подумайте, я не бредила, и голова не была отрезанной. Просто из-за угла выглядывал какой-то парень. Ночью я все думала об этом человеке, который подглядывал за нами до тех пор, пока не заметил моего взгляда; в конце концов лицо мне показалось знакомым, и я, пожалуй, могла бы поклясться, что это был один из солдат, которые попросили у меня трамвайный билет в тот день, когда мы познакомились с Анжелом. Я ему это сказала, но он ответил, что не может такого быть: его приятели уже закончили службу и оба уехали домой. Тогда я видела его в последний раз, больше мы ни разу не встречались. Я много раз ходила к нашей стене и ждала его, а потом перестала, но иногда у меня просто сердце разрывалось: вдруг он стоит там и ждет… А ведь Анжел меня ни разу не поцеловал, только брал мою руку и долго держал ее в своей, когда мы стояли под мимозой. Один раз, покончив с едой, он долго и пристально смотрел на меня, а когда я спросила почему, пожал плечами, словно говоря: «Сам не знаю». Я протянула ему половинку своей булки, и взгляд у него снова стал таким же странным. Простуда у меня тянулась так долго, будто решила привязаться на всю жизнь; только начинала проходить и возвращалась снова: в носу щиплет, и хочется чихнуть, а по ночам кашель не дает покоя. А мне все нипочем. Потом, за чем бы я ни ходила в аптеку, хоть бы даже просто за борной кислотой, продавец встречал меня одинаково: «Будьте осторожны с мимозой…» И сейчас, когда простуда вдруг возвращается, мне кажется, я опять подхватила ее у стены, словно, как и раньше, бываю там. С Микелом, конечно, стало веселее, и даже захотелось выйти за него, ведь любой порядочной девушке надо замуж. Но иногда, когда мы были с Микелом, мне казалось, что у меня в руке рука Анжела, и я сжимала кулак, а потом разжимала пальцы, чтобы он мог забрать свою, если захочет… никого не надо держать силой. И пока мои подруги воображают, что у меня на уме один Микел, который отправился куда глаза глядят, я думаю об Анжеле, который растаял, как облачко дыма. И мне не грустно, вовсе нет. Пока я вспоминаю о нем, он со мной. Одно только плохо… В аптеке теперь новый продавец. Он не знает меня и, если попросить пачку аспирина, отвечает: «Пожалуйста, две с половиной песеты». И касса — щелк-щелк. А если спросишь вербену, он на тебя и не посмотрит, только буркнет: «Два реала». И снова касса — щелк-щелк. Тогда я иду к выходу словно во сне, но перед самой дверью задерживаюсь немного, сама не знаю почему. Как будто я что-то потеряла.
Слон
Садитесь ко мне поближе, не стесняйтесь. Идите сюда, под зонт… Я часто видел вас, проходя мимо клетки змееядов… А мне эти птицы совсем не по душе. И бывают же твари, которые выделывают такие фокусы. Схватит змею и давай подбрасывать ее: и раз, и другой, и третий, а потом топчет, пока она не сдохнет. Может, и нечему тут удивляться, ведь это их обычная еда. Но мне больше нравится хамелеон: высунет язык — и аминь, ora pro nobis[31]… От такого дождика на сердце становится легко и спокойно. Вчера, перед тем как лечь спать, я выглянул в окно и подумал: солнце садится в облака, наверняка пойдет дождь, и вот пожалуйста! Нет, нет, не думайте, я очень люблю такую погоду. Особенно по воскресеньям: смотришь на серенькое небо, и так хочется поваляться в постели подольше… листья тяжелеют от воды… а зонты — это же удивительное изобретение. Все бы было замечательно, если б не спицы. Вы никогда не боялись, что кто-нибудь выколет вам глаз? Может, такого никогда не бывает, но страх есть страх, ничего тут не поделаешь. И не спорьте, пожалуйста! Ведь я-то знаю, что спицы как раз на уровне моего лица; стоит зонтику качнуться, как кончик так сразу и ткнет в глаз… Смотрите, смотрите, вот он! Выходит из своего загона и медленно, важно идет сюда… Наверное, только что проснулся, вон на спине солома. Поднял хобот, видите? От дождя стало свежо, ему хорошо дышится, а заодно он здоровается с нами… Знаете, кто учредил орден Слона[32]? Канут IV[33], датский король, который правил в двенадцатом веке. Смотрите-ка, косит глазом в вашу сторону, разглядывает, изучает: должно быть, к вам не так привык, как ко мне. Если бы я был один, он бы уже давно стоял возле загородки, вытянув хобот, и клянчил печенье. Ну, так вот: Канут IV, король датский. Странно, не правда ли? Потом Кристиан V[34] преобразовал орден в тысяча шестьсот девяносто третьем; я все это знаю наизусть. А затем, говорят, изменения вносились еще раз в… погодите-ка… У меня в голове все разложено по ящичкам; но беда в том, что иногда они ни в какую не хотят выдвигаться, вот и приходится повозиться, пока не добьешься своего… готово… в тысяча восемьсот восьмом. На даты у меня память неплохая, ничего не скажешь. Тысяча восемьсот восьмой год. Нас с вами тогда и в помине не было… Одно удовольствие сидеть здесь и слушать, как капли стучат по натянутой ткани, вы не находите? А как мало народу в дождливый день. Все прячутся по домам, особенно в воскресное утро. А разве не прекрасно вдыхать запахи освеженной дождем земли, промытой листвы и видеть прямо перед собой такое огромное и симпатичное создание? Вам, наверное, кажется, что меня интересует все, что связано с этими животными. Знак ордена представляет собой фигурку слона, ее опоясывает голубая лента, и на этой ленте держится башенка, которую он несет на спине. Красиво, не правда ли? Те, кому король жаловал эту награду, носили панталоны из белого атласа, бархатный пурпурный камзол и шляпу с пером. Очень нарядно, верно? Тише, тише… и делайте вид, что не смотрите на него, а то спугнете… Поглядите только, как он подходит… потихонечку… Если мы будем разговаривать как ни в чем не бывало, он вот-вот положит хобот на изгородь… Кто-то из королей Сиама в тысяча восемьсот шестьдесят первом году ввел награду — медаль с изображением слона. Ее носили на цветной ленте — две широкие полосы по краям: красная и зеленая, а посередине две тонкие: голубая и желтая… Теперь стал к нам спиной. Хотите, он у меня в два счета повернется передом. Стоит только бумажкой зашуршать, сразу услышит. Смотрите, как поводит ушами, а при этом делает вид, что ему все безразлично. Вот бессовестный! Наверное, он так волнуется из-за погоды. Действительно, и дождя-то настоящего нет, так, морось какая-то, но и солнца ведь тоже нет. Когда солнечно, слон никогда не капризничает… при первом шорохе он тут как тут, положит хобот на изгородь и смотрит прямо человеческим взглядом… давайте попробуем по-другому: мышонок, хочешь печеньица? Я его так называю, потому что он серый, как мышка. Не знаю, зачем им такая морщинистая кожа. Подержите-ка, пожалуйста, зонтик. На, возьми, малыш, возьми. Никогда не видел, чтобы он вот так отказывался от еды. Может быть, вы ему не нравитесь, а может, заболел. В парке по вечерам толпы детворы, ребятишки просто забрасывают его хлебом, а он вынужден есть из вежливости. Но вот увидите, ему наскучит стоять, опустив голову и подобрав хобот. Надо только иметь чуточку терпения. Ну, а пока ему не надоест дуться, я почитаю вам, что говорит Фабра[35]. У меня всегда с собой в портфеле листок, где все написано. Сначала дается само слово «слон», а потом род — мужской. Затем описание: млекопитающее из отряда хоботных, самое большое из наземных животных, с толстой кожей… это мы и так знаем… лишенной волосяного покрова, нос вытянут в форме хобота, который снабжен хватающим устройством… вам не нравится выражение «хватающее устройство»?., длинные резцы, бивни, служат источником слоновой кости. Ну, конечно, знаменитые фигурки. Существует два вида слонов: африканский и индийский. В Индии их шкуру разукрашивают. Видели когда-нибудь по телевизору? Рисуют красные листья с золотой каймой, а еще синие и зеленые и ведут на праздничное шествие… А когда подумаешь, какая у них силища, то просто мороз по коже. Ведь слон может шутя хоботом валить деревья. И наконец… ты что, все никак с места не сдвинешься? Теперь я понял: его просто пугает зонт. Давайте-ка сложим его. Нам теперь, пожалуй, ни к чему прятаться — дождь почти перестал; посидим минутку спокойно и понаблюдаем за ним. Ну вот, я же вам говорил. Глядите, как он покачивает головой, рад, что мы его поняли… Смотрите, смотрите, как загибает хобот. Мышонок! Пожалуйста, скорее подержите обертку. Возьми, малыш, возьми… Видели, как он деликатно берет печенье и отправляет его в рот? Я всегда говорил, что скорее нам следовало бы поучиться у животных, чем браться… Эй, а вот и еще одно! Ну-ка, сеньор слон, как говорила Марьона, кушайте. Так звали мою дочку. Мы с женой были далеко не молоды, когда господь послал нам ребенка, она и порадоваться не успела… Я каждое воскресенье водил сюда малышку посмотреть на слона… Смотрите, смотрите, как уплетает одно за другим. Мне приходится пить кофе без сахара, чтоб купить ему печенья. Но погодите, представление еще не кончилось. Когда он слышит, как шуршит обертка, и видит, что я бросаю ее в урну, а это означает — игре конец, слон подгибает передние ноги и кланяется мне. Дайте-ка сюда обертку, сейчас сами убедитесь. Ну, что? Он сразу все видит. Но я его немного подразню… Если б вы только видели, как смеялась Марьона. Однажды мы с ней сидели, вот так же, как сейчас с вами, и я рассказывал ей про кавалеров, разодетых в белый атлас и пурпурный бархат, и про золотого слона с башенкой на спине… Глазки у нее стали совсем круглыми!.. По дороге домой моя девочка молчала, обдумывала все, что услышала, и только иногда крепко-крепко сжимала мою руку… За год до смерти она стала ужасной проказницей… Вытащит у меня из ящика рожок для обуви и засунет в карман пиджака. И как ей только удавалось проделать все незаметно! Найду в очередной раз рожок у себя в кармане и спокойно, без крика, кладу на место в ящик… Бедняжка! Иногда мне кажется, я ее недостаточно любил. Друзья мне всегда говорили: не по силам мужчине воспитывать девочку. После ее смерти я прочитал где-то, что взрослым никогда не понять детей, потому что они еще помнят тот рай, откуда пришли на землю, а мы уже навсегда о нем забыли… Может, ей хотелось, чтобы я притворился рассерженным и зарычал: «Проклятый рожок! Опять он сюда залез!» Она бы так смеялась. А мне казалось, что лучше не обращать внимания, играть ведь можно по-разному… В тот день, когда я впервые научил ее кормить слона, Марьона испачкала штанишки, извините за подробности. Но стоило ей увидеть, как слон берет печенье своим мягким хоботом, осторожно и бережно — вы же сами сейчас убедились, — малышка обо всем забывала и давай прыгать и смеяться. Она была моей маленькой королевой. Смотрите-ка, осталось только одно печенье. А я-то подумал, что ему нездоровится. Для слона такая пачка на один зуб, это даже меньше, чем кусок сахара для человека, правда ведь? В него, в такую махину, должны влезать целые горы всякой еды. Ну вот, дружок, и последнее! А теперь — самое интересное, смотрите внимательно! Я комкаю обертку, медленно-медленно, тихо, очень тихо, вытягиваю руку… видите, как он следит за моими движениями… и раз! — выкидываю бумажку.