– Ну да. Примерно четырнадцати лет. Я бы не стал беспокоить, но он уверяет, что в его руках послание царя гиксосов царю Киша…
– У мальчишки такое послание? Как же оно у него оказалось? Возьми его и принеси.
– Он не отдает. Конечно, я могу отнять силой, если прикажешь.
– Не надо! Приведи его в зал. Но сначала обыщи, нет ли у него оружия.
Прошло совсем немного времени, и Яхмос уже лежал на ковре у подножия царского трона.
– Встань, мальчик, – сказал Яхмос. – Назови себя. Откуда ты? Кто твой отец?
– Мое имя Яхмос…
– Яхмос? – удивленно повторил царь.
– Да, Яхмос. Мой отец был твоим воином на барке «Дикий бык». Он умер после раны, полученной в бою. Моя мать Абен жива. У нас дома есть раб-азиат…
– Про раба можешь не говорить, – усмехнулся Яхмос.
– Но он гиксос. Я научился его языку. Без чего не было бы и этого. – Яхмос потряс футляром. – Так вот, играем мы на набережной Нехеба в кости, и у мешков с изюмом сидят купцы и переговариваются по-гиксосски. Прислушался я к их беседе и понял, что они никакие не купцы, а послы царя гиксосов и ждут судно, которое отвезет их в Киш. Я бросил игру и стал за ними следить. Вижу, один из них, что постарше, не спускает глаз с мешка, не такого большого, как остальные. Ночью я проделал в этом мешке дыру и вытащил вот это…
– А послов задержали?
– Послы сразу скрылись, когда обнаружили пропажу. Оставили свой изюм. Про изюм я ребятам сказал, а сам на барку. Начальник гребцов Рехмир знал моего отца, поэтому он мне поверил и отвез.
Яхмос достал из футляра послание и положил его у ног фараона.
– Ты проявил доблесть, Яхмос, – молвил владыка Обеих Земель, посмотрев послание. – Теперь прокаженные в моей руке. И не поможет им царь Киша. Будут они повержены и распростерты. Назови же имя отца своего и удались, пока я тебя не призову.
– Имя отца моего Беб, – ответил Яхмос и на животе уполз к двери.
Не успел он покинуть палату, как дворец огласился топотом ног, голосами, звоном оружия. Подбирая одеяния, в палату торопились вельможи. Царские гонцы с приказами бежали к военачальникам. Военачальники собирали войско. Два царских корабля с командами отплыли в Нехеб для поимки гиксосских послов. Когда же через три дня они были обнаружены, выступило войско к главному городу прокаженных Аварису[289], вел же его, подобно божественному соколу, Яхмос, да будет он здрав, жив и невредим. И истребил его величество прокаженных стрелами. Были они повержены и распростерты.
Возвратившись в столицу с триумфом, наградил владыка Обеих Земель Яхмоса, сына Беба, и начальника гребцов Рехмира царским золотом. Принимая награду, Рехмир обратился к его величеству с просьбой назначить на «Дикий бык» Яхмоса, сына Беба. И кивнул его величество божественной головой. И был принят Яхмос воином и поставлен на царское довольствие. И удивлялись ему все, ибо он был самым юным воином владыки Обеих Земель, да будет он жив, здрав и невредим.
«Дикий бык» стал излюбленным судном его величества, развозя его приказы вверх по Хапи и вниз по Хапи. И, стоя на берегах, люди показывали пальцами: «Вот плывет Яхмос, сын Беба, самый юный воин его величества, награжденный золотом за доблесть».
И каждый, у кого была дочь, хотел выдать ее за Яхмоса, сына Беба. Но Яхмос взял в жены дочь носителя царского опахала, обзавелся домом, был переведен на боевое судно «Север», после чего следовал за его величеством, когда он выезжал на колеснице, и все, кто видел его величество, мужчины и женщины, выражали удивление.
При царе Яхмосе Яхмос, сын Беба, участвовал пешим при осаде Авариса, стащил гиксоса с лошади и его поверг. После этого он был переведен в Северный флот, на судно «Явление в Мемфисе». И бился он на воде с гиксосами. Когда же один прокаженный, спасаясь, бросился в воду, Яхмос поплыл за ним, настиг его и взял живьем. Когда об этом было доложено, снова он был награжден золотом.
И пал Аварис, которым владели прокаженные много лет. При этом Яхмос, сын Беба, захватил добычу, одного мужчину и трех женщин, всего четыре головы. И отдал их величество ему в рабы.
И начал тогда Яхмос воздвигать себе гробницу из камня. И строил он ее много лет. Когда же состарился, перечислил на стенах гробницы, как на папирусе, свои награды и пожалования и описал свою жизнь.
Битва при Кадеше
Рассказ написан на основании египетских документов времени царствования фараона Рамсеса II (1301–1235 гг. до н. э.). Битва у Кадеша (1296 г. до н. э.), которая находится в центре повествования, велась за обладание Сирией. Она не принесла победы ни Египту, ни его противникам хеттам.
Слушайте меня! Я Уна, сын Небамона, копейщик воинства Сета, поведаю, что случилось у Кадеша, где я впервые предстал перед лицом его величества, царя Верхнего и Нижнего Египта Рамсеса, да будет он жив, здрав и невредим. А если кто усомнится в правдивости слов моих, пусть обратится к тем, кто остался в живых, пусть рассмотрит изображения, начертанные на стенах храмов, пусть прочтет свитки, написанные царскими писцами.
Девятого числа месяца Жатвы мы вышли четырьмя воинствами из крепости Пути Хора, что на границе с пустыней. Первым шло воинство Амона. За ним воинство Ра. Потом воинство Пта. Последним двигалось воинство Сета[290]. Колесницы катились левее нас по берегу моря, а за колесницами шагали шарданы, белолицые чужеземцы на царской службе, и несли за спиною обитые медью щиты. И всех вел крепкой рукой Рамсес, царь Верхнего и Нижнего Египта, да будет он жив, здрав и невредим.
Синайской пустыней мы шли шесть дней и шесть ночей. Песок жег ступни наши, со лба пот лил ручьями. От жажды пересыхала гортань.
На седьмой день пути потемнело небо и сыпучий песок под нашими ногами сменился твердой землей. Началась страна Ретену, богатая зерном и виноградом, тканями и лесом, скотом и людьми. И в день, когда мы вступили в эту страну, на нас, охлаждая наши головы, полилась вода. Я и каждый, кто был здесь впервые, не мог понять, почему она льется. Но дядя Сенмут, ходивший в страну Ретену шесть раз, объяснил, что это вода небесного Нила, которую пролил на нас царь богов Амон. И мы возблагодарили Амона, не забывавшего о нас и на чужбине, и тронулись в путь.
Мы шли по теснинам страны Ретену, как у себя дома, и при виде нас все сходили с дороги и падали ниц. Ничего не стоило взять столько рабов, сколько хотелось, но сотненачальник Реней приказал не останавливаться, добавив, что, после того как мы разгромим презренного царя хеттов, у нас будет вдоволь серебра и рабов. А дядя Сенмут нам, не слышавшим об этом народе, объяснил, что хетты живут за рекой Евфрат и что в их стране много коней и серебра. Царь же хеттов, добавил он, – враг Рамсеса, возлюбленного Амоном, и хочет отнять у него страну Ретену.
Дороги сменились узкими тропами, где двоим не разойтись. Конь ступал за конем, воин шел за воином. Слева была гора, справа – ущелье глубиною в две тысячи локтей[291], на дне которого щебень и валуны. И страх объял наши сердца, и мы схватились за уши[292].
К полудню двадцать четвертого дня с того часа, как была покинута крепость Пути Хора, мы вступили в Долину Кедра, и я, Уна, сын Небамона, впервые увидел деревья, вершины которых достигают небес: самый рослый воин был перед ними как человечек, которого доставляют из страны Пунт. Когда мы вступили под сень кедров, стало темно, как ночью. Мы шли, не слыша своих шагов. И дядя Сенмут, чтобы отогнать страх, вспоминал, как его, когда он был в моем возрасте, послали вместе с другими новобранцами за кедрами для храма его величества Сети. Будто бы князь этой местности приказал своим людям не трогать кедр, который был выше всех других. Тогда сотненачальник дал воинам топоры, и как только огромное дерево свалилось, князь упал бездыханным, ибо в этой стране сердца людей пребывают в деревьях и кто их срубит, тому достаются богатства и рабы.
Тогда я спросил дядю Сенмута:
– Где твои богатства? Где твои рабы?
И все засмеялись, потому что знали: ничего не досталось Сенмуту от походов в страну Ретену, если не считать шрамов и следов от палок, которыми его били.
Утром двадцать девятого дня с того часа, как была покинута крепость Пути Хора, нам было приказано остановиться на привал. Писцы сотненачальника разнесли нам, воинам, по две горсти зерна и горсти фиников. Насытившись, мы легли прямо на землю, положив с собою рядом копья и щиты. Многие заснули, я же не мог уснуть, ибо ноздри мои щекотал запах гуся, которого жарили на углях для сотненачальника и его писцов. Не спал и дядя Сенмут. Поворочавшись немного, он стал вспоминать, как вместе с другими захватил город Иупу в стране Ретену. Он рассказывал мне эту историю, когда я еще был мальчиком и он был отпущен в родную деревню залечивать рану. С тех пор рассказ о взятии Иупы оброс подробностями, подобно тому как пошедшая на дно лодка обрастает илом. На этот раз чудо-герои не пробили своими телами медные ворота Иупы. Их внесли через ворота в корзинах, и по крику морской птицы, который умело воспроизводил сотненачальник, воины выскочили из корзин, напали на жителей – малых и старых – и надели на них колодки.
– Послушай, дядя Сенмут! – сказал я, садясь.
И в это мгновение я увидел в кустах за дорогой человеческую голову.
– Что же ты замолк, Уна? – молвил Сенмут. – Я тебя слушаю.
– Я замолк потому, – ответил я шепотом, – что там в кустах кто-то прячется.
– Это лев, – сказал старый воин уверенно. – Однажды, когда мы проходили…
– Это человек, – перебил я, протягивая руку к копью.
– Оставь! – сказал Сенмут строго. – Если это человек, то надо его взять живьем. Я пойду налево, к колодцу, будто за водой. А ты ползи вправо лощиной.
И я двинулся вперед, прижимаясь к земле, как змея. Оказавшись у дороги, я перемахнул через нее и бросился на того, кто прятался в кустах. Это был человек выше и сильнее меня, но подоспевший Сенмут помог мне, и мы, заломив пойманному руки за спину, повели его к шатру сотненачальника.