[166] И все же мы вам сможем показать нечто удивительное и достойное вашего просвещенного внимания.
Посол обратил взгляд к двери, где за занавесом стоял его спутник, и тот мгновенно вынес и поставил на стол нечто ссохшееся, напоминавшее голову змеи, но без глаз, и вместе с ним нож с костяной ручкой.
– Не пугайтесь, совершенномудрые, – продолжал Чжан Цянь. – Это не голова зверя, а плод народа Давань[167]. Этот народ ведет оседлую жизнь, сеет рис и пшеницу, а также выращивает такие плоды. Они достигают величины более человеческой головы. Их сушат так же, как у нас мясо, и едят круглый год[168].
Сказав это, посол встал и разрезал диковинку на двенадцать частей. По залу распространился приятный запах свежескошенной травы.
– Берите, совершенномудрые, пробуйте! – проговорил Чжан Цянь.
Но никто не пошевелился. Высокие советники словно окаменели.
– Могу вам сказать, – добавил Чжан Цянь, – что Сын Неба и его главные жены съели точно такой плод и остались довольны…
Сразу же к подносу потянулось двенадцать рук, и он опустел.
Самый отважный из советников взял свою долю в рот и, закашлявшись, выплюнул прямо на стол.
Лицо посла вытянулось в радостном изумлении. Он подбежал к месту смельчака и сгреб выплюнутое себе в ладонь.
Посольство Чжан Цяня. Фреска из Храма тысячи будд. VIII в. н. э.
– Какое счастье! – воскликнул он. – Мы уронили пакет с семенами этого божественного плода, и их развеял ветер пустыни. И кто бы мог думать, что случайно сохранилось семя в сушеном плоде. Молю вас! Если попадется кому-нибудь такая косточка, не глотайте ее, а, вынимая пальцами, кладите на стол. Остальное же ешьте и наслаждайтесь. Из косточек я выращу у нас в Поднебесной такие плоды, и вы поймете, насколько же свежие вкуснее сушеных!
Священномудрые положили свои доли в рот и начали сосредоточенно жевать. Но на стол не легла ни одна косточка.
Тем временем помощник посла поставил на стол коробочку из яшмы, отделанную золотом. На дне ее что-то чернело. Не дожидаясь, пока советники кончат есть, Чжан Цянь сказал:
– А это семена другого плода из страны Давань, которые я доставил в сушеном виде. Даванцы называют их «ойнос». Они величиной с плод вишни, но зеленого цвета, и растут не на деревьях, а на кустах по склонам холмов. Они соединяются в кучки по сто и более плодов[169]. Осенью их выжимают и делают из них пьянящий напиток. Двое из моих спутников так к нему пристрастились, что не захотели возвращаться со мной и остались жить среди варваров. И одно это говорит, насколько хорош напиток, если ради него можно забыть отечество, детей и жен и остаться у чужаков. Даванцы говорят, что плод и напиток из него разнес бог Ди-о-нис, дошедший в своих странствиях до Страны слонов. Но к счастью, ему что-то помешало добраться до нас. Сушеные же плоды ойноса безвредны. Их съел Сын Неба вместе с главными женами, а косточки подарил мне, поручив их высадить в дворцовом саду, чтобы попробовать пьянящий напиток.
Чжан Цянь дал знак, и его спутник принес две шелковые подушечки с прикрепленными к ним блестящими кружками.
– Это деньги западных варваров, – сказал посол.
По залу прошло движение.
– Деньги у варваров? – проговорил один из советников. – Этого не может быть. Наверное, это украшения.
– Нет, деньги. Ведь мы их меняли на еду и другие вещи. Мне удалось узнать, что варвары стали использовать деньги в то же время, что и мы, и они с тех пор сохранили ту же форму кружков. На деньгах они изображают своих правителей. Я уже вам говорил, что в Давани семьдесят городов и почти каждый из них имеет свои деньги. Но было время, когда все эти города подчинялись одному царю с очень трудным именем А-лек-сан-дер. Он был правителем страны Да-цинь и решил пройти путями бога Ди-о-ниса. Он покорил все земли до страны Давань, а также и Давань, оттуда же через горы прошел с войском в Страну слонов, которую называют также Шеньду, или Иньду[170].
– Что тебе известно об этой стране? – спросил советник, поперхнувшийся косточкой.
– Очень мало, – отвечал Чжан Цянь. – Обитатели этой страны ведут оседлую жизнь. Местоположение страны низменное, и там большая жара. Люди сражаются, сидя на слонах. Столица же лежит на большой реке. По моему разумению, дойти до Страны слонов ближе не по западному, а по южному пути. До нее будет не больше 12 тысяч ли, но есть ли проходы через южные горы в Страну слонов, я не знаю.
– Скажи, Чжан Цянь, – спросил другой советник, – что знают западные варвары о нас?
– В сто раз меньше, чем мы о них. Меня встречали, как выходца из другого света. Они только слышали о нашем шелке. С кем бы мне ни приходилось говорить, спрашивают лишь о шелке. Они представляют нас как шелковых людей, только и делающих, что разводящих червей и мотающих шелк. Если бы я им рассказал о наших городах, о дворцах, государственных книгохранилищах, они бы приняли меня за хвастуна или лжеца. Но я им почти что ничего не говорил, а только слушал. Чем меньше будут знать на западе о Поднебесной, тем лучше. А то вдруг появится какой-нибудь новый А-лек-сан-дер и вздумает нас завоевать.
Раздался дружный хохот. Советники долго не могли успокоиться.
– Ты большой шутник, – сказал советник, поперхнувшийся косточкой. – Как нас могут завоевать какие-то варвары, которым до нас расти еще тысячу лет! И как они к нам отыщут дорогу, если у них нет стрелки, указывающей на север. Как они, разделенные на сотни городов, имеющих каждый свое войско и свои деньги, смогут справиться с нами?!
– Я думаю, что даже первые их послы до нас доберутся не ранее чем через тысячу лет[171], – сказал Чжан Цянь. – Тем не менее мы должны помнить, что эти жалкие варвары существуют и копошатся на своей земле. Помня наставления Кун-цзы, нам не следует быть беспечными.
Янтарное море
Как драгоценность янтарь имеет такую высокую стоимость, что за самую маленькую изготовленную из него фигурку платят больше, чем за живого крепкого раба.
Дверь таблина медленно приотворилась, и человек за столом, не оглядываясь, сказал:
– Входи, входи, Гай!
Мальчик лет четырнадцати вбежал, размахивая свитком:
– Вот я, дядя, закончил. А теперь мне можно искупаться? Сегодня море тихое…
Плиний взял свиток, положил его перед глазами и просмотрел написанное.
– Теперь я уже не нахожу ошибок… Но что ты сам думаешь на этот счет?
– А что об этом думать? Ведь это миф… Солнце не может кататься на колеснице и падать на землю.
– А что это за река Эридан[173], близ берегов которой упал Фаэтон?
– Я такой реки не знаю…
– Между тем это хорошо знакомый тебе Пад[174]. Греки называли Пад Эриданом и полагали, что с этой реки привозят янтарь. Его везли по этой реке уже во времена Гомера, и кто-то именно тогда придумал прекрасную сказку о том, что янтарь произошел из слез сестер погибшего юноши.
Плиний протянул руку и, взяв фигурку менее мизинца, положил ее на ладонь племянника.
– Я знаю, это янтарь.
– Нет, ты вглядись в нее внимательнее. Садись, и я расскажу тебе невыдуманную историю о другом юноше, с которым я когда-то дружил.
Это было во времена императора Нерона. Тогда я еще командовал флотом, как теперь, а служил в лесах Германии, командуя одной из турм армии Домиция Корбулона[175]. Мы стояли на реке, за которой находились владения германского племени хавков. В наши обязанности входило не только охранять границу от германцев, но и следить, чтобы никто не перебегал к ним. Не раз мы задерживали беглых рабов, которых приходилось отправлять в Рим для наказания и передачи их владельцам. В ту ночь границу объезжала не моя турма, а та, которой командовал мой друг Маний Публий. Я мирно спал, когда он вошел в наш шатер не один. С ним был человек, с которого текла вода. Я понял, что это раб, пытавшийся переплыть реку и пойманный на месте преступления. Но поначалу я не понимал, почему Маний привел его в наш шатер вместо того, чтобы заковать в цепь и доставить туда, где мы обычно держали беглецов. Вот тогда я впервые увидел ту вещицу, которую ты сейчас держишь. Оказывается, раб, а это был не германец, а эст[176], не украл эту драгоценность, а она принадлежала ему еще тогда, когда он был свободным человеком. Одним словом, это изображение варварского бога, и поэтому имеет особую ценность. Эст, насколько я понял, верил, что бог-покровитель приведет его на родину. И эст рассказал нам с Манием такое, что мы развесили уши. Конечно же, я тогда знал об Янтарных островах, о реке Вистуле[177], о северном острове Скатинавии[178]. И конечно же, я читал труд массилийца Пифея[179] о его путешествии к берегам, где зимой солнце светит не в полную силу и то лишь одну стражу. Но рассказ Пифея мне, как и Полибию, с трудом которого я не расставался, казался басней наподобие рассказа о падения Фаэтона. А тут передо мною был человек, родившийся на Янтарном море. После того как раб закончил свой рассказ! Маний сказал мне по-гречески: «Я ему верю». Я сказал, что тоже верю. И тогда, представь себе, Гай, Маний говорит мне, что решил идти вместе с эстом к Янтарному морю и вернуться с янтарем.