Амфора разлетелась на куски, а сам вождь, видимо, ушиб ногу. Во всяком случае, он повалился на ковер и застонал. Однако радость была сильнее боли.
– Везуций, – закричал Бренн, – выдал нам римлян с головой. Теперь дорога на холм открыта. Вам же за наблюдательность вот это.
Вождь сорвал с шеи золотую цепь и, разорвав ее посредине, торжественно вручил каждому из воинов по половине.
Стражи, пятясь, покинули шатер.
А весть, за которую они получили неслыханно щедрую награду, была такова. Стражи увидели на склоне Капитолия свежие следы. Их оставил взбиравшийся на холм Коминий. Бренн, узнавший об этом, понял, что ничто не помешает его воинам пройти по этому следу и захватить врагов врасплох.
Весь день Бренн был занят тем, что готовился к ночной атаке. Подбирал храбрецов, осматривал оружие, давал советы.
Казалось, и ночь благоприятствовала осаждающим. Это было самое начало месяца. Римская луна имела форму тонкого галльского серпа. И вряд ли римляне заметят лазутчиков. После полуночи они поползли вверх. Все было тихо. Римская стража погрузилась в сон. Даже собаки не подавали голоса. Но едва первый из галлов достиг края площадки, в том самом месте, где находился храм Юноны Монеты, загоготали гуси. Птиц откармливали для ближайшего праздника. Их кормили на убой. Кто знает, что гусям померещилось в ту ночь. Может быть, они опасались, что кто-то посягает на их и так полупустую кормушку? Или уже точит на них нож? А может быть, они учуяли какой-нибудь чуждый запах? Только они гоготали так громко, как никогда.
Первым услышал гусей Марк Манлий. Выскочив из шатра, он даже не захватил оружия. Снаружи поблескивал кем-то оставленный щит. Подняв его, он бросился к обрыву. Ведь именно этим путем на Капитолий взошел гонец из Вей.
Галл уже подтягивался, держась обеими руками за каменную плиту, когда на его голову обрушился щит. Падая, он увлек за собой еще троих. А тем временем на подмогу военачальнику подоспели его воины. План захвата крепости, так тщательно разработанный Бренном, провалился. И из-за кого? Из-за глупых птиц.
В то утро и весь день римляне, издеваясь над неудачей галлов, орали, подражая гоготанию гусей. Бренн у себя в шатре зарылся головою в подушки. Но от этих звуков некуда было уйти.
В крепости воцарилось ликование. Но ликовали не все. Воинов, заснувших на посту и побросавших щиты, сбросили со скалы. Стоявшие внизу галлы, задрав головы, молча наблюдали за казнью тех, кто едва не помог им овладеть крепостью. Не радовались и жрецы храма Юноны, совсем недавно предвкушавшие богатую трапезу. Гусей, спасших Рим, специальным решением сената было предложено оставить живыми. Отныне в дни праздников их не приносили в жертву, а гнали по городу веселой гогочущей стаей. А впереди них несли распятых собак. Бедные животные еще семь столетий страдали из-за нерадивости своих четвероногих предков.
Кавдинская ловушка
Пленение римских легионов самнитами в Кавдинском ущелье (321 г. до н. э.) запомнилось как одно из самых позорных поражений.
Поблескивая чешуею щитов, римская походная колонна, подобно пестрой змее, бесшумно втянулась в горы. Клубы пыли, поднятые тысячами ног и копыт, еще долго висели в прозрачном воздухе.
С перевала римлянам открылся вид на горы, курчавившиеся лесом, словно головы эфиопов. Между ними тянулось ущелье, которое проводник назвал Кавдинским. Им можно было добраться до осажденной самнитами Луцерии всего за одну ночь. Если же повернуть влево, к неукрепленному поселению самнитов с хорошо видными сверху соломенными кровлями, то до моря можно было дойти за один день и еще два дня потребовалось бы для обхода гор. К этому времени Луцерия может пасть, а вслед за этим отпадут от Рима другие, давно колеблющиеся апулийские города. Консулы дали знак двигаться вправо.
Это решение было принято еще несколько дней назад, когда лазутчики привели в лагерь первого самнитского пастуха, пасшего овец близ этого селения. Пастух уверял, что не видел ни одного вооруженного человека с тех пор, как войско прошло мимо него. То же в один голос говорили и другие пастухи, которых приводили лазутчики. Это явствовало и из сообщения послов Луцерии, которые явились с просьбой о помощи. Ведь не могут самниты одновременно устраивать засаду в горах и осаждать город на равнине? И все это время, пока обговаривался план операции, воинов готовили к ночному броску. Их обучали привязывать оружие, чтобы оно не гремело, перекликаться голосами птиц и зверей. Каждый из этих голосов стал паролем: крик совы означал опасность, завывание волка – путь свободен. А сколько за эти дни было обломано прутьев центурионов, пока воины не научились ползти бесшумно, как змеи. Как говорится, земля вспахана, брошены зерна, надо ожидать всходов.
Солнце медленно заходило за холмы. К тому времени, когда оно взойдет из моря с противоположной стороны, легионы будут уже под Луцерией. Не ожидающие нападения самниты будут прижаты к стенам и уничтожены. Закончится затянувшаяся война. Легионеры разойдутся по домам и займутся привычными им делами.
Ущелье оказалось настолько узким, что двигаться по нему можно было не манипулами, а лишь по двое-трое. Вскоре стало совсем темно, ибо луна была в другой стороне. Небо над головами виделось узким поясом, украшенным блестками звезд. Вдруг движение прекратилось. Спереди послышался крик совы. Вскоре появились лазутчики, сообщившие, что они натолкнулись на огромный завал из свежесрубленных деревьев и камней. По рядам была дана команда: «Ждать рассвета».
Когда рассвело и стали видны заросшие деревьями крутые кряжи, сверху послышались голоса. Замелькали человеческие фигуры. Консулы приказали двигаться в обратном направлении. Но вход в ущелье оказался загороженным таким же завалом, за ним же стояли вооруженные люди.
Безо всякого приказа римляне остановились и сели на землю. Враги же их осыпали сверху насмешками и бранью. Консулы, собрав военных трибунов и центурионов, совещались, но не могли прийти ни к какому решению. Выхода не было. Два легиона оказались в ловушке.
Понтий, юный предводитель самнитов, мог ликовать. Римляне попались на крючок, подобно жадной щуке, не догадавшись, что все, кого они приводили в свой лагерь, были его переодетыми воинами. Теперь неприятель рано или поздно сдастся ему на милость или погибнет от голода.
Три дня римляне не присылали своих послов и вообще не двигались, сохраняя полное спокойствие. «Запасы продовольствия у них скоро кончатся, – думал Понтий. – Уже сейчас они должны страдать от жажды. Что же с ними делать? Ждать, когда они ослабеют, и обрушиться с высот? А какие может иметь для нас последствия уничтожение десятка тысяч людей?»
В конце концов Понтий решил обратиться за советом к отцу, учившемуся у эллинских мудрецов в Кротоне и пользовавшегося среди самнитов наибольшим авторитетом. Гонец вернулся от отца с ответом: «Как можно скорее отпусти римлян, не причиняя им ни малейшего вреда». Этот совет поверг Понтия в изумление: «Отпустить злейших врагов, не воспользовавшись их бедственным положением? Так ли поступили бы римляне, окажись в ловушке самниты?» Понтий тотчас же отправил к отцу другого гонца, передав ему свои соображения. Второй совет еще более удивил, поскольку был полной противоположностью первого: «Перебей всех до единого».
На совете самнитских военачальников после ознакомления с обоими предложениями мудреца было решено доставить старца в войско, и за ним отправили дюжину крепких воинов с носилками.
Лежа, старец обратился к окружившим его самнитам с такой речью:
– Видимо, ни один из данных мною советов вас не устроил, и вы решили нарушить мой покой в надежде, что я предложу вам что-либо другое. Но я могу лишь повторить сказанное: или отпустить, или уничтожить. Любое другое решение для самнитов окажется гибельным.
Воины переглянулись. Судя по выражениям их лиц, они решили, что от возраста ум старца ослабел. Поблагодарив его, тотчас отправили домой и приступили к выработке условий мира, одобрив которые консулы сохранят себе и воинам жизнь. Все были едины в том, что римляне должны почувствовать горечь поражения и быть покрыты позором, чтобы, когда они вернутся в город, к их помощи больше не обращались. Должно пройти несколько лет, пока смогут быть набраны новые легионы, и этим временем можно будет воспользоваться, чтобы укрепить свои силы.
Все эти дни римляне рыли колодец, и их усилия увенчались успехом. Войско уже не страдало от жажды. Но запасы провизии кончились, и консулам пришлось отправить к Понтию послов. Когда они, еще не отдышавшись после преодоления кручи, предстали перед ним, Понтий сказал:
– Война закончена. По ее праву мы могли бы вас пленить и продать в рабство, как это делаете вы с нашими пленниками. Но мы вас отпускаем даже без выкупа. Но вам придется пройти через это.
Он показал на два воткнутых наискось в землю копья. Послы повернули головы.
– Но это невозможно, – возразил один из послов. – Такое оскорбление хуже смерти.
– Это ваш выбор, – продолжил Понтий. – Сделайте его сами. После того как вы проползете, пусть консулы поклянутся именем богов, что римляне уйдут из наших владений и уведут своих колонистов. Вот мои условия. Если они вам не по нраву, больше послов я принимать не буду.
Послы подошли к обрыву. Тысячи глаз снизу смотрели, как они спускаются, хватаясь за кусты, обдирая себе руки, лицо. Тоги не были приспособлены к такому пути. Один из послов разделся, и тога полетела вниз, накрыв наподобие зонта дерево. Это было смешно, но никто на дне ущелья не проронил ни звука. И только когда первый из послов достиг дна, оттуда раздался отчаянный вопль, сменившийся еще более глухой тишиной.
Прошло немало времени, пока решился взять слово находившийся при войске бывший консул Луций Корнелий Лентулл:
– От отца своего, защищавшего Капитолий, осажденный галлами, я слышал, что он один отговаривал сенат выплачивать Бренну дань, призывая погибнуть, низринувшись с оружием на врагов. Но у нас такой возможности нет. Мы в яме, а враг над нами. Сохраним же себя ради отечества. И пусть нас подвергнут любому бесчестию! Покоримся неизбежности! Консулы! Отправляйтесь выкупить государство нашим оружием и нашим позором, как наши предки выкупали его золотом!