Стражник, охранявший дворцовые ворота, был в золоченых доспехах. Но эллин вошел в ворота так, словно они не охранялись, а стражник кивнул ему дружелюбно.
И вот они за стеной, огибавшей со всех сторон Царский мыс, так называлось это место. Справа было большое здание, слева – поменьше. К нему-то и направил свои стопы эллин. Он толкнул дверь, и они оказались в огромном, обрамленном колоннами зале.
Ликин насчитал девять высоких колонн из блестящего белого камня, который, как он слышал, называют мрамором. Перед каждой колонной находилась металлическая статуя. Мальчик почему-то решил, что это изображение госпожи, и поклонился ему в пояс. Между колоннами были высокие двери, всего восемь дверей, кроме той, в которую они вошли.
Посреди зала стоял круглый стол, окруженный стульями. Их спинки были так высоки, что сидевшие на них люди были почти не видны. Однако можно было разглядеть длинные листы наподобие тех, какие старый господин Ликина использовал для ведения расчетов.
Один из сидевших высунул голову из-за спинки стула и спросил:
– Кого ты нам привел, Эратосфен?[69]
Ликин понял, что его спутника зовут Эратосфеном.
– Тебе все надо знать, Зоил[70]! – ответил эллин незнакомцу. – Мальчика зовут Ликином. Он будет бороться с пылью.
– Пойдем, Ликин, – сказал Эратосфен, положив руку на плечо мальчика. – Я объясню тебе твою службу.
Они прошли к двери между двумя колоннами и, пройдя через нее, оказались в вытянутом помещении, одна из стен которого была сплошь заставлена шкафами. У старого господина тоже был шкаф, всегда закрытый. Ликину не разрешалось даже близко к нему подходить, и за три года службы он так и не узнал, что в нем хранится. А эти шкафы были без дверок и напоминали огромные пчелиные соты. Из каждой ячейки торчал какой-то предмет наподобие колчана для стрел, украшенный эллинскими письменами.
– Тебе не приходилось лазить по деревьям? – неожиданно спросил эллин.
Библиотека Александрийского Мусейона. Реконструкция
Мальчик застыл в недоумении. Выросший в Ракотиде, он никогда не видел деревьев, по которым можно было лазить, и никто ему о них не рассказывал.
– Ах да, – проговорил Эратосфен сконфуженно. – Откуда бы в Египте взяться большим деревьям. В общем, не трудно было бы тебе залезть на этот шкаф?
Ликин окинул шкаф взглядом. Отверстия для «колчанов» располагались подобно ступенькам лестницы.
– Нетрудно, – ответил мальчик.
– Вот и прекрасно, – отозвался Эратосфен. – Твой долг протирать шкаф, полки и футляры влажной тряпкой. Библиотека не любит пыли. Начнешь со шкафов Альфы. Потом перейдешь к шкафам Беты, Гаммы. Потом примешься за Дельту и Эпсилон, Дзету и Эту.
И помни, – добавил он после паузы, – футляры надо держать закрытыми и не переставлять с места на место. Библиотека требует аккуратности.
И снова он произнес имя госпожи с таким почтением, что Ликин решил делать все так, как ему сказано. Наверное, Библиотека – строгая женщина и очень дорожит этими «колчанами».
Оставшись один, мальчик бросил взгляд на доверенные ему шкафы и вслух повторил странные имена Альфа, Бета, Гамма, Дельта, Эпсилон, Дзета, Эта. Только одно из них было ему знакомо – Дельта. Так и в Ракотиде называют низовья Нила, имеющие форму треугольника. Но почему Дельтой называют квадратный шкаф, Ликин понять не мог.
Намочив шерстяную тряпку в воде, Ликин тщательно выжал ее и принялся за уборку, или за борьбу с пылью, как выразился Эратосфен. Пыли было удивительно много, видимо, потому, что у рабов Библиотеки, занятых другими делами, не оставалось времени для уборки или им было трудно залезать на шкафы. В некоторых местах пыль лежала сплошным слоем, в других были отпечатки пальцев и ладоней.
Нередко за спиной мальчика появлялись рабы Библиотеки. Он слышал их шаги, пыхтение. Кое-кто из них напевал. Рабы подходили к тому или иному шкафу и удалялись. Приходил и тот, которого Эратосфен назвал Зоилом. Он шипел, как змея. Однажды он больно ущипнул мальчика и сказал:
– Расселся на дороге!
Мальчик поспешно уступил дорогу злому рабу и, когда тот прошел, увидел, что у него на спине горб. Горбун подошел к шкафу Омикрон[71] и вытащил из него «колчан». В течение дня он приходил еще много раз, и все к этому шкафу.
Да, это был странный дом, населенный странными людьми. Они занимались непонятным Ликину делом. Поэтому мальчик решил, что и госпожа тоже необычная женщина. «Наверное, она очень богата, если ей принадлежит весь этот дом с множеством рабов», – думал Ликин, засыпая.
Прошло несколько дней, и Ликин сам смеялся над своей наивностью. Он понял, что Библиотека не госпожа, а помещение для хранения книг, ибо в «колчанах» заключены свитки с произведениями авторов. Он узнал, что статуи перед мраморными колоннами изображают покровительниц наук и искусств, которых эллины называют музами. Отсюда и название этого дворца – Музейон[72]. Кроме зала для занятий и библиотеки в нем были помещения для отдыха и столовая. Люди, которых Ликин поначалу считал рабами Библиотеки, оказались учеными мужами, приглашенными в Александрию из разных частей эллинского мира. Все они находились на содержании у царя Птолемея, считавшего себя покровителем наук.
Одним словом, Эратосфен тогда пошутил. Ведь серьезные люди тоже понимают толк в шутке! А может быть, это была вовсе и не шутка, потому что эллин отдавал Библиотеке всю свою жизнь и работал на нее не покладая рук, как самый прилежный из рабов. А слово «господин» он и вправду не любил и сам рабов не имел.
Что касается имен шкафов, то они оказались эллинскими буквами. В шкафах Альфы были сочинения тех писателей и ученых, чьи имена начинались с нее, да и само слово, обозначающее собрание букв, – алфавит, произошло от соединения букв альфы и беты.
В отдельном доме за Библиотекой была мастерская для изготовления папирусов и помещение для переписки книг. Ликин в свободное время посещал этот дом, наблюдая, как одни из рабочих подготавливают уже переписанные книги для хранения, подклеивая к обоим краям свитка обструганные палочки, подбирая футляр по толщине свитка, а другие линуют свинцовым колесиком строчки и пишут имя автора и заглавие сочинения на футляре.
В помещение для переписки Ликина никогда не пускали. Но он слышал доносящийся оттуда шелест папируса и скрип перьев. Иногда туда вбегал царский гонец, и мальчик догадывался, что в гавань прибыл какой-нибудь корабль и, выполняя приказ царя, оттуда брали бывшие там свитки. Пока судно разгружалось или грузилось, переписчики копировали свиток и в срок возвращали его владельцу.
Мальчик вскоре научился различать буквы алфавита, а с помощью Эратосфена и читать. В свободное от работы время Ликин доставал свитки тех писателей, которых Эратосфен называл наилучшими. Его собеседниками стали Эзоп, Геродот, Эсхил и десятки других насмешливых и серьезных эллинов. Удивительно, что все они обладали своими голосами. Эти голоса звучали в нем, и их нельзя было спутать.
Ликин просмотрел книги самого Эратосфена. Оказалось, что господин, не выезжая из Александрии, измерил размеры Земли и составил доску с чертежом всех материков, островов, морей и рек, что он занимался астрономией, геометрией, историей и многими другими науками.
Как-то мальчик услышал, что ученые-эллины за глаза называют господина «Бетой». Это его удивило, ибо сочинения Эратосфена находились в шкафу Эпсилон. Поэтому, улучив момент, он спросил господина, откуда у него прозвище Бета.
Эратосфен рассмеялся:
– Мои друзья посмеиваются надо мной, полагая, что ни в одной из наук я не достиг первенства. Но, поверь мне, Ликин, быть вторым в науке – это не то же самое что оказаться вторым на беговой дорожке.
Однажды мальчик отправился в Ракотиду, чтобы повидать старых друзей. Они засыпали его вопросами, как ему живется, не обижают ли его эллины.
Он коротко рассказал им о своей жизни. Но, кажется, они не поняли его, и он добавил:
– Меня не бьют. Только один раз на меня подняли руку.
– Вот видишь, – сказал старый египтянин, – эллины остаются эллинами! Давно пора поджечь их дворец и выкурить их всех огнем.
Мальчик отступил на шаг. Глаза его загорелись гневом, и он сказал, выделяя каждое слово:
– Не смей так говорить! Там Библиотека.
Лукреций
Биография великого римского поэта Лукреция Кара, автора философской поэмы «О природе вещей», – сплошная загадка. Мы ничего не знаем о родине поэта, его родителях, общественной деятельности, личных привязанностях. Единственный достоверный факт биографии – то, что после ранней смерти поэта издателем его поэмы был великий оратор Марк Туллий Цицерон. Рассказ является попыткой связать поэта-эпикурейца с главным центром эпикуреизма в Италии, находившимся в Геркулануме, на раскопанной в середине XVIII в. вилле, известной как «Вилла папирусов».
Весть, что отец слег, настигла Лукреция в Неаполе в первый же день прибытия из длительного странствия. И хотя он отправился в Геркуланум немедленно, увидел стены старого дома в свежих ветвях кипариса, а родителя вытянувшимся на смертном одре. Нундины были отданы печальному обряду похорон, и лишь после этого он смог обойти отцовский дом, с которым было связано столько щемящих сердце воспоминаний.
Таблин его юности в пристройке к дому оказался на запоре. По словам единственного отцовского раба-грека Диона, отец запретил туда входить, распорядившись: «Пусть все будет таким, каким оставил мальчик». Двери пришлось вскрывать ломом: замок проржавел, да и ключ потерялся. Пахнуло затхлостью. Вещи, книги, бюсты юношеских кумиров Лукреция оставались нетронутыми семь лет. Об этом говорили толстый слой белой пыли, паутина на углах, обвалившаяся во время частых в этой местности землетрясений штукатурка на мозаичном полу.