Всю ночь не стихал бой. Как только разведчики докладывали, что в лесу западнее или южнее деревни накапливаются гитлеровцы, мы немедленно давали туда залп из двух, а то и из четырех боевых машин. А между тем ствольные артиллерийские батареи, тоже подошедшие на помощь пехоте, помогли расправиться с теми группами противника, которые ворвались в населенный пункт. Бой закончился штыковой атакой нашей пехоты.
На пути дивизиона В. Куйбышева было много таких деревень… На восьмые сутки наступления вместе с передовыми частями 30-й армии дивизион подошел к Клину.
Гвардейцы поддерживали стрелковую дивизию, которой командовал полковник Люхтиков. На этом участке противник располагал сильно развитой системой инженерных сооружений; он подтянул сюда танки, бронеавтомобили, большое количество пехоты. Клин был одним из важнейших узлов сопротивления противника на направлении главного удара наших войск.
Дивизион Куйбышева получил задачу вместе со ствольной артиллерией, приданной дивизии полковника Люхтикова, подавить огневые точки противника, накрыть его в местах сосредоточения.
По условному сигналу все наши артиллерийские части одновременно открыли огонь. Дивизион Куйбышева последовательно произвел три залпа. Попадание было отличное! Гвардейцы подожгли и вывели из строя шесть танков, уничтожили около ста вражеских автомобилей. А когда наша пехота начала атаку, гвардейцы открыли огонь, громя вражеские силы, накапливавшиеся для контратаки.
15 декабря 1941 года дивизион Куйбышева вместе с передовыми стрелковыми подразделениями вошел в Клин.
На западной окраине города командир дивизиона встретился с полковником Люхтиковым. В Клину еще дымились пожары, еще слышались залпы артиллерии, уходившей дальше на запад.
— Спасибо, Куйбышев, — поблагодарил командир дивизии. — Ваши гвардейцы поработали хорошо!
Вглядываясь в синеватую морозную даль, где все еще вспыхивали зарницы артиллерийских выстрелов, Куйбышев ответил:
— Стреляли не мы одни. Вся артиллерия работала.
— Верно. Но залпы «катюш» наши бойцы теперь узнают безошибочно. И когда они слышны, у солдат становится веселей на душе.
Дивизион гвардии старшего лейтенанта Куйбышева продолжал наступать на запад.
— Мы не давали врагу опомниться, — рассказывал секретарь партийного бюро дивизиона гвардии сержант Хрулев. — Как всегда, впереди были коммунисты. Расчеты боевых машин, которыми командовали члены партии Распопов и Лысиков, воевали особенно отважно. Они обрушивали меткий огонь на немецкие бронеавтомобили и артиллерийские батареи. Коммунисты мужественно переносили все тяготы зимних боев и всегда приходили на помощь другим. Командир дивизиона коммунист В. Куйбышев в дни боев был ранен. Но он отказался отправиться в госпиталь и остался на передовых позициях… У нас была дружная боевая семья. Мы собрались с разных мест. С берегов Азовского моря прибыл на фронт командир боевой машины гвардии сержант Поздов, из Донбасса — отважный гвардеец Миняйлов, с Кубани — водитель Трунов… Всех не перечесть… В боях за родную столицу мы крепко подружились и, получив хорошую боевую закалку, были готовы с еще большей отвагой сражаться с врагом.
В период войны фронтовики-гвардейцы написали много песен-маршей о зарождении своих частей, о славном пути, пройденном ими. И когда в этих песнях говорилось о первых страницах боевой летописи реактивной артиллерии, фронтовые поэты находили почти одни и те же слова: «Мы родились в дни битвы под Москвою…»
У стен столицы, в пламени сражений родилась советская реактивная артиллерия, на дальних и близких рубежах обороны Москвы «катюши» получили боевое крещение, с тех рубежей начался их путь на запад.
КОМЕНДОРЫ В СТЕПИ
Поправка к наставлению
Москвин приехал после полудня. Его запыленная, со множеством вмятин «эмка» остановилась в саду, среди старых раскидистых яблонь. Здесь располагался дивизион: в саду, под густой листвой, стояли боевые машины, в овраге, под камуфляжными сетями, — грузовики с боеприпасами и бензозаправщик.
Москвин прошел в хату и приказал ординарцу вызвать начальника штаба и командиров батарей.
Собрались быстро.
Капитан-лейтенант Москвин, командир 14-го отдельного гвардейского минометного дивизиона, был морским артиллеристом. Командиры батарей, взводов, боевых машин и разведчики тоже пришли из флота.
Осенью 1941 года комендоры[2] сражались на Западном фронте. На вооружении у них были ствольные артиллерийские орудия. В трудные дни московской обороны моряки попали в окружение… Кончились боеприпасы, вышли из строя орудия. Но комендоры продолжали сражаться. Они поднимались в атаку, идя в рост, сбросив бушлаты, оставаясь в одних тельняшках… Фашистская пехота не раз откатывалась назад.
Однажды моряков атаковали немецкие танки… Мичман Шахов первым выдвинулся вперед и гранатами подорвал головную машину. Его товарищи подбили еще один вражеский танк. Комиссар Белозерский вновь поднял краснофлотцев в атаку. Комиссара сразила вражеская пуля. Смертельное ранение получил и командир дивизиона. Командование принял на себя капитан-лейтенант Арсений Москвин, боевой балтиец… Орудия, брошенные немцами, комендоры повернули на врага. На помощь пришли соседи-артиллеристы, тоже выходившие из окружения. Действуя согласованно, они выбили немцев из трех деревень и вырвались из кольца окружения.
В начале ноября моряки были уже в Москве. Воинам, прошедшим трудные испытания, вручили новую технику — боевые машины реактивной артиллерии. Так родился 14-й отдельный гвардейский минометный дивизион. Он был в числе тех, кто остановил врага на последних рубежах перед столицей, кто гнал его по заснеженным полям Подмосковья.
Хотя моряки давно расстались со своим кораблем, но они по-прежнему называли себя комендорами, друг друга звали мичманами и старшинами, повара именовали «коком», а лесенку, по которой поднимались в штабную машину, — «трапом».
— Мы только временно на берег списаны, — говорили о себе гвардейцы-моряки.
Боевая спайка, приобретенная в буднях корабельной жизни, помогала и в боевых делах на суше.
…Москвин, собрав офицеров, объявил:
— Я только что возвратился со сбора командиров частей. Командование оперативной группы ставит перед нами новую, скажу прямо, небывалую задачу: овладеть стрельбой прямой наводкой по танкам, мотоколоннам, атакующей пехоте…
Он оглядел присутствующих и увидел на их лицах недоумение.
— Прямой наводкой по танкам, — твердо повторил Москвин. — Я вижу, вы удивлены. Наши наставления требуют вести огонь только с закрытых позиций и по заранее разведанным целям. Знаю. «Выходить на огневые позиции, имея прикрытие в составе взвода автоматчиков…» — учит наставление. И это известно. Но сейчас все это устарело.
Последнее слово он произнес почти по слогам, словно желая предупредить возможные возражения.
— Мы — новый вид полевой артиллерии и должны воевать так, как положено такой артиллерии…
Москвин говорил убежденно, чувствовалось, что он сам уже поверил в это, убедился на практике во время сборов, и доводов в защиту новой тактики у него хватит.
— На Западном, Ленинградском и Юго-Западном фронтах гвардейцы уже стреляют прямой наводкой, и результаты хорошие.
— С какой дальности они ведут огонь? — спросил командир батареи Бериашвили, высокий плечистый грузин, не очень разговорчивый, но в делах горячий.
— 1500 метров.
Бериашвили пожал плечами.
— Не верится?
— Так точно! — искренне признался командир батареи. — Направляющие на наших боевых машинах как поставлены? — спросил Бериашвили.
— Известное дело, они расположены поверх кабины водителя, — улыбнулся Москвин.
— Значит, направляющие всегда имеют довольно большой угол возвышения. А нам надо стрелять на малую дальность? Как же уменьшить угол возвышения?.. А рассеивание… Ближние снаряды будут ложиться в двухстах — трехстах метрах от боевой машины.
— Так, так… На сборах командиров частей я задал точно такой же вопрос, — мягко, с улыбкой, оказал Москвин. — Давайте разберемся.
Он пригласил офицеров к столу… До позднего вечера сидели они, слушая новости, привезенные командиром дивизиона, разбираясь, какие новшества применяют гвардейцы, действующие на других фронтах.
Происходило это в конце мая 1942 года под Ростовом-на-Дону. Дивизион капитан-лейтенанта Москвина находился на отдыхе. Но с того часа, как Москвин возвратился со сбора командиров частей, отдых гвардейцев был весьма относительным.
В четыре часа утра дивизион выехал в степь. Туда двинулись боевые машины и грузовики с людьми и боеприпасами.
Для учений выбрали неглубокую балку среди древних песчаных курганов.
Построились. На правом фланге стояли командиры батарей Бериашвили, Павлюк и Сбоев, за ними — командиры взводов и боевых машин.
— Мы должны на практике отработать стрельбу прямой наводкой, — объяснил личному составу командир дивизиона. — Такая стрельба обеспечивает быстрое выполнение задачи с наименьшим расходом боеприпасов. Правда, дело это трудное. Работать надо на виду у противника, под его огнем. Но при хорошей подготовке, быстроте действий, искусной маскировке потерь с нашей стороны не будет, а успеха достигнем наверняка.
Москвин увидел на лицах гвардейцев недоумение, однако они внимательно, с интересом слушали своего командира.
Москвин прошел вдоль строя и продолжал:
— Если оставить в стороне моральный фактор, вся сложность стрельбы прямой наводкой — я говорю о реактивной артиллерии — состоит в том, что она ведется на малые дальности. Возникает вопрос: как уменьшить угол возвышения, чтобы боевые машины могли стрелять на полтора и даже на один километр? Возможно ли это?.. Старшина второй статьи Глинин, как вы думаете?
— Не знаю, товарищ гвардии капитан-лейтенант, — признался командир боевой машины.
— А вы? — он указал на Ампилова, командира другой машины.