Рассказы по истории Древнего мира — страница 67 из 108

Эта женщина пришла, чтобы поздравить Клеомена с победой. Так думали все. И только один Сфер, стоявший рядом с Клеоменом, услышал, что сказала Агиатида царю:

– Я пришла к тебе, чтобы сказать: Агис – это твое детство. Он был мальчиком. А ты муж. Ты мой первый и единственный. Смотри, как яростно горит этот костер. В нем сгорает все, что нас разделяло. Я никогда не видела более чистого пламени.

Император

Действие рассказа относится ко времени правления Цинь Ши Хуанди (221–210 гг. до н. э.). Вскоре после его смерти созданная насилием и жестокостью держава распалась в пламени народных восстаний.

Где-то в Южной стране жила прекрасная Мэн Цзян. Ей от силы миновало три раза по пять лет. Лицо у нее напоминало персик, голос был прекрасен, как пение иволги.

В те времена правил Ши Хуан. Во всей Поднебесной не было земли, которой бы он не владел, города, который не платил бы ему дань. И даже пастухи, живущие в пустыне, склонились перед его величием и прислали подарки. Из всех правителей, которых называли Сыновьями Неба, Ши Хуан был самым могущественным. На Западе он приказал построить дворец Уфан, на Востоке – осушить бескрайние болота, на Севере – возвести стену длиною в 10 000 ли и высотою в десять жэней.

Жил тогда же благородный юноша по имени Ци Лян. Однажды за ним пришли стражники, чтобы увести на постройку стены. Ци Лян убежал и скрылся в саду, куда еще не входил ни один посторонний человек. Юноша спрятался за горкой из камня и видит, как по дорожке к пруду идет девушка, красивая, словно фея. На цветок у ее ног села пестрая бабочка, девушка хотела ее поймать. Она вытащила шелковый платок и бросила его, но платок упал в пруд, а бабочка улетела. Девушка пошла к пруду.

– Что я вижу! Что я вижу! – закричала она вдруг. Это она заметила отражение юноши в воде.

Не знал Ци Лян, как поступить: бежать – стражники схватят, оставаться с незнакомой девушкой – неловко. Наконец он решился: вышел вперед и поклонился красавице.

– Спаси меня! Умоляю, спаси!

– Как ты сюда попал? – спросила девушка.

– Меня зовут Ци Лян. Я прячусь от стражников, – отвечал юноша.


Великая Китайская стена. Фото начала XX в.


Девушке (ее звали Мэн Цзян) приглянулся незнакомец. Он статен и лицом пригож. В сердце у нее родилась любовь.

– Пойдем к отцу, – сказала она.

Отцу тоже понравился юноша. Расспросив его о родных и проверив знания, старый Мэн решил сделать юношу своим зятем и приказал в тот же день сыграть свадьбу.

Но не успел Ци Лян поблагодарить будущего тестя, как в дом ворвались стражники. Они увели юношу, и печаль охватила всю семью. Мэн Цзян уединилась в спальню и запела грустную песню: «Холодный ветер ворвался в мой дом, в лед превратилась чаша с вином, подушка с циновкой холодны, как снег. И в мире живу я словно во сне».

Шло время, старя людей и накладывая морщины на их лица. И даже сам могущественный император был бессилен против времени. Кожа на его лице сморщилась, как кожура печеного яблока, а щелки глаз сделались еще более узкими. Он почти не покидал своего главного дворца Уфан и все реже показывался в беседке, где жила У И, самая юная и прекрасная из его тысячи жен. Но по-прежнему Сын Неба правил, не советуясь ни с кем. Все склонялись перед ним ниц, обманывали и лгали, чтобы добиться его милости. А он становился все более надменным и жестоким. К прежним девяти казням он прибавил еще три новые, и города Поднебесной наполнялись воплями бросаемых в котлы, раздираемых колесницами, разрубаемых пополам. Казнили не только признанных преступниками, но и всех их родственников до четвертого колена трех ветвей родства.

По-прежнему придворными льстецами сочинялись стихи о добродетельнейшем из императоров, о благодетеле и отце подданных, сочинялись по укоренившейся привычке, потому что песни и стихи больше не радовали императора. Он их не требовал и больше не награждал тех, кто их писал.

«Все, что рождается между небом и землей, смертно», – сказал один древний мудрец. Но Ши Хуан считал себя единственным и неповторимым, надеясь, что для него судьба сделает исключение. Он запретил говорить о смерти. И бесчисленные чиновники следили за выполнением этого указа столь же ревностно, как за уплатой податей. Даже из документов древних царей, написанных на бронзовых досках или бамбуковых табличках, тщательно выскабливали или замазывали тушью иероглиф «смерть». О человеке, который умер, стали говорить: «Он отжил», «Он ушел к предкам». Все кладбища было приказано загородить высокой стеной из камня, а если в местности не имелось камня, разрешалось использовать для этой цели стволы деревьев и бамбук не ниже человеческого роста.

Император не удовлетворился тем, что запретил говорить о смерти. Он созвал ученых и магов, приказав им найти линчжи, дарующий бессмертие, ибо он знал песню: «Я линчжи рву в восточной стране, в краю бессмертных, у границ Пэнлая; ты снадобье прими, – сказали мне, – и будешь вечно жить, не умирая». Ученые обошли все леса, перерыли все горы Поднебесной и даже побывали в сопредельных странах, но лишь одному из них в указанный срок удалось отыскать какой-то необыкновенный гриб – красный, как императорская мантия, но с белыми точками. Как оказалось, гриб не даровал бессмертия. Ученый, которому приказали отведать гриб бессмертия, умер в страшных муках. Других ученых император на этот раз помиловал: правда, они не выполнили его воли, но они не сделали ничего, что бы могло укоротить его жизнь.

Кто-то рассказал императору о праведниках, живших двести и триста лет. Ши Хуан приказал найти праведников, чтобы узнать у них секрет долголетия. Вновь ученые разошлись по Поднебесной. После долгих поисков они привели во дворец какого-то древнего старца, будто бы не сделавшего ни одного злого дела и поэтому прослывшего праведником. Но когда старец открыл рот, все увидели, что у него нет языка. Язык был отрезан еще тридцать лет назад за то, что он порицал императора.

Ученые давно уже были на подозрении. Они кичились мудростью, должно быть, с тайной целью показать превосходство перед всеведущим монархом. Они восхваляли старину не иначе как затем, чтобы нанести ущерб новому. Они сеяли кривотолки, осмеливаясь обсуждать императорские указы. Теперь же они привели во дворец человека, который, даже зная секрет долголетия, не мог его передать.

Император призвал к себе сановника Ли Сы и попросил его помощи и совета. Император не был беден мудростью и мог расправиться с учеными сам. Но он знал, что в случае успеха на долю правителя приходится слава, а за ошибки несут ответственность чиновники.

Ли Сы, угадав волю императора, предложил: 1) Сжечь все книги, кроме тех, которые посвящены медицине, гаданиям и земледелию. 2) Публично казнить на городской площади тех, кто будет рассуждать о содержании крамольных книг. 3) Казнить со всем родом тех, кто, ссылаясь на древние времена, порицает настоящее. 4) Сослать на строительство Великой стены тех, кто в течение тридцати дней с момента опубликования указа не представит своих книг для сожжения.

Указ был одобрен императором и исполнен на тридцать четвертом году его правления. Сановник Ли Сы получил награду и стал Первым Советником.

Мудро рассудив, что уничтожение книг – это только лишь половина дела, завещанного ему Небом, император приказал Ли Сы собрать всех пишущих книги и живьем закопать их, поскольку от тех, кто в земле, нет никакого вреда. Указ был составлен Ли Сы и исполнен на тридцать пятом году правления императора.

В этом же году был разорван колесницами Ли Сы, так как его действия вызвали осуждение. И всех тех, кто его порицал, было так много, что их нельзя было сослать на постройку Великой стены, не нанеся ущерба государству.

Император стал совсем дряхл. Нос его запал, голос сделался хриплым, как у шакала. Уже поговаривали о его скорой смерти и мечтали о захвате его трона. Вот тогда и явился во дворец ученый по имени Лу Шен. Он остался в живых, потому что искал праведника за пределами Поднебесной, а возвратился в столицу, когда уже с другими учеными было покончено.

Допущенный пред царственные очи, почтительно целуя протянутую ему милостиво ногу, Лу Шен сказал:

– О божественный! Я твой верный слуга Лу Шен. Много лет я искал для тебя гриб долголетия и праведников. Я обошел чуть ли не всю землю и возвратился, преисполненный мудростью. На земле нет и не было иного праведника, кроме тебя. И никого нет мудрее тебя. Ведь ты первый открыл великую истину: лишить жизни другого легче, чем продлить себе жизнь. Так как ты оставил меня в живых, я открою тебе секрет бессмертия. Праведник не мокнет в воде, не горит в огне, парит в облаках и тумане. Он невидим и всеведущ, как божество. Пусть ни один чиновник не знает, в каком из дворцов ты живешь, ни один слуга не зайдет в покой, где ты спишь, и никто не видит, как ты ешь, – в этом секрет бессмертия.

Император редко верил людям, но поверил Лу Шену. Он и сам знал: чем меньше подданные видят владыку, тем большим величием он пользуется. Если же они не увидят его совсем, он добьется уважения, доступного лишь богам, и император скрылся с глаз своих подданных, издав указ о казни всякого, кто разгласит его местонахождение. Начались страшные годы правления невидимки. Ужас охватил чиновников. Говорили, что император инкогнито разъезжает по всей стране и никто не знает, когда придет гибель. Никогда еще в Поднебесной не выполнялись так императорские законы и указы. Воины не снимали доспехов и не ослабляли луков. Купцы везли провиант. Никогда еще сопредельные народы так не трепетали перед властью императора Поднебесной, который, даже невидимый, заставлял дрожать весь мир.

Все те годы, пока император пребывал невидимкой, полным ходом шли приготовления к его неизбежному переходу на тот свет. И ранее царей и правителей Поднебесной в их скорбном пути сопровождали бесчисленные жены и слуги. Цинь Ши Хуанди этого показалось мало. Он решил взять с собой целую армию и всех чиновников. Но, чтобы империя не осталась безоружной и неуправляемой, было принято решение изготовить десятки тысяч глиняных фигур пехотинцев, всадников и колесничих с конями и повозками в натуральную величину. Загробная армия, вооруженная мечами, копьями, луками, должна была на поверхности земли охранять вход в грандиозную гробницу, сооружавшуюся в толще горы. Гончары старательно лепили и обжигали в печах также и фигуры чиновников всех рангов в их характерных одеждах и с атрибутами их власти.