не нужны: о чем я с ними буду разговаривать. А просто трахаться – мне это неинтересно. Но он искренне уверен, что это оптимальный вариант решения, как он выражается, «постельно-сексуальной проблематики» и все ему должны завидовать.
25 августа
Последние недели был очень занят. На носу ежегодная книжная ярмарка на ВДНХ. У нашего издательства там большой стенд. Вроде уже какой год участвуем, все налажено, но хлопот все равно много. Я, конечно, организационными делами не занимаюсь. Василий, как всегда, крутится-вертится. Он подвел теоретическую базу под наше разделение обязанностей. «Я экстраверт, к тому же терпеть не могу сидеть на месте, закисаю. Поэтому на мне все, что связано с организационными вопросами. Короче, я отвечаю за тактику. А ты у нас интроверт и к тому же можешь целый день из кабинета не выходить. Так что на тебе обеспечение стратегии». Но во время ярмарки приходится и мне из кабинета вылезать, встречи организовывать. Да и вообще полезно посмотреть, кто что издает, какие новые издательства появились.