Спасение Кира
Великие державы или империи производили на обитателей маленьких городов-государств такое впечатление, что основатели их наделялись необыкновенной биографией. Не избежал этого и персидский царь Кир, ставший героем греческих легенд, опирающихся на персидские предания.
У царя мидян Астиага[196] была дочь Майдана. Когда она достигла брачного возраста, царь решил ее выдать за подвластного ему правителя персов Камбиса. Мандана покинула великолепную столицу Мидии Экбатаны и отправилась к своему супругу в персидскую глушь. Там у нее в срок, назначенный Ахурамаздой[197] всем смертным, родился младенец, которому дали имя Кир.
И тогда же приснился Астиагу сон, будто из чрева его дочери выросла виноградная лоза и распространилась своими лозами и листьями так широко, что в тени ее оказался весь мир. Вавилонские гадатели халдеи, к которым царь обратился с просьбой истолковать сновидение, в один голос сказали, что сын, родившийся у Манданы, отнимет у мидян и Астиага царскую власть.
Призвал тогда царь к себе Гарпага, самого преданного из своих родственников, и обратился к нему с такими словами: «Отправляйся в дом моего зятя, перса Камбиса, и возьми родившегося у него младенца, объяснив, что я хочу его воспитать сам. Но мне он не нужен. Умертви его и похорони, где хочешь. И не подумай меня обмануть, ибо наказание мое будет беспримерным». – «Царь, – ответил Гарпаг. – У тебя прежде не было оснований сомневаться в моей верности и послушании. Зачем же мне ты говоришь о наказании? Если убить внука твоя воля, я ее исполню, как и прежние твои поручения».
Так ответил Гарпаг и отправился за младенцем. Доставив его в Эктабаны к себе в дом, он показал младенца жене и спросил у нее совета: «Мне приказано убить и похоронить этого младенца. Но мне его жаль. Как мне поступить?» – «Отдай его пастуху своему Митрадату, который пасет стада в глухих местах, и скажи ему, чтобы он оставил ребенка в горах. Там его съедят дикие звери». И послал Гарпаг за персом Митрадатом. Когда пастух явился, Гарпаг ему сказал: «Царь приказал взять этого младенца и оставить его там, где много зверей. Если ты этого не сделаешь, тебя постигнет царская кара».
Пастух взял младенца и отнес его в свою хижину. Как раз в это время его жена Спако, а на языке персов это означает «собака»[198], должна была родить. Поэтому пастух оставил младенца на пороге и ненадолго удалился. Вернувшись, он увидел Спако кормящей и обрадовался, что роды были благополучны, но жена ему сказала: «Это не наш младенец, а тот, которого ты принес. Наш, мертвый, лежит на пороге. Объясни мне, откуда младенец и почему он так богато украшен?» – «Мне его передал господин наш Гарпаг, приказав оставить в горах, ибо так распорядился царь. Раньше я думал, что это дитя какого-нибудь провинившегося придворного. Но если на нем богатые украшения, это, должно быть, внук царя. Ведь у Манданы недавно родился сын. Отдай его мне, и я его отнесу».
Спако упала к ногам супруга со слезами: «Умоляю тебя: не бросай младенца зверям. Видишь, какой он крепенький и красивый, как он ко мне прильнул. Возьми эти украшения и перевесь на мертвого. Давай воспитаем внука Астиага как нашего родного сына».
Митрадат согласился и сделал так, как ему посоветовала жена. Через несколько дней от Гарпага явился телохранитель. Пастух отвел его в горы и показал ему место, где оставил младенца. Убедившись, что младенец растерзан, телохранитель собрал разбросанные золотые украшения и отнес, как ему было приказано, Гарпагу.
Прошло десять лет. Младенец в хижине Митрадата вырос и уже выделялся среди своих сверстников обликом и характером. Среди участников игр был сын индийского вельможи Артембара, но дети выбрали царем сына пастуха, и тот вел себя как настоящий царь, давая участникам игры поручения, как подданным. Сын вельможи, презирая сына пастуха, приказания не выполнил, и сын пастуха приказал доставить его и наказать плетьми. С диким воплем побежал наказанный к отцу. Как раз в это время там проезжал Астиаг, направлявшийся навестить Мандану. «Смотри, царь, как жестоко обошелся сын раба с моим сыном!» Увидев на мальчике следы побоев, Астиаг призвал к себе виновного и обратился к нему с такими словами: «Как ты, сын ничтожного человека, посмел так оскорбить сына высокоуважаемого Артембара?» Мальчик не смутился и не испугался. Он ответил ровным голосом: «Я поступил с ним по справедливости. Ведь дети меня избрали царем, а он не подчинился приказу. Если же ты считаешь, что я провинился, то я в твоей власти».
Услышав это и вглядевшись в говорившего, имевшего черты сходства с ним, Астиаг понял, что перед ним его внук, которого Мандана назвала Киром. Отпустив Артембара и его сына, продолжавшего плакать, царь призвал пастуха и, подвергнув его пыткам, узнал всю правду. После этого он вернулся в Экбатаны, призвал к себе Гарпага и с гневом крикнул ему: «Вот как ты выполнил мое поручение! Умерщвленный тобою жив!» – «Я приказал его умертвить, и если ребенок, как ты говоришь, жив, то это не моя вина, а оплошность».
Притворившись, что не гневается, Астиаг сказал: «Может быть, то, что случилось, угодно богам. Вот обрадуется Мандана, узнав, что сын ее жив! Приходи сегодня ко мне на пир, ибо я хочу принести Ахурамазде жертву за спасение моего внука Кира».
Гарпаг упал к ногам царя, будучи уверен, что тот простил ему его оплошность. Когда он пришел на пир, Астиаг усадил его как причастного к торжеству на самое почетное место и сам потчевал его. Других же гостей кормили слуги. Когда, как казалось, Гарпаг насытился, царь спросил: «Какова дичь?» – «Твои повара превзошли себя! – ответил Гарпаг. – Никогда я не ел такого нежного и вкусного мяса!» Царь дал знак, и слуги поднесли корзину, закрытую крышкой. «Открой ее, – сказал Астиаг. – Там ты найдешь остатки пищи, которой потчевали тебя одного».
Гарпаг открыл корзину и увидел на ее дне голову и ноги собственного единственного сына. Потрясенный, он не смог проронить ни слова. Лицо же его стало белее стены.
– Теперь ты понял, какую отведал дичь? – спросил Астиаг в надежде, что Гарпаг вспыхнет и разразится слезами или проклятиями.
– Понял, – ответил Гарпаг, поклонившись Астиагу. – Таково твое беспримерное наказание. Ты не нарушил своего слова.
– Тогда иди. Пусть это будет тебе уроком.
Взяв корзину с останками сына, Гарпаг повернулся к царю спиной и пошел к двери. Ярость переполнила все его существо. Губы шептали слова клятвы: «Клянусь Митрой, Астиаг! Ты еще вспомнишь это пиршество!»
Воцарение Кира
Известия о воцарении Кира еще более противоречивы, чем легенды о его спасении. Рассказ комбинирует различные легендарные традиции.
Жестоко наказав Гарпага, Астиаг призвал к себе тех самых халдеев, которые истолковали ему сон о виноградной лозе, объявшей весь мир. Он спросил их, как поступить с тем, кто угрожал его власти, но вопреки ожиданиям остался жив. «Наше толкование твоего сна было правильным, царь, – ответили халдеи. – Ведь мальчик действительно стал царем детей и действовал как настоящий царь. Поэтому он тебе больше не угрожает». На этот раз гадатели обманули Астиага. Они знали, что Кир должен стать настоящим царем и отнять у мидян власть. Но, будучи вавилонянами, они опасались Астиага больше, чем Кира, и ввели царя в заблуждение. Он же им поверил, Кира более не опасался и даже поставил его как своего близкого родственника над персидскими племенами.
И поселился Кир среди оседлого персидского племени пасаргадов и превратил их неукрепленную деревню в город. Это укрепило его авторитет среди других персидских племен, часть которых была земледельцами, а часть кочевниками. Астиаг же, готовясь к войне с Вавилонией, на Кира внимания не обращал и не подозревал его ни в чем.
Однажды слуги Кира сообщили ему, что его хочет видеть охотник. «Впустите этого человека!» – приказал Кир, не подозревая, какие перемены в жизни принесет эта встреча для него и для его народа.
Войдя, охотник поклонился Киру и бросил на стол тушку зайца.
– Почему ты мне даришь зайца? – удивился Кир. – Ведь я и сам в состоянии его подстрелить.
– Зайца тебе дарит Гарпаг, я же его слуга. Мне пришлось переодеться охотником, чтобы не вызвать подозрения у людей Астиага. Вспори брюхо зайцу, и там ты найдешь то, что тебе послал мой господин.
Кир последовал этому совету и вытащил из брюха животного коробочку. В ней оказались золотые украшения.
– Там есть еще одна вещь, – сказал посланник Гарпага.
Кир вытащил из брюха глиняную табличку, сплошь исписанную клинышками, и поднес ее к глазам.
«Сын Камбиса, – писал Гарпаг. – Я посылаю тебе золотые украшения, которые принадлежат тебе, а потом были на моем младенце, которого растерзали звери. Я спас тебе жизнь и полагаю, что ты можешь прислушаться к моим советам. Сейчас настало время взять власть над Мидией и обезвредить того, кто хотел лишить тебя жизни. Подними персов, я же возглавлю знатных мидийцев и тебе помогу. Не медли!»
Кир Великий. Рельеф в Пасаргадах. VI в. до н. э.
Прочитав письмо, Кир сжал табличку в кулаке и сказал посланцу:
– Поблагодари господина за зайца и передай ему, что его дар пришелся мне по душе.
Отпустив вестника, Кир немедленно разослал гонцов по всем подвластным ему персидским племенам, приказав явиться всем боеспособным, но не с оружием, как обычно, а с серпами. Когда призванные явились, он приказал им очистить от сорняков и колючих растений склоны холма, на котором находились Пасаргады, на значительном пространстве. Работа была закончена к наступлению темноты. После этого Кир пригласил работавших на пиршество, назначенное на следующий день. Для угощения персов он не пожалел ни скота, ни вина и сам ходил по столам, следя за тем, чтобы миски и чаши не были пусты. К наступлению темноты, когда гости были сыты и пьяны, Кир встал и обратился к ним с вопросом:
– Скажите мне, друзья, какой из дней, сегодняшний или вчерашний, пришелся вам больше по душе?
– Сегодняшний! – дружно ответили персы.
– В этом случае следуйте за мной, – продолжал Кир. – Вы предпочли свободу обременительному рабскому труду, и я вам эту свободу даю. Отныне вы свободны от мидийцев. Поэтому бросьте свои серпы и возьмите после того, как отдохнете после пира, в руки оружие.
Обо всем, что делал Кир, Астиаг через несколько дней узнавал от своих лазутчиков. При известии о том, что Кир собрал у себя персов с серпами, он послал к Киру гонца с приказанием явиться к себе. На это Кир ответил, что явится, и даже раньше, чем тот думает.
Действуя с необычайной решительностью, он вооружил людей и повел их против Астиага. Помощниками ему были его родной отец Камбис, приведший тысячу всадников и пятнадцать тысяч пеших воинов, и приемный отец Митрадат, собравший пастухов. Персы заняли небольшими отрядами узкие дороги и наиболее высокие горы, выведя все население из городов. Астиаг двинулся в земли персов с войском и сжег покинутые города. После этого он отправил к Киру и Камбису гонцов с требованием покориться, обещая сохранить им жизнь, но не свободу. Кир ответил таким посланием: «Видимо, ты, Астиаг, так часто желающий постигнуть волю богов, еще не понял, что они на стороне персов. Ведь это они заставили нас, козопасов, взяться за дело, которое доведем до конца. Мы умоляем богов внушить тебе отвести войска и смириться со свободой персов, которые сильнее мидян. Иначе ты лишишься всех своих подданных».
Получив послание, Астиаг вывел свое войско на битву. Сражение было очень жестоким и упорным. Поначалу Кир брал верх, но затем опытные мидийские воины стали теснить персов. Они дрогнули и побежали в Пасаргады. Против них устремились фаланги Астиага, тяжеловооруженные воины и конница. Воины Кира выступили им навстречу. Повсюду были кручи и заросли дикой маслины. У персов не хватало оружия. Бросая сверху камни, они отогнали мидийцев.
И вдруг Кир узнал местность, хотя уже была ночь. Он оказался около хижины Митрадата, в которой провел детство. Разведя костер из кипарисовых и лавровых дров, он посыпал над огнем пшеничную муку, призвав богов принять его скромную жертву. И тотчас справа блеснула молния и загремел гром. Кир пал на колени. А вороны, сидевшие на кровле хижины, прокаркали: «Кир! Кир! Ты вернешься в Пасаргады!»
На следующий день персы напали на врагов, вновь забравшихся в горы, но мидян было больше, и они вновь оттеснили персов, и те бросились бежать вверх, но им навстречу выбежали из Пасаргад женщины и настолько их пристыдили, что беглецы превратились в преследователей. Единым порывом они смели мидийцев и повергли не менее шестидесяти тысяч.
Среди пленных оказался Астиаг. Кир отнял у него скипетр и сел на его трон, царя же не тронул и не заточил в оковы, как тот обещал сделать с ним. И когда явился Гарпаг, чтобы поиздеваться над пленником, он этого ему не разрешил, сказав: «Астиаг – мой дед, а мидяне мои подданные, я их не дам в обиду». С этими словами он поцеловал Астиага в щеку[199]. Так воцарился Кир над персами и мидянами.
Кир и Крез
Крез был царем сильного государства Лидия, расположенного в западной части Малой Азии. Само его имя стало в древности нарицательным («богат, как Крез»). У греков, как малоазийских, бывших подданными Креза, так и балканских, было распространено много легенд о Крезе на тему превратности человеческой судьбы.
Никогда еще с тех пор, как трон в Сардах[200] занял Крез, там не помнили такого оживления. Из дворцовых ворот то и дело выбегали гонцы и, сев на коней, мчались к тем или другим городским воротам. Масса людей стекалась ко дворцу. По одеяниям можно было узнать халдеев, эллинов, каппадокийцев.
Причиной переполоха была весть, что некий Кир, чье имя по-лидийски означает «пастух», сверг царя мидян Астиага и угрожает безопасности царства. Гонцы Креза направлялись ко всем царям – союзникам Лидии с предложением объединить силы для низвержения этого Кира и возвращения власти Астиагу. Одни двигались к Вавилонии, где правил Набонид[201], другие к царю Египта Амасису[202], третьи – в далекую Италию, к этрусским царям, считавшим себя потомками лидийцев[203]. Еще одно посольство с богатыми дарами было отправлено в Дельфы к пифии с вопросом, нужно ли ему, Крезу, идти на персов войной. Ответ оракула был благоприятен: «Если ты, царь, перейдешь Галис, падет великое царство».
Получив это предсказание, Крез, не дожидаясь подхода сил союзников, перешел с войском Галис и разбил близ Птерии, что в Каппадокии, лагерь. Кир же, собрав свое войско, двинулся в Каппадокию, присоединяя по пути отряды народов, через земли которых проходил. И впервые на земле Птерии лидийцы и персы померились силами. Битва была жестокой и кровопролитной, но ни одна из сторон не взяла верх. Перейдя Галис в обратном направлении, Крез возвратился в Сарды, где узнал, что в его отсутствие берега реки Герма, на которой стояла столица, заполнились невесть откуда взявшимися змеями. Лошади царских табунов напали на змей и их сожрали, и это было сочтено чудом. Для его объяснения было отправлено посольство в Тельмесс. Оракул Тельмесса дал чуду такое толкование: змеи – это порождения родной земли, а кони – пришельцы. Поэтому царю следует ожидать вторжения чужеземного народа, выращивающего коней, который сожрет его царство.
Так и случилось. Кир двинулся на Сарды немедленно, не дожидаясь, когда к Крезу подойдет подмога. Противники сошлись на лишенной растительности равнине под Сардами. Лидийцы выставили конное войско, вооруженное копьями из магнезийского железа. Кони, наевшиеся змей, все время ржали и рвались в бой. Слыша эти звуки, кони Кира испуганно поджимали хвосты. И призвал к себе Кир Гарпага, чтобы спросить его, как быть. Гарпаг посоветовал поставить впереди вьючный скот, мулов и верблюдов, и посадить на них пехотинцев в одеяниях всадников, но с акинаками. Гарпагу было известно, что кони боятся верблюдов, а в ближнем бою персы сильнее изнеженных лидийцев. Так и случилось. Конная атака Креза окончилась провалом. Напуганные верблюдами кони сбросили лидийских всадников. В ближнем бою персы одолели воинов Креза и двинулись к Сардам.
Трижды за полмесяца персы шли на приступ хорошо укрепленного города и откатывались с большими потерями. Тогда Кир объявил, что наградит по-царски первого, кто взойдет на городскую стену. Счастливчиком оказался Гиреад из разбойничьего племени мардов. Он обратил внимание на то место акрополя, где он был обращен к низине и обрывался крутой скалой. Из-за неприступности это место не охранялось. Лишь однажды там появился какой-то воин и стал что-то высматривать внизу. С головы у него свалился шлем. Спустившись, лидиец его подобрал. Этим же путем взошел на стену Гиреад, а за ним и другие воины. Так Сарды были взяты со стороны акрополя, а не нижнего города, где их ожидали.
Крез бежал из дворца вместе с глухонемым сыном. Перс, его преследовавший, не знал царя в лицо. Оглянувшись, мальчик увидел, что воин поднимает копье для броска, и в страхе впервые в жизни заговорил: «Человек! Не убивай Креза!»
Царь был отведен к Киру в оковах. Кир повелел с него оковы снять и посадил рядом с собой. Крез долгое время молчал, а затем обратился к Киру с таким вопросом: «Что там за дверью делает какая-то орда с такой яростью?» Кир отвечал: «Они грабят город и расхищают твои сокровища». «Нет у меня больше города и сокровищ, – сказал Крез. – Это они расхищают твое достояние». Кир подозвал гонцов, намереваясь послать их остановить грабеж. Крез его удержал. «Если тебе угодно выслушать мой совет, сделай так: поставь у ворот стражу, и пусть она отнимает у выходящих десятую часть для посвящения твоему богу Ахурамазде. Тогда они тебя не возненавидят, но поймут справедливость твоих действий и даже отдадут добычу добровольно».
Приняв этот совет, Кир понял мудрость Креза и сам спросил его: «Крез! Проси у меня милости, какая тебе угодна». – «Владыка, – отвечал Крез. – Если ты так добр, то прикажи отослать эти вот оковы в Дельфы, к эллинскому богу, которого я чтил выше других, а он меня обманул». – «В чем же заключался его обман?» – удивленно спросил Кир. «В том, что он побудил меня начать против тебя войну».
Кир выполнил просьбу Креза. Лидийцы, до того посылавшиеся с драгоценнейшими царскими дарами, появились с железными оковами и, вручая их верховному жрецу, напомнили о данном пророчестве. Жрец же оковы не принял, но сказал: «Предопределенного роком не может избежать даже бог. Царь же жалуется на данный ему оракул несправедливо. Ведь ему было сказано, что, перейдя через Галис, он разрушит великое царство. И он его разрушил. Этим царством была Лидия».
Дождавшись этого ответа, Кир покинул Сарды вместе с Крезом. На пути в Пасаргады его настигло известие о восстании лидийцев во главе с Пактием. Кир рассвирепел и вознамерился уничтожить Сарды, а лидийцев поголовно обратить в своих рабов. Крезу удалось его от этого отговорить. «Против тебя, царь, – сказал он, – восстали люди, а не дома, ты их и накажи, при этом только зачинщиков мятежа, а остальных не трогай». – «Но они восстанут вновь!» – возразил перс. «Против этого есть верное средство, – продолжал лидиец. – Открой в Сардах торжища на всех перекрестках. И пусть горожане продают на них лук, морковь, яблоки и иную снедь, а также гвозди, ножи, одеяния и прочую мелочь. Прикажи им также носить пышные хитоны с длинными рукавами и высокую обувь, стесняющую движение. После этого, – поверь мне, – лидийцы вскоре превратятся в баб, и тебе не придется опасаться нового восстания». Кир последовал совету Креза, и все время, пока он покорял другие народы, лидийцы были спокойны.
Взятие Вавилона
Взятие Вавилона Киром было столь значительным событием, что оно нашло отражение в греческой, вавилонской, древнееврейской литературах и в клинописных текстах времен Кира.
Первым после Сард подвергся нападению Кира Вавилон, давний соперник Мидии, величайший город мира. Вавилон был столицей Нововавилонской державы, включавшей почти всю Месопотамию, Сирию, Финикию, Палестину, часть Аравийского полуострова. Более десяти лет Кир готовился к войне с Вавилонией, обучая воинов и вступая в соглашение со всеми, кто имел основание быть недовольным владычеством вавилонян.
Весной персидская армия двинулась на юг долиной реки Гинд[204], текущей в горах и поэтому очень быстрой. Когда царь попытался эту реку перейти, один из его священных белых коней прыгнул с берега, чтобы переплыть реку. Но река его поглотила и понесла. Увидев в этом событии дурное предзнаменование, Кир остановился и разбил на берегу реки лагерь. Объявив воинам, что он разгневался на реку и хочет ее наказать, царь приказал рыть по обе стороны реки в разных направлениях каналы для отвода воды. Когда к осени Гинд обмелел, поход возобновился.
Все это время вавилонский царь Набонид готовился к отражению нападения. Он возводил стену поперек равнины Двуречья, к северу от Вавилона, запасал продовольствие на случай длительной осады, но, когда войско Кира приблизилось к городу Опису и перешло Тигр, восстало местное население и присоединилось к персам. В сражении у Описа вавилоняне были разбиты, и Набонид бежал под защиту стен Вавилона.
С плоской равнины, которой шли персы, Вавилон виделся горой. Его внешняя стена возвышалась на восемь метров. Внутренняя стена, отстоявшая от внешней на двенадцать метров, была еще выше, поднимаясь в высоту до четырнадцати метров. Стену венчали грозные башни, дающие возможность обстрела во все стороны, перед внешней стеной тянулся глубокий ров, заполненный водой.
Кир долго смотрел на укрепления Вавилона, переводя взгляд от стены к стене, от башни к башне. Придя к выводу о невозможности штурма, он разделил войско на четыре части и поставил каждую из них по обоим берегам Евфрата, при входе в город и при выходе из него. Назначив над каждой группой командующих, он приказал им рыть вокруг города, вдоль стены, два обводных канала, частично используя для этого защитный ров. После этого он удалился.
Работа шла быстро. Земля была мягка как пух. Помогал и опыт, полученный на Гинде. Вавилоняне с высоты стен наблюдали за тем, как каналы, подобно двум гигантским змеям, сжимают город в кольцо, но вылазок не делали. Обстрел же со стен почти не приносил урона работающим.
И вот неожиданно для вавилонян были подняты щиты, закрывавшие прорытые каналы, и вода хлынула по двум новым руслам. И сразу же по старому обмелевшему руслу персы вступили в город. Вавилон был настолько велик, что обитатели окраин об этом и не догадывались и плясали, отмечая один из бесчисленных праздников в честь своих богов.
Убивая всех встречных, персы направились к царскому дворцу, высившемуся квадратной громадой. В главном его зале в это время шел пир горой. Царь, развалившись на ложе у накрытого яствами стола, что-то говорил гостям. Но речь его вдруг оборвалась. Из стены, против него, показалась огненная рука, вычертившая клиньями надпись. «Мене. Текел. Перес», – прочел царь. Пока он размышлял, что могут означать эти слова[205], в зал, перебив пьяную стражу, ворвались персы.
Падение Вавилона. Кир Великий побеждает халдейскую армию. Гравюра Дж. Мартина. 1831 г.
Сразу же после этого персидская стража заняла выходы из дворца, не давая никому что-либо оттуда выносить. Под охрану были поставлены все восемь городских ворот. Разосланные по всем концам города глашатаи на нескольких языках призывали население к спокойствию, обещая им от имени царя безопасность и неприкосновенность храмового и личного имущества.
На следующий день в город на колеснице, запряженной священными белыми конями, в сопровождении вельмож и отборных воинов вступил Кир. Мощеная улица, ведущая к вратам богини Иштар, была усыпана миртовыми ветвями. Под копыта коней и под ноги свиты летели цветы. С особым ликованием царя приветствовали те, кого Набонид и его предшественники насильственно переселили в Вавилон, оторвав их от родной почвы, от отеческих храмов. Этим изгнанникам Кир обещал возвращение в родные места.
У врат богини Иштар царь царей сошел с колесницы и склонил голову. Народ замер, восприняв это как признание персом верховной власти Владычицы города. Когда же из храма навстречу Киру вышла процессия жрецов в белых одеяниях, приветствуя сына Иштар песнопениями, ликующий рев толпы был подобен грому. Гнездившиеся на кровле храма голуби в испуге взмыли вверх, так что показалось, что Кира приветствует сама Владычица.
Кир и Томирис
К северу от Вавилона находилась горная область, заселенная кордисками, армениями и другими народами. Еще до Кира ею владели мидяне. К востоку от нее, уходя далеко к северу, простирается Каспийское море, омывающее с запада величайшие Кавказские горы, а с востока открытую жарким солнечным лучам необозримую равнину, с пустыней и долинами могучих рек. Пустынную часть этой равнины заселяло могущественное племя массагетов[206].
После захвата Сард и Вавилона Кир, и ранее считавший себя любимцем богов, настолько возгордился, что видел себя властителем всего мира, полагая, что все народы должны ему подчиниться и платить дань. Поэтому он устремил взоры на массагетов, народ вольнолюбивый, никогда не подчинявшийся чужеземным царям. Массагетами правила Томирис, вдова покойного царя, женщина необыкновенной красоты. К ней Кир отправил послов, поручив им сказать, что добивается не власти над массагетами, а ее руки и жаждет иметь ее царицей персов и мидян.
Томирис была не только красива, но и умна. Разгадав царскую хитрость, она ответила послам, что обычаи ее народа не позволяют ей ни покидать родную землю, ни впускать в царский дом чужака. После этого ответа Кир стал открыто готовиться к войне. По Тигру и Евфрату на судах из кожи, а затем сушей на вьючных животных были подвезены запасы продовольствия, достаточные для перехода через пустыню, подтянуты собранные во всех сатрапиях войска. Опытные строители из подвластных Киру городов Ионии начали строительство понтонных мостов для переправы через могучую реку Аракс[207].
Еще в то время, когда подготовка к походу была не закончена, Кир получил от Томирис следующее послание: «Кир! Оставь свои намерения покорить массагетов. Ведь никому, кроме богов, не ведомо, пойдет ли тебе на пользу строительство мостов. Выкинь это из головы и владей своей державой, не завидуя тому, чем обладаем мы. Если же ты страстно желаешь скрестить с нами оружие, то переходи беспрепятственно через реку, а мы отойдем от нее на три дня пути. Если же предпочитаешь допустить нас в свою землю, то поступи так же».
Кир, получив это послание, созвал вельмож на пир, ибо персы не принимают ни одного серьезного решения трезвыми. Когда было опорожнено с десяток винных бурдюков и съедено бесчисленное количество снеди, Кир попросил у присутствующих совета, как ему поступить. Первым выступил Виштаспа, один из самых уважаемых царских советников. «Конечно же, царь, – начал он, – нужно пропустить женщину с войском через Аракс и не рисковать в незнакомой стране нашим войском. При проходе ее через реку мы узнаем, каковы у нее силы, и, исходя из этого, выработаем план действий». Мнение это в один голос поддержали другие вельможи.
Тогда поднялся лидиец Крез и, обращаясь к Киру, сказал следующее: «Кир, если ты мыслишь себя бессмертным, возглавляющим бессмертное войско, то мне нечего говорить. Если же ты признаешь себя человеком, вовлеченным в круговорот человеческих дел, в котором есть место счастью и несчастью, слушай. Нам следует перейти Аракс. Если ты допустишь врага в собственную землю, то, потерпев поражение, погубишь державу. В случае победы достигнешь немного, ибо тебе придется преследовать бегущих в незнакомой местности. Если ты примешь мой совет, то далее действуй так. Поставь бурдюки с вином и яства, как на этом пиру, и снова отступи к реке. Массагеты, незнакомые с роскошью, набросятся на оставленное тобою и утратят соображение так же, как те, кто сейчас советует тебе пропустить Томирис через реку».
После этой речи Кир принял совет Креза, и вельможи также его поддержали, то ли убежденные правотой лидийца, то ли не желая вступать в спор с царем. Затем Кир расстался с Крезом, поручив его заботам сына своего Камбиса, которого, как старшего, назначил своим наследником. На глазах у Кира в тот день впервые видели слезы. Кир, испытавший такие превратности судьбы, едва не погубленный родным дедом, не имел лучшего друга и советчика, чем бывший его враг.
Таковы человеческие дела, предугадать поворот которых невозможно. Но все же смертные наделены предчувствием, как показало решение Кира расстаться с Крезом. И это предчувствие чаще всего выливается наружу в снах. После перехода через Аракс, уже на земле массагетов, Киру странным образом привиделся сын вельможи Виштаспы Дарайавуш, парящий в воздухе, осеняя одним крылом Азию, другим – Европу. А сын этот был мальчиком и находился в Экбатанах, ибо еще не дорос до воинской службы.
Пробудившись, Кир пригласил к себе отца Дарайавуша и, отослав телохранителей, обратился к нему с такими словами: «Виштаспа! Твой сын замыслил против меня мятеж и посягает на мою жизнь. Это открыли мне этой ночью во сне боги. Поэтому предоставь мне его, когда я вернусь из этой страны». Виштаспа несколько мгновений молчал, не в силах опомниться от странного обвинения в адрес его мальчика, насколько ему известно, никогда не помышлявшего ни о чем дурном. Чтобы успокоить царя, он сказал: «Лучше бы не родиться персу, который посягает на твою жизнь, царь, а если он родился, лучше ему скорее умереть. Ведь ты сделал из нас, данников, свободных людей и владык мира. И, хотя Дарайавуш пока ни в чем не проявлял к тебе какой-либо вражды, обещаю по возвращении схватить его и держать в оковах, пока ты сам не прикажешь его отпустить».
– Отправляйся сейчас же, – приказал Кир. – И выполни то, что ты обещал.
Через несколько дней основатель великой державы погиб в схватке со свободолюбивыми кочевниками. Томирис, переложив голову Кира из мешка с кровью в мешок с медом, передала ее посланцам нового царя Камбиса. Сопровождаемая почетным эскортом и воплями плакальщиц, она проделала за пару месяцев путь от степей массагетов в новую, еще не достроенную царскую столицу Пасаргады и помещена в монументальную гробницу, построенную к тому времени в одном парасанге от дворца.
Александр Македонский, захвативший Пасаргады двести лет спустя, посетил гробницу своего предшественника, создателя великой державы. Увидев на фасаде надпись, написанную клиньями, попросил ее прочесть. Она гласила: «Человек, кем бы ты ни был и откуда бы ты ни пришел, а что ты придешь, мне известно, знай, что я, Кир, доставивший власть персам, не завидуй горсти моего праха».
Александр вступил в погребальный склеп и приказал поднять крышку золотого саркофага. Ему скалил зубы череп, украшенный царской диадемой.