— Надо помозговать…
— Другие же стреляют на такие дальности. Допустим, что у нас есть время заранее подготовить огневую позицию. Там, где станут передние колеса боевых машин, вы заблаговременно отроете аппарели глубиной, скажем, 30—50 сантиметров. Конечно, крутизна аппарелей должна быть такой, чтобы боевая машина могла легко въехать в аппарели и выехать из них. Что же произойдет? Направляющие вашей боевой машины получат самый малый угол возвышения. Следовательно, изменятся условия, от которых зависит характер траектории снаряда. Уже проверено: при разной глубине аппарелей можно стрелять на дистанции в 1000—1200 метров.
— Верно. Совсем просто, — согласился Глинин.
— А если надо стрелять с ходу? — заинтересовался Ампилов.
— Есть выход и из этого положения, — отозвался Москвин. — На любой местности можно найти холмик, бугорок. Наезжайте на него задними колесами. Вот и опять получите такой угол возвышения, какой вам нужен.
— Совсем просто! — снова согласился Глинин.
Москвин рассказал, как на сборе командиров частей он сам практически отработал стрельбу прямой наводкой и как важно всем этому научиться.
— Противник располагает большим количеством танков, и с этим нам надо считаться, — сказал Москвин. — А у нас еще мало противотанковой артиллерии. Нам могут сказать: «Товарищи гвардейцы, и вы должны действовать против танков и мотоколонн». Тут и понадобится наш огонь прямой наводкой.
Несколько минут спустя Москвин занял место командира боевой машины и приказал следовать на огневую позицию, намеченную заранее. Здесь капитан-лейтенант показал, как нужно выезжать для стрельбы, как вести огонь.
— А теперь действуйте вы, — приказал он командиру батареи Бериашвили.
В тот день в районе Ростова, за десятки километров от фронта, до глубоких сумерек не стихали разрывы реактивных снарядов. Командиры батарей, взводов, боевых машин отрабатывали новый для реактивной артиллерии вид стрельбы…
В Красном Крыму танки…
С 28 июня развернулись самые трудные сражения летней кампании 1942 года. В степях Украины, Нижнего Поволжья и Дона, в горах Кавказа противник попытался взять реванш за поражение, понесенное минувшей зимой на снежных полях Подмосковья.
Во второй половине июля немецко-фашистские войска развили наступление на Ростов. Дивизион гвардии капитан-лейтенанта Москвина сосредоточился в Северном поселке близ города. 23 июля командира дивизиона вызвали к командующему артиллерией 56-й армии.
— Фронт прорван, — сказал командующий. — Вам надлежит немедленно занять огневые позиции в районе аэродрома. Быть готовыми к отражению атак танков.
Москвин выслушал приказ и достал карту, чтобы нанести сведения о противнике. Но генерал предупредил:
— Все данные уточните на месте. Обстановка все время меняется. А в общем положение следующее… Фронт прорван, — повторил генерал, давая понять, насколько серьезна обстановка. — 1-я танковая армия немцев частью сил наступает на Ростов. Севернее Красного Крыма уже замечены танки противника. Они продвигаются на юг. В Красный Крым посланы три артиллерийских полка. Вы пойдете к ним на поддержку. Если будет туго, мы вовремя снимем вас и отведем за Дон. Действуйте!
— Есть! — ответил Москвин.
— Обстановку уточните на месте, — еще раз предупредил генерал.
Москвин поспешил в дивизион.
Из штаба армии Москвину предстояло проехать несколько километров на восток — до Северного поселка. Несмотря на то что путь был недолгий, да и шофер гнал старую «эмку» на предельной скорости, Москвин успел во всех деталях обдумать план предстоящих действий.
Изучая карту и наблюдая за местностью, он пришел к выводу, что по этой же дороге (но в обратном направлении) можно будет провести дивизион к улице Буденного, пересечь железную дорогу и там, где начинается шоссе, ведущее в Красный Крым, занять огневые позиции. Это недалеко от аэродрома. Москвин решил две батареи поставить справа от шоссе, а одну, батарею Бериашвили, — слева, у самого аэродрома. Если позволит обстановка, эту батарею можно продвинуть вперед, севернее противотанкового рва, прикрывающего подступы к Ростову.
Приблизившись к Северному поселку, Москвин понял, что осуществить намеченный план будет нелегко. В вышине прошли три немецких бомбардировщика. С ревом и свистом полетели вниз бомбы. Послышались взрывы…
— Неужели по дивизиону?.. Если немцы нащупали его, то не отстанут.
Москвин на полном ходу въехал в поселок. Да, прямое попадание в боевую машину. Есть убитые и раненые… Врач, фельдшер, санитары бросились на помощь.
Медлить было нельзя. Отдав нужные распоряжения относительно раненых и убитых, Москвин вызвал Бериашвили.
Старший лейтенант Давид Бериашвили, или Дидико, как ласково называли его друзья, был одним из самых отважных и уважаемых воинов в дивизионе. Под стать командиру были и его подчиненные, как и он, молчаливые, несколько угрюмые, но в делах горячие. Командиры боевых машин Глинин и Гусев, разведчик Шустров еще со времени боев под Москвой славились своей отвагой.
— Батарее следовать в район аэродрома, — приказал Москвин. — Вот здесь у дороги, — он показал точку на карте, — оставить часть людей и оборудовать запасные позиции. Боевые машины вывести севернее противотанкового рва. Там занять основную позицию, хорошо окопаться. Подготовить аппарели для стрельбы прямой наводкой. Впереди вас к Красному Крыму пойдут две разведывательные группы — младшего политрука Абызова и главстаршины Шустрова. Держите с ними связь.
Батарея Бериашвили немедленно двинулась в путь. Опережая ее, на грузовиках с радиостанциями выехали разведчики.
Абызов и Шустров не раз ходили на опасные и трудные дела. Поэтому, инструктируя их, командир дивизиона говорил лишь об обстановке и сигналах для связи. Разведчики понимали Москвина с полуслова.
Вслед за боевыми машинами Бериашвили в район аэродрома направились две другие батареи… Предчувствие Москвина оправдалось. Как только дивизион оказался в пути, на горизонте появились немецкие бомбардировщики… Пять… Десять… Пятнадцать… Они шли широким фронтом, прочесывая степь. Самолеты бомбили войска, отходившие к Ростову.
Москвин приказал дивизиону рассредоточиться. Вокруг была голая степь. Лишь местами виднелись поля подсолнухов — «защита» явно ненадежная; для маскировки — места тоже не подходящие. Но другого выхода не было. Боевые машины рассеялись среди подсолнухов. Гвардейцы залегли и стали ждать…
Дивизиону была придана зенитная батарея 37-мм автоматических пушек. Зенитчики заняли огневую позицию рядом с боевыми машинами.
Не меняя курса, немецкие самолеты прошли над гвардейцами. Но фашистские летчики, видимо, не заметили наших «катюш» и ни одной бомбы не сбросили.
— Пронесло! — облегченно вздохнул Москвин.
Но как только гвардейцы возобновили марш, на горизонте вновь появились немецкие самолеты.
Три бомбардировщика, отделившись от своей группы, развернулись над батареей Бериашвили и, снизившись, сбросили бомбы. Гвардейцы открыли стрельбу из автоматов, ружей, пистолетов… Заработали автоматические зенитные пушки.
В продолжение двух часов вражеские самолеты появлялись группами с интервалами в десять — пятнадцать минут. Гвардейцы приспособились к этой тактике вражеской авиации и продолжали выдвигаться на огневые позиции своеобразными «перебежками». Как только «юнкерсы» уходили, «катюши», все еще рассредоточенные по степи, на полном ходу мчались вперед и останавливались к моменту нового появления вражеских самолетов…
Москвин еще был в пути, когда севернее Ростова, километрах в шести от него, в степи вдруг возник знакомый гул залпа. «Стреляет Бериашвили» — понял командир дивизиона. «Но почему так скоро?» Москвин не ожидал, что Бериашвили будет вынужден с ходу вступить в бой. И куда он ведет огонь? По Красному Крыму? Туда еще утром ушли три наших пушечных полка. Неужели противник их смял и уже достиг Красного Крыма?
Командир дивизиона помчался к Бериашвили.
Над степью висели густые облака пыли. Москвин ехал навстречу войскам, продолжавшим отступать к югу, за Дон. Шли разрозненные полки и дивизии, потерявшие большую часть своего личного состава и тяжелого вооружения. Тылы были настолько дезорганизованы, что пехота отходила почти без патронов, автомобили сжигали последние килограммы горючего… Подобное Москвин видел только летом сорок первого года на дорогах Смоленщины. «Кто же будет защищать Ростов?» — невольно спрашивал себя Москвин. Он знал, что наше командование задерживает у Дона части и подразделения, которые ранее успели оторваться от противника и привести себя в порядок. Одновременно к северу выдвигаются некоторые резервные части. Но смогут ли эти малочисленные войска сдержать противника настолько, чтобы выиграть время, необходимое для создания обороны на левом берегу Дона?.. Москвин понимал, что его гвардейцам предстоят трудные дела: на Ростов идут танковые и мотомеханизированные дивизии врага, их удары стремительны, опасность столкновения с ними велика… Но Москвин верил: его люди, закаленные еще в боях под Москвой, знающие силу своего оружия, и на этот раз проявят стойкость, достойную Советской Гвардии.
Бериашвили встретил своего командира, как встречал всегда во время боя, доложил несколько громче обычного, несколько лаконичнее и взволнованнее:
— Товарищ гвардии капитан-лейтенант! Произведен батарейный залп по северной окраине Красного Крыма. Цель — танки.
Москвин выслушал рапорт, спокойно переспросил:
— Танки? Кто давал указание открыть огонь?
— Командир стрелковой дивизии. Его части стояли севернее Красного Крыма, а теперь отходят к Ростову.
— Понятно. А где артполки, выдвинувшиеся к Красному Крыму?
— Их не слышно, товарищ гвардии капитан-лейтенант.
Это осталось загадкой до самого конца труднейшего боя за Ростов.
— Что докладывает наша разведка?
— Группа Шустрова по-прежнему находится в районе Красного Крыма. Но сведений пока нет. Абызов действует левее. Там пока спокойно…