Рана одного из князей, упавшего рядом с великой княгиней Елизаветой Федоровной, была перевязана частью ее апостольника (монашеского платка, облегающего голову, плечи и грудь и плотно застегнутого под подбородком булавкой).
Окрестные крестьяне рассказывали, что из шахты несколько дней доносилось пение молитв.
102. Первая Конституция
19 июля 1918 года была опубликована в «Известиях» – и с этого дня вступила в силу – первая (получившая неофициальное название «ленинская») Конституция РСФСР.
Раздел первый был озаглавлен «Декларация прав трудящегося и эксплуатируемого народа» (та самая Декларация, которая не прошла при голосовании в Учредительном собрании, после чего оно и было разогнано). Ее четвертая глава гласила, что «эксплуататорам не может быть места ни в одном из органов власти. Власть должна принадлежать целиком и исключительно трудящимся массам…».
Кого именно считать эксплуататором, не пояснялось. Главное – не указывалось, что речь-то на самом деле идет не о ситуации на данный момент (когда никаких эксплуататоров уже и в помине не было), а исключительно о прошлом.
На практике к эксплуататорам при чьем-то желании можно было причислить любого, кто до Октября пользовался наемным трудом. То есть держал, например, кухарку. А ее в Российской империи держал любой человек с университетским образованием, поскольку не было принято, чтобы его жена стояла у плиты.
Средства печати («газет, брошюр, книг») и обеспечение их распространения давались, по идее, разумеется, Ленина, «в руки рабочего класса и крестьянской бедноты…». Если иметь при этом в виду, что многие из них были полуграмотными…
Республика ставила «своей задачей предоставить рабочим и беднейшим крестьянам полное, всестороннее и бесплатное образование».
Итак, полное образование – рабочим и беднейшим крестьянам.
В первый послеоктябрьский год их принимали в университет не только без экзамена, но и без свидетельства хоть о каком-либо образовании – хотя бы в церковно-приходской школе. Спохватились, правду сказать, быстро: 2 февраля 1919 года в Москве был создан первый рабфак (рабочий факультет), а 17 сентября 1920 года вышел декрет Совнаркома «О рабочих факультетах». Там старались хоть как-то подготовить нередко, повторю, полуграмотных крестьян к обучению в университете.
103. Кому затрудняли или вовсе перекрывали доступ к высшему образованию
Судьба тех, кто не происходил из рабочих и беднейших крестьян, кого с трех лет в семье «эксплуататоров» (то есть имевших прислугу, в том числе гувернантку, говорившую на каком-либо из европейских языков, а то и на нескольких) учили иностранным языкам, кто получал хорошее или очень хорошее среднее образование и был полностью готов к высшему, – да, судьба их в новой России была много, много сложней.
Характерный пример – биография одного из лучших в мировой науке историков России XIX века Петра Андреевича Зайончковского (1904–1983; я хорошо знала его лично). Представитель дворянского рода Смоленской губернии; отец – военный врач, дядя – сенатор. В 1914–1919 годах учился в Московском, затем Киевском кадетском корпусе.
По причине «неудачного» социального происхождения был вынужден до 1935 года (до тридцати с лишним лет!) работать пожарным, служащим на железной дороге, рабочим на машиностроительном заводе в Москве. И только став после необходимого стажа членом профсоюза в качестве рабочего, то есть перейдя в привилегированный социальный слой, Зайончковский смог наконец поступить в Московский институт истории, философии и литературы (знаменитый ИФЛИ). Окончил его экстерном за два года в 1937 году, а через три года защитил первую диссертацию… Но отечественная и мировая наука потеряла семь-восемь лет научной деятельности выдающегося ученого!
104. Убийство Урицкого, покушение на Ленина и красный террор
30 августа 1918 года в Петрограде двадцатидвухлетний поэт Леонид Канегиссер застрелил главу Петроградской Чека Моисея Урицкого, расстрелявшего среди десятков сотен людей и его друга – молодого поэта.
«Красная газета», официальный орган Петроградского Совета депутатов, писала: «Убит Урицкий. На единичный террор наших врагов мы должны ответить массовым террором… За смерть одного нашего борца должны поплатиться жизнью тысячи врагов».
А почему, собственно, за смерть одного – пусть даже необычайно ценного (хотя Урицкого, в течение восьми месяцев своей службы новой власти только подписывавшего смертные приговоры, лично я таковым не считаю) – должны расплачиваться своей жизнью тысячи? «Советская» власть никогда этого не объясняла.
В тот же самый день в Москве было совершено покушение на Ленина – он был тяжело ранен. И Канегиссер, и стрелявшая в Ленина Фанни Каплан были расстреляны; тело женщины почему-то сочли необходимым сжечь в бочке (как в какой-то страшной сказке) – прямо в Кремле.
2 сентября председатель ВЦИК Яков Свердлов объявил в ответ на оба покушения красный террор. В первый же день в Петрограде было расстреляно 900 (!) заложников (нисколько не повинных, поясню вновь, в убийстве Урицкого), в Кронштадте – 512. Узнавая с утра эти страшные новости, люди убеждались, что они, никуда не выезжая из России, оказались тем не менее в совершенно другой и опасной для жизни стране.
Центральную в Петрограде Дворцовую площадь переименовали в площадь Урицкого (историческое название вернули в 1944 году – в награду за мужество ленинградцев во время блокады…). По данным на 2013 год, имя Урицкого, служившего Советской России (повторю – главным образом своей подписью под приговорами о расстрелах ее граждан) меньше года, носили 665 площадей, улиц и переулков в городах и селах России (немало их было и в городах Белоруссии и Казахстана). Едучи на машине из Владивостока в Москву, я то и дело встречала улицу его имени. Следует заметить – в Российской империи имена жандармов все-таки не увековечивали.
…Когда встает вопрос о том, чтобы убрать с наших улиц это ничем себя не прославившее имя, возражают так: «Это наша история!» Но это неверно. Во-первых, Урицкий «работал» на Советскую Россию, повторю, меньше года. Во-вторых, имя расстрельщика, указанное на уличной табличке в каждом городе и городке, замещает, вытесняет из памяти народа имена, действительно достойные войти в нашу историю. Такие люди были в каждом российском городе. И сегодняшние бесчисленные улицы Урицкого могли бы быть названы в их память – как раз ради более полного восстановления нашей истории. И наконец, третье. Одно дело – оставить имя в истории, другое – выразить ему почет и уважение именами улиц, памятниками и проч. Поищите-ка во Франции памятники Наполеону! Только высоко в облаках, невидный снизу на Вандомской колонне… Французы называют его «маленький капрал»…
105. Реформа орфографии
10 октября 1918 года в России объявили реформу орфографии.
Иногда недостаточно образованные люди называют такие реформы реформой языка. Но язык реформировать невозможно – он живет по своим внутренним законам. Это не помешает всем иметь в виду. Однако разнообразные манипуляции с языком очень даже возможны.
Реформу многие связали с большевистским произволом – пожалуй, понапрасну. Она задумывалась давно (как «упрощение русского правописания») академиками-лингвистами, весьма далекими от большевиков, – Ф. Ф. Фортунатовым, А. А. Шахматовым. Большевики только взяли на себя решение и его реализацию. И в глазах современников реформа связалась с ними: была воспринята как еще один шаг по пути разрыва новой власти с разрушенной ею прежней Россией.
Однако примем к сведению – объявлена была реформа еще в мае 1917 года Временным правительством. Только потом подтверждена декретом за подписью наркома просвещения Луначарского (в декабре 1917 – январе 1918-го по новому стилю).
Но типографии не спешили набирать печатные тексты по новым правилам. Только после декрета Совнаркома в октябре 1918 года главные тогдашние газеты «Правда» и «Известия» стали печататься по новой орфографии.
В чем была суть реформы?
Из печатных и письменных русских текстов полностью изымались три буквы: «ять», «i» (так называемое и десятеричное), «фита» (тридцать четвертая буква русского алфавита; писалась как «о», перечеркнутое поперек черточкой) – с этой буквой, сохранявшей связь с греческим языком, писались, например, распространенные в России греческие имена – Федор (Феодор), Фаддей, Феодосий, Фома, Фекла…
Исчез «ъ», ставившийся в конце всех слов после твердой согласной (столъ, дубъ). Но он сохранился внутри слова – после приставок (подъем).
Главной же радостью всех школьников было полное исчезновение буквы «ять». Обозначаемый ею звук в XX веке произносился уже точно так же, как «е» (за исключением некоторых диалектов), но буква ставилась в совершенно определенных словах (там, где когда-то звучала несколько иначе, чем «е»). Хорошо было тем, кто знал украинский язык: в словах, общих для обоих языков, «ять» ставилась там, где в украинском был «i»: лiсок, бiлый, бiда…
А для остальных в гимназиях был сложен специальный стишок, состоявший из слов, писавшихся через «ять»:
Белый бледный бедный бес
Убежал однажды в лес.
Белкой по лесу он бегал,
Хреном с редькой пообедал
И за горький тот обед
Дал обет наделать бед…
Исчезновение нескольких букв замечательный поэт Арсений Тарковский описал в 1957 году в стихотворении «Вещи»:
Все меньше тех вещей, среди которых
Я в детстве жил, на свете остается.
……………………………………………
Где твердый знак и буква «ять» с «фитою»?
Одно ушло, другое изменилось,
И что не отделялось запятою,
То запятой и смертью отделилось.
Исчезли также особые формы женского рода –