И отступил Мара, раненный истиной. Но вскоре он вернулся. С ним были его юные и прекрасные дочери. Глаза у них были подобны чашечкам лотоса.
– Отрекись! – сказал злой волшебник. – И их красота будет твоей. Они отведут тебя во дворец и будут услаждать плясками.
– Нет! – отрезал мудрец. – Во время странствий я видел фокусника с размалеванной деревянной куклой. Она танцевала так забавно. Но развяжи ниточки, и она распадется на кусочки. Что в ней пленит сердце? Красота истины не увядает.
И зашипел Мара, как кобра, когда ей наступают на хвост, и скрылся с глаз. Потом он сводил с неба молнии, гремел громом, обрушивал скалы, но не мог сокрушить мудреца: человек, верный истине, крепче каменной горы.
Мудрец поднялся и твердым шагом спустился в долину. Там были люди, словно бы ожидавшие его прихода. Их было пятеро. Они были первыми, кому Гаутама возвестил истину. С той поры его стали называть Буддой (просветленным). На самом деле Просветленным он стал уже тогда, когда впервые был пронзен жалостью к людям.
Прошло много лет, и Просветленный, уже глубокий старец, пришел со своими учениками к тому самому дереву, близ которого он открыл первую из истин. Один из учеников, самый преданный и любимый, пал на колени, чтобы поклониться месту, где родилась истина. Просветленный поднял его и, взяв с земли горсть листьев, спросил: «Скажи, юноша, есть ли еще листья, кроме тех, что у меня в руке?» – «Осенние листья падают повсюду, – ответил ученик. – Их не счесть». – «Вот так и я, – сказал Просветленный, – дал вам лишь горсть истин, но, кроме них, есть бесчисленное множество других, которых не счесть».
Одинокий слон
Давным-давно, когда царем был Брахмадатта, у слонихи, пасшейся в Гималаях, родился белый слоненок. Выйдя из утробы, он был бел, как слиток серебра, глаза его сверкали, как драгоценные камни, рот пламенел, как царское одеяние, а хобот светился, как серебряная цепь с искрами красного золота. Ноги его были гладкие и блестящие, словно покрытые лаком.
Когда слоненок вырос, не утратив красоты, он обрел мощь. Восемьдесят тысяч гималайских слонов сошлись на свое сборище и выбрали его своим вожаком. Но он все равно оставался одиноким, не приближался ни к одной самке, но чужих детенышей любил и перетаскивал их через реки на бивнях, обвив для надежности хоботом. Увидя в стаде грех, он удалился и стал жить один в лесу, никогда не выходя оттуда, чтобы вытоптать посевы земледельцев. Никто его не видел, но иногда в деревнях слышали его почти человеческий голос, то горестный и жалостный, то торжествующий, и люди, бросая все свои дела, внимали ему и вместе с невидимым слоном то плакали, то радовались.
Однажды один из жителей, да сотрется из памяти его имя, заблудился в лесу. Долго метался он в чаще, натыкаясь на деревья, запутываясь в лианах, но, поняв, что выхода нет, сел на землю и заревел.
И вот он слышит шум продирающегося сквозь чащу большого зверя. Будда – а это он возродился в облике слона – решил помочь несчастному. Но человек, не поняв намерений животного, обратился в бегство. Тогда Будда остановился. Остановился и человек. Так повторилось несколько раз, пока заблудившийся догадался, что ему не хотят зла, и подпустил слона на близкое расстояние.
– Почему ты плачешь? – участливо спросил слон, повернув к человеку огромное ухо.
– Почтенный! – произнес человек, склонившись до самой земли. – Я заблудился в твоем лесу и не знаю, как найти дорогу в город. К тому же я сильно ослабел от голода.
Слон привел человека к себе, накормил его досыта сладкими плодами и, обхватив его поясницу хоботом, посадил на спину. Он шел медленно, выбирая дорогу таким образом, чтобы человек не ушибся и на него не упала с дерева змея.
Стражники еще с башни над воротами увидели приближающегося к городу слона и созвали трубами весь город. Горожане высыпали изо всех ворот навстречу слону. Они никогда не видели слона, к тому же такого могучего. Человека же, которого доставил слон, считали давно погибшим. Но, кажется, никто ему не обрадовался, кроме ростовщика, которому он задолжал.
Подойдя к слону, ростовщик потрогал клык и сказал, обращаясь к спасенному:
– Этот клык настоящее сокровище!
Слон покачивал головой, словно соглашаясь с этой оценкой, а затем, повернувшись, с царственным достоинством удалился.
Человек же, не заходя в свою хижину, отправился на рыночную площадь в ряд резчиков по кости. Обращаясь к мастерам, он спросил:
– Скажите, дорого ли стоят бивни живого слона?
– Клыки живого слона стоят вдвое дороже клыков мертвого слона, – ответил старший мастер и назвал цену.
Вскоре после этого спасенный вернулся в лес и нашел там убежище одинокого слона.
– Ты снова заблудился? – воскликнул Будда удивленно.
Скульптура слона. Средневековая храмовая индийская скульптура
– Нет, – ответил человек. – Я пришел к тебе за помощью.
– И чем я могу тебе помочь? – спросил слон с готовностью в голосе.
– Видишь ли, я бедный человек и мне не на что жить. У тебя же два клыка, и ты можешь обойтись одним. Дай мне клык, я его продам и буду кормиться.
– Что ж, – сказал слон. – Сходи за пилой.
– Я ее захватил, – сказал человек, сбрасывая со спины мешок, который зазвенел.
Слон подогнул ноги, чтобы человеку было удобно работать, и тот отпилил один клык, а потом, подумав, и другой.
– Ты не думай, – сказал слон, поднимаясь, – что клыки мне не дороги. Знай: с их помощью можно достигнуть спасения и просветления.
Но человек, кажется, не понял смысла сказанного. Он засунул бивни в мешок и, взвалив его на спину, зашагал к городу. Там он продал клыки по обещанной цене, рассчитался с ростовщиком и некоторое время жил в роскоши. Когда же золото кончилось, он вновь пошел в лес и, отыскав слона, сказал ему:
– Почтенный! Я продал твои клыки. Но деньги пришлось отдать за долги. И снова мне нечего есть. Дай мне остатки твоих клыков.
– Возьми! – сказал слон, ложась на землю.
Человек достал пилу и, срезав остатки клыков, отправился восвояси.
Через некоторое время он пришел еще раз и потребовал корни клыков.
Слон молча лег на землю. Неблагодарный забрался по хоботу слона, как по серебряной цепи, на голову слона, напоминавшую снежную вершину, и стал пяткой отбивать корни клыков. Потекла кровь. Видимо, слону было больно. Но он не пошевелился, не застонал. Отбив корни клыков, негодяй ушел. Но недалеко. Земля, выдерживавшая тяжесть гор, дрогнула под его ногами. Донесся отвратительный запах человеческих нечистот. Из трещины вырвалось пламя в форме хобота и, схватив предателя, швырнуло в преисподнюю.
Будда тогда произнес гатху:
Глаза неблагодарного
Повсюду так и рыскают,
Вовеки не насытится
Душа людская низкая.
Прокаженный
Он лежал у дороги, не видимый никому и всеми отвергнутый. К какому бы городу он ни приближался, перед ним закрывали ворота. В него швыряли камни. И не было в мире человека, который бы решился к нему подойти. У него был осел, на которого он мог опереться и ощутить его живое дыхание. Но некоторое время назад кто-то увел и его. Напрасно он умолял именем Божьим оставить ему животное, грабитель крикнул издалека: «Зачем нечистому осел?» После этого он погрузился в беспамятство и не мог вспомнить даже собственного имени. Из всех чувств у него оставались лишь слух и обоняние, которые, как ему казалось, усилились за счет всего того, что он утратил. И ему был слышен с необычайной ясностью каждый звук отвергнувшей его и уходящей от него жизни.
Где-то справа из-за падали ссорились вороны, и он различал их голоса – их было три: одна старая, две молодых. Заскрипели ворота города, до которого он не сумел дойти и названия которого он не знал, и выехала повозка, груженная яблоками. Это были спелые и сочные яблоки. Если бы у него хватило сил подняться, он мог бы попросить возчика бросить ему самое гнилое, чтобы утолить жажду. Нет, конечно, этот человек, что-то напевавший хриплым голосом, лишь погнал бы быстрее своих мулов. Вот он выругался. Повозка налетела на бревно, и упало несколько яблок. О, если бы он мог к ним подползти… А потом послышались детские голоса. Детей было столько же, сколько ворон. Один из мальчишек катил колесико. Другой стал его отнимать с криком:
– Это не твое! Отойди от нас! Твой отец гой[362], римлянин Пантера!
Колесико остановилось. И тут взвизгнул третий:
– В яме кто-то лежит!
И послышался топот босых пяток. Но нет, бежали двое мальчишек. Третий, голоса которого он не слышал, приближался к нему, и вместе с ним приближался яблочный аромат.
«Почему он не боится меня? – думал прокаженный. – Ведь другие увидели, что я нечистый…»
Он открыл изъязвленные уста, чтобы предупредить ребенка об опасности, но не успел. Его губ коснулось яблоко и сок
наполнил гортань. Ребенок его не боялся. Он не был ему противен!
Слезы благодарности хлынули из глаз прокаженного, а он плакал последний раз тогда, когда его выгнали из храма в Иерусалиме, сказав: «Забудь сюда дорогу, Рувим». «Да! Да! Я Рувим, – вспомнил прокаженный. – Именно так меня зовут! И когда-то я был богат и счастлив. Даже в страшном сне не могло привидеться, что меня ждет! Да, я читал о страданиях Иова, которого Господь испытывал бедствиями. Но ведь Он же и вознаградил его потом за перенесенные страдания…»
– Человек! Молись моему Отцу! – уже издали крикнул ребенок, и слова его прозвучали как ангельское пение. Все вокруг наполнилось ароматом роз, заглушая все запахи.
Рувим слышал о чудесах Господних, но никогда не верил, что это может случиться с ним. «Кто же этот ребенок, вернувший мне жизнь? Какому отцу я должен молиться? Его отцу? Но ведь дети говорили, что отец его – гой».
Ребенок исчез, словно его и не было. Но зрение вернулось. Рувим узнал это место. Это был небольшой, ничем не примечательный городок Назарет