— Мы встретили незначительное сопротивление, — рассказывали участники этого боя.
— Из пятисот солдат и офицеров Толкачевского гарнизона уцелело только двадцать восемь. На нашем участке после залпа «катюш» не осталось ни одного блиндажа, ни одного орудия, — показали пленные.
Теперь Рутковский в присутствии офицеров гвардейских минометных частей не осмеливался высказывать свое мнение. Но втихомолку, среди своих единомышленников продолжал посмеиваться: «Попробуй докажи, кто разгромил Толкачево или Вяжи-Заречье: все туда стреляли…»
«…Если бы на фронте был один Рутковский, — думал генерал, — не стоило бы копья ломать. Но рутковские есть и в штабах армий, и в штабах корпусов, и даже в штабе гвардейских минометных частей…»
Продолжая управлять машиной и зорко всматриваясь в темную даль августовской ночи, Назаренко как бы снова видел перед собой старого полковника, видел и Бережного, но теперь уже не столь скрытного и осторожного, как три месяца назад… «Откуда у этих людей такие взгляды на новую артиллерию? Возможно, они покоятся на вере в незаменимость классической артиллерии, которая служит уже пять веков?.. Рутковский стал артиллеристом еще до первой мировой войны, был поручиком царской армии. В гражданскую войну служил в Красной Армии в качестве «военспеца», потом работал преподавателем в военных училищах. Старая, слепая вера в то, «чему поклонялся», закрыла ему глаза на то, что совершается вокруг. Ствол и лафет — это для него артиллерия, это освящено веками, это Рутковский признает… Где ему увидеть, что в истории артиллерии началась новая, примечательная глава!.. А Бережной?.. Разве в его поведении сказывается только нежелание портить отношения с начальством? Несколько дней назад позвонили из Москвы и предложили написать статью для журнала «Военная мысль», поделиться опытом, поспорить с теми, кто недооценивает новое оружие. Бережной, узнав об этом, как повел себя? Сначала проговорил что-то невнятное, а потом отважился: «Ну, стоит ли, Алексей Иванович… Оружие наше молодое, опыт невелик, зачем торопиться с выводами?» Разговор затянулся допоздна, а когда поужинали, Бережной сказал еще откровеннее: «С ветряными мельницами, что ли, воевать? Я лично собираюсь возвратиться в ствольную артиллерию»…
Машина свернула на проселочную дорогу, проехала несколько километров по лесу и остановилась перед шлагбаумом. Генерал дал себя разглядеть часовому и медленно подкатил к пятистенному дому с палисадником.
Несколько минут спустя Назаренко сидел за столом, и его большая жилистая рука быстро скользила по листу бумаги. Переносная электрическая лампочка, прикрепленная к потолку, освещала стол. Генерал писал, почти не останавливаясь. То, что было обдумано в пути, как бы само ложилось на бумагу…
Телефонный звонок заставил генерала отложить карандаш.
Спустя несколько минут Назаренко снова был в пути, его вызвали в штаб фронта.
Участок «в аренду»
Во второй половине августа 1943 года войска Брянского фронта подошли к Карачеву. Отсюда лежал кратчайший путь к Брянску. Но лобовой удар по Брянску не сулил успеха. Начались поиски другого решения. С неделю на фронте было затишье. Назаренко счел нужным объехать свои полки и бригады, чтобы иметь личное суждение об их готовности к новым боям. Он побывал и в штабах армий, корпусов, беседовал с командирами стрелковых дивизий и полков, был в стрелковых батальонах. Хотелось как можно лучше разобраться в сложившейся практике боевого использования реактивной артиллерии. Возвратившись ночью в свой штаб, Назаренко под свежим впечатлением принялся писать статью для журнала «Военная мысль». Тогда и раздался телефонный звонок, заставивший генерала спешно выехать в штаб фронта.
Военный Совет фронта принял уже решение, как дальше развивать наступление на Брянск. Участок для прорыва был выбран в районе населенных пунктов Орля — Калинино, южнее города Кирова. Это был сравнительно «тихий» участок. Наши войска подошли сюда еще в марте 1942 года. Задержанные на этом рубеже, они перешли к обороне. Противник тоже стал укреплять свои позиции. Прошло больше года… За это время войска Западного и Брянского фронтов провели большую наступательную операцию, в результате которой был срезан северный фас «Орловского выступа» (июль — начало августа 1943 года). Линия фронта выравнялась до рубежей, удерживаемых противником в районе города Кирова. Теперь этот район замыкал левый фланг немецкой обороны, возведенной гитлеровцами вдоль лесного щита перед Десной — водным препятствием, окружающим Брянск с трех сторон: с севера, востока и юго-востока. Эта оборона опиралась на «лесные городки» — сложные сооружения с двойными деревянными стенами, между которыми была засыпана земля; на углах городков были возведены дзоты и вышки, в стенах прорезаны бойницы. Все подступы к «городкам», напоминавшим древние «остроги», были сплошь заминированы.
Хотя прорвать эту оборону было нелегко, но при наступлении из района Орля — Калинино открывалась возможность нанесения флангового удара для прорыва в юго-западном направлении и выхода в тыл главным силам противника и основным его инженерным сооружениям, прикрывающим Брянск.
План, намеченный нашим командованием, предусматривал проведение операции силами войск 50-й армии под командованием генерала И. В. Болдина. В прорыв намечалось ввести 2-й гвардейский кавалерийский корпус.
Замысел этой операции раскрыл перед Назаренко командующий артиллерией фронта.
…Уже рассветало, когда невысокий, худой, шестидесятилетний генерал-артиллерист отошел от карты. Говорил он лаконично, не вдаваясь в подробности, излагая лишь самое существо дела. Теперь он пригласил Назаренко сесть.
— Вы только что закончили инспектирование своих частей? — спросил командующий.
— Да.
— И что же, как полки? Потери велики?.. Как с боеприпасами, горючим?
Назаренко коротко обрисовал положение.
— Ясно, — одобрительно отозвался командующий. — Теперь нам нужно решить самое важное — что мы можем выделить 50-й армии?
Командующий артиллерией фронта ценил Назаренко за его энергичность и беспокойный характер и, хотя не всегда разделял его взгляды на роль тех частей, которыми он командовал, неизменно советовался с ним, когда дело касалось боевого использования реактивной артиллерии.
— У нас есть что предложить генералу Болдину, — сказал Назаренко. — Мы имеем десять полков БМ-13, тяжелые бригады 2-й гвардейской минометной дивизии… Но сейчас, к сожалению, эти части разбросаны по всему фронту…
— «Всем сестрам по серьгам?» — улыбнулся командующий. — Я это знаю. После 12-го июля разбрелись. Что ж, будем «грабить» других, чтобы «обогатить» генерала Болдина. Кстати, он прежде всего просит придать ему бригады из 2-й дивизии.
— Не возражаю, — решительно сказал Назаренко. — Генерал Болдин прав: без залпа бригад тяжелых установок М-31 лесные «остроги» не взять.
— Но это не все…
— Нужно переподчинить 50-й армии не менее семи полков БМ-13.
Назаренко воодушевился. Это было то, за что он сам ратовал. Он охотно поддержал этот план, и оба командующих перешли к уточнению деталей предстоящей перегруппировки реактивной артиллерии…
Через несколько часов гвардейские минометные бригады и полки получили приказ выступить в район Орля — Калинино.
К назначенному сроку войска 50-й армии и приданные ей средства усиления, в том числе части реактивной артиллерии, были готовы к наступлению.
На рассвете 25 августа, за день до начала операции, командующий Брянским фронтом приказал на участке предполагаемого прорыва произвести разведку боем.
После небольшой артиллерийской подготовки к немецким траншеям двинулось несколько наших стрелковых подразделений. Однако через час — полтора им пришлось возвратиться на исходные рубежи… Итоги были неутешительные. Противник обрушил на эти подразделения шквал огня — пулеметного, минометного и артиллерийского. Гитлеровцы перешли в контратаку. Подтвердилось, что немцы располагают здесь сильной обороной, включающей хорошо развитые инженерные сооружения и большое число огневых средств.
Военный Совет Брянского фронта, оценив данные разведки, решил отказаться от активных действий в районе Орля — Калинино и, не меняя общего плана операции, осуществить прорыв немецкой обороны несколько севернее, на участке Большие Савки — Шипиловка, предварительно и там провести разведку боем.
Вновь в движение пришли войска. В новый район были переброшены основные силы артиллерии, в том числе и гвардейские минометные части.
Вторая разведка, начавшаяся утром 4 сентября, проводилась более интенсивно. Но теперь наши подразделения встретили еще более упорное сопротивление. Все свидетельствовало о том, что противник и здесь располагает глубоко эшелонированной прочной обороной. Он обнаружил сосредоточение наших войск и принял контрмеры. Командующий Брянским фронтом, лично руководивший разведкой боем, пришел к выводу, что прорвать оборону в этом районе можно лишь ценой больших усилий, потерь, и не исключено, что здесь пришлось бы вести затяжные бои, которые не могли сулить успеха.
Поздно вечером на станции Киров в вагоне командующего фронтом состоялось заседание Военного Совета фронта.
Генерал Назаренко в это время находился в штабе 2-й гвардейской минометной дивизии. В два часа ночи его вызвали к командующему фронтом. Заседание уже закончилось, и в вагоне были только командующий и член Военного Совета фронта.
— Сколько потребуется времени, чтобы перебросить шесть — семь ваших полков на расстояние 50—60 километров? — спросил командующий, как только Назаренко доложил о своем прибытии.
— Состояние дорог? В какое время суток должен совершаться марш? — попросил уточнить Назаренко.
— По песчаным большакам, ночью. Дороги, видимо, не отличные, но проходимые.
Назаренко задумался. Он знал здешние дороги, изъездил их достаточно. Мысленно он прикинул возможные варианты перегруппировки к северу и югу от Больших Савок.
— Если выступите с наступлением сумерек, за ночь сможете передислоцироваться и утром, часов в десять — одиннадцать, открыть огонь? — спросил командующий.