– Тогда, – сказал консул после паузы, – послушаем Деметрия. Впусти его!
В зал вбежал Деметрий. Через несколько мгновений он уже был на возвышении рядом с консулом.
Копна черных волос, матовая бледность лица, мятущиеся, не находящие места руки.
– Я Деметрий, – начал юноша взволнованно. – Я вырос здесь, в Риме, на ваших глазах. Вам известно, что мой отец, царь Сирии Селевк, отдал меня в Рим, чтобы сенат и римский народ не испытали сомнений в его верности. Успокаивая мое детское горе, он сказал мне напоследок: «Сын мой! Тебе не плакать надо, а радоваться. В Риме ты пройдешь школу справедливости. Тебя будут окружать честные люди, а не царедворцы, от которых ожидаешь любого коварства». Ввиду моего малолетия отец распорядился в случае своей смерти передать власть своему брату Антиоху, а с него взял клятву передать корону мне.
Деметрий вытер вспотевший лоб.
– Царедворец Лисий, который стоит во главе посольства, уничтожил завещание и составил новое, в пользу моего двоюродного брата Антиоха, скрепив его царской печатью, которой он распоряжался. Это тот Лисий, который, втершись в доверие к моему любимому дяде, стал главным его советчиком и стратегом. Отдав власть Антиоху, сыну Антиоха, вы вручите ее Лисию, человеку коварному и злонамеренному. Я живу в Риме много лет, и мне известно, что к вам обращаются как к «отцам-сенаторам». Разрешите назвать вас «отцами», ибо в мире у меня нет никого, к кому бы я мог обратиться со словом «отец». Боги взяли к себе моего родителя Селевка. Злодейски убит мой дядя Антиох, которого, умирая, царь просил: «Будь Деметрию отцом!» Отцы мои! Не дайте восторжествовать коварству и беззаконию!
Место на Римском форуме, где находилась Курия Гостилия
– Можешь идти, Деметрий! – произнес Элий мягко. – О решении сената тебе сообщат.
Юноша сошел с возвышения и, всхлипывая, удалился.
– Приступим к обсуждению, – проговорил консул. – Слово имеет цензорий[180] Марк Порций Катон.
Все головы обратились к Катону. Он встал, но, вместо того чтобы высказывать свое мнение, обратился к консулу с просьбой:
– Разреши отсрочку, Элий! Я никогда не был в Сирии и хочу выступить после тех, кто знает обстановку не по речам заинтересованных лиц.
– Разрешить! Пусть говорит потом! – послышались крики.
– Цензорий Марк Порций Катон, – произнес Элий торжественно, – можешь выступить позднее. Слово имеет консуляр Семпроний Гракх.
С места поднялся сенатор лет шестидесяти, невысокого роста, с прямой осанкой, тонким и выразительным лицом.
– Волчица вскормила основателей нашего города, Ромула и Рема, – начал он проникновенно. – Можете себе представить, что было бы с младенцами, не отними их у зверя пастух Фаустул. Они бы ходили на четвереньках и выли, как их приемная мать и молочные братья. Деметрий усыновлен нашим городом, воспринял наши обычаи. Я с наслаждением слушал его латинскую речь. Я верю ему и призываю вас, отцы-сенаторы, вернуть Деметрию законную власть.
Консул достал список и прочитал:
– Консуляр Марк Юний Брут.
– Отказываюсь от слова, – послышалось из зала.
– Претор Сульпиций Гал.
– Отцы-сенаторы! – начал Сульпиций, оглядев зал. – Я согласен с мнением Тиберия Гракха. У нас есть поговорка: «О мертвых хорошо или ничего». Позволю себе нарушить это правило. Антиох, второй сын того Антиоха, который называл себя Великим, сразу же после разгрома сирийцев был послан к нам заложником. Незадолго до кончины Селевк вытребовал у нас брата, послав вместо него своего сына Деметрия. Став вскоре царем, Антиох начал войну с Египтом и, нуждаясь в деньгах, разорил все храмы своего царства. Устроив в честь нашего посольства пир, он, напившись, скинул одежды и плясал голым. Теперь подумаем, какую силу может иметь завещание такого царя?
Зал загудел.
Сульпиций повысил голос:
– И еще! Станем на место юноши. Отец дал нам его заложником. Он остался заложником при своем дяде. Если мы его не отпустим, он будет заложником при своем малолетнем брате. Это абсурдно.
В зале послышался смех.
– Слово имеет Гней Октавий, – объявил консул.
– Отцы-сенаторы! – начал Октавий. – Мы принимаем заложников, чтобы обеспечить выполнение условий мира. А выполняются ли эти условия? Мне стало известно, что в сирийском войске, осаждавшем Иерусалим, было тридцать шесть слонов. А ведь мирный договор с Антиохом Великим не разрешает иметь ни одного. Из другого источника я знаю, что у сирийцев двадцать боевых кораблей вместо десяти разрешенных. Вот о чем надо подумать, прежде чем назначать царя.
– Слово имеет консуляр и цензорий Марк Порций Катон, – объявил консул.
– Мы умеем усмирять царей, – проговорил Катон решительно, – а делать между ними выбор не научились. Перед нами двое. Один – девятилетний мальчик, за спиной которого толпа воспитателей и родственников. Другой – юноша в расцвете сил, воспитанный у нас в Риме и изъясняющийся по-латыни не хуже, чем вы. Два оратора высказались в пользу Деметрия. Ты, Сульпиций Гал, начитался греков и доказываешь от противного, как какой-нибудь софист. Нет спора, что Деметрия обошли. Для него это несправедливо, для Рима же справедливо то, что выгодно нам.
Катон повернулся к Гракху:
– Ты, Семпроний Гракх, советуешь избрать Деметрия потому, что он воспитан в Риме и знает римские порядки. Боги всеблагие! Впервые слышу столь наивную речь! Ты приводишь в пример младенцев, вскормленных волчицей. У меня на вилле рабыни кормят грудью породистых щенков. Пока еще ни один из них не заговорил.
Зал грохнул от хохота.
– Будет ли зверь, – продолжал Катон в наступившей тишине, – благодарен державшим его в клетке? Оказавшись в Сирии, Деметрий выпустит когти из своих мягких лап, и мы, кого он льстиво называет отцами, ощутим их недетскую силу.
Катон перевел взгляд на Октавия:
– Ты, Октавий, сообщил о нарушении сирийцами договора, однако колеблешься в выборе царя. У меня же нет никаких сомнений. Уничтожить под наблюдением наших послов незаконно построенные корабли и перебить слонов легче теперь, пока правит ребенок, а потому, я полагаю, надо утвердить этого ребенка царем. Думаю, мы не ошибемся, если во главе посольства поставим Сульпиция Гала, имеющего опыт обращения с азиатами. Вторым послом логично назначить консуляра Гнея Октавия.
Катон грузно опустился на скамью.
– Все мнения высказаны, – заключил консул. – Я ставлю на голосование предложение утвердить царем Деметрия, сына Селевка. В том случае, если оно не получит большинства голосов, царем будет Антиох, сын Антиоха.
Курия мгновенно заполнилась голосами и шарканьем ног. Сенаторы, поддержавшие предложение, отходили в правую сторону зала, несогласные – в левую.
Через несколько мгновений стало ясно, что Катон одержал решительную победу. Второе предложение – о составе посольства – было принято единогласно.
Три имени
Рассказ, вводящий в перипетии раздутого Цицероном заговора Катилины, основан на подлинной речи великого оратора, произнесенной в год его консульства (63 г. до н. э.).
Перевернув песочные часы, Цицерон выбежал в перистиль. Полная луна освещала дорожку, ведущую к калитке. Ни звука. Казалось, все в мире уснуло, и тревожные мысли, не дававшие успокоиться и в эту ночь, не более чем игра воображения.
«И могу ли я, консул, основываясь на слухах, выступить утром перед сенаторами и раскрыть картину разветвленного заговора против республики? Ведь и так мои недруги, возводящие свой род к разбойникам времени Ромула, а то и к беглецу из Трои Энею, готовы воспользоваться любой моей оплошностью. Кто-то из них прямо сказал: «Трусость не украшает консула», а другой добавил, чтобы всем было ясно, о каком консуле идет речь: «Особенно если он чужак».
Да, я из Арпина, города вольсков, мои прадеды воевали с римлянами, и разве они одни? И разве Рим обязан своими победами, своей славой одним коренным римлянам? Кто замостил болото под Палатином, превратив его в Форум? Кто соорудил Великий цирк? Кто построил храм Юпитера Капитолийского? Этруски. Кто создал римскую литературу? Греки, кампанцы, карфагеняне. Кто отразил нападение варварских полчищ на Рим? Избранный семь раз консулом Гай Марий, такой же арпинец, как я. И наконец, кто сейчас злоумышляет против Рима? Чужак? Нет! Выходец из древнейшего рода Сергиев, тех, что пришли в Италию вместе с Энеем… Луций Сергий Катилина.
Интересно, догадывается ли он о том, что все происходящее в его доме мне известно? Я лишь не знаю, кого он отправил в Фезулы поднимать мятеж среди этрусков, кого – в Пиценскую область, кого – в Апулию. Мне нужно всего три имени, и самонадеянный патриций будет раздавлен, как червь, и никто из таких же гордящихся своим происхождением нобилей, сидящих на сенаторских скамьях, не осмелится назвать меня вслух чужаком. Но что же они запаздывают, эти имена, вернее, та, что должна их принести?
Конечно, замужней женщине нелегко покинуть ночью дом и пробираться по темным улицам одной. Доверить же эти три имени Фульвия не решится никому. Раб в надежде получить свободу может отнести письмо не мне, а господину, и тогда станет ясно, откуда Фульвия знает, что происходит в доме Катилины и его друзей за закрытыми дверями. Всплывет имя Квинта Курия, такого же негодяя и развратника, как и Катилина, и муж пошлет развод, а Фульвии хочется сохранить и мужа, и любовника. О времена! О нравы!
Марк Туллий Цицерон. Бюст риской эпохи
А может быть, эта развратница подкуплена Катилиной и давно уже приносит ко мне домой небылицы, чтобы я потерял равновесие и подставил себя под удар? Ведь кто поверит, что заговорщики, дабы лучше осязать друг друга, пьют из чашки человеческую кровь? Меня спросят: «И кого они убили? Назови имя». Нет, об этом лучше не говорить. Впрочем, если будут известны имена. Всего три имени… И тогда можно вспомнить не только это, но и говорить все, что только придет в голову. Допустим, что Катилина раздал факелы для поджога Рима или убил собственного сына, чтобы угодить любовнице. Пусть вовсе и не было этого сына, но ты это докажи, Луций Сергий Катилина. А любовница, конечно, была. У кого ее не было? О! Как она прекрасна, подружка Катилины Семпрония. Да она танцует лучше, чем нужно честной женщине. Но какой прок от честной женщины, если в ней нет грации и обаяния?»