Летом 1988 года позвонил мне из Хедеры зять Люсика Нисан и сообщил о приезде в Израиль Блувштейнов. Трудно сейчас объяснить степень радости человека, покинувшего Советский Союз с ощущением отлёта в другую галактику, знающего, что никогда больше он не увидит своих друзей. И вдруг! «К сожалению, — сказал Нисан, — Блувштейны приезжают только в гости». Но, как мудро шутили солдаты, на безбабье и кулак шансонетка. Тут же я изложил план встречи Блувштейнов с однокурсниками. Нисан одобрил. Пообещал, что даже его жена, сестра Люсика, не будет иметь об этом ни малейшего представления.
И началось воплощение плана в жизнь. В ту пору в Израиле работало тридцать восемь врачей нашего выпуска. Надо было согласовать план со всеми. А это заняло время. Поэтому задуманное состоялось лишь на третий день после приезда Блувштейнов. К тому времени они уже успели обидеться на равнодушие и чёрствость своих бывших однокурсников, ни один из которых, даже живущие в Хедере, не соизволили увидеться с ними.
В условленное время мы собрались недалеко от набережной в Герцлии, в роскошном районе особняков, гостиниц и ресторанов. С мужьями и жёнами около шестидесяти человек.
Солнце медленно утопало в море. Ира, Люсик с сестрой и Нисан неторопливо шествовали по набережной, приближаясь к веселящейся толпе у входа в гостиницу. Ни Ира, ни Люсик не имели об этой толпе понятия. Потом они признались, что вообще забыли обо всём, очарованные окружающей, поглотившей их красотой. Но надо было увидеть лица Иры и Люсика, когда они приблизились на расстояние, с которого уже можно было различить людей, составляющих толпу! Они, несмотря на возраст, показали отличные результаты в беге на короткую дистанцию.
Ну, затем не стоит описывать деталей. После всех объятий, поцелуев, междометий, криков и всего прочего мы ввалились в ресторан. Тут еще следует принять во внимание обстановку израильского ресторана, в котором метрдотель и официанты становятся не обслуживающим персоналом, а членами торжества. Отличное израильское вино тоже произвело на гостей впечатление. В тосты и я внёс свою лепту.
Есть вещи, недоступные уму.
Объемлешь их сознанием едва ли.
К примеру: как Господь создал Луну?
Иль почему Блувштейны не в Израйле?
Но всё-таки ответ нашли врачи:
Всё началось на поприще семейном
В ту ночь без сна, когда Господь вручил
Ирину Вайнер Люсику Блувштейну.
Как только Иру нежный муж обнял,
Прорвала страсть волной горячей шлюзы.
И вдруг за стенкой в полночь прозвучал
Могучий гимн Советского Союза.
С эмоцией мелодии полёт
Связал рефлекс условный прочно в узел.
С тех самых пор у Люсика встаёт
При звуках гимна славного Союза.
С тех самых пор он дышит, ест и спит
Советский весь до желез эндокринных.
И лишь для частной практики грешит
Не русской, а китайской медициной.
Так есть ли шанс Блувштейнам здесь осесть,
Спросил я у знакомого китайца?
Подумав, он ответил: — Способ есть.
У Люсика отрезать надо галстук.
Что правда, с момента приезда Блувштейнов в Израиль на постоянное место жительства, с момента, когда в 1989 году они осели в своей стране, до самой смерти Люсика галстука на нём я действительно не видел ни разу.
Ира, как и все мы, её однокурсники, уже в почётных рядах пенсионеров. Но активности её можно позавидовать. В небольшой группе она совершенствует свой иврит, чтобы он был не хуже русского. Два раза в неделю поёт в хоре ветеранов. Без устали работает в Союзе воинов и партизан инвалидов войны с нацизмом. А сегодняшний телефонный разговор — обсуждение планов предстоящей встречи, годовщины окончания института, которую после сорокалетия мы празднуем уже не раз в пять лет, а ежегодно.
01.04.2012 г.
Знакомство
Всё так просто. Рассказ можно вместить в пять строчек. Но начать никак не могу. Он бесприютно торчит, как одинокая шестерёнка на столе часового мастера. Только в сцеплении с другими шестерёнками он станет работающим механизмом. Но вот с какими шестерёнками? И какую из других избрать для начала сборки?
Поскольку рассказ о событии в первый день после нашего выезда из Советского Союза в Израиль, вероятно, достаточно было бы небольшого введения, скажем, на один день раньше, что прояснило бы обстановку. Но тут я вспоминаю, что в рассказе будет весьма существенная деталь, без которой вообще не ясно, о чём идёт речь. Поэтому придётся начать рассказ с этой самой детали, за двадцать шесть лет до нашей репатриации в Израиль.
В промозглый ноябрьский день 1951 года я впервые приступил к работе в первой клинике Киевского ортопедического института. Мои будущие сослуживцы, знакомясь со мной, оглядывали меня некоторые с любопытством, некоторые с более глубоким интересом, некоторые с нескрываемой настороженностью. А уже несколько часов спустя я услышал, как санитарка сказала медицинской сестре:
— Чого його тут уси зовуть хулиганом. Мени здаеться, що вин зовсим не погана людына.
Так я узнал, что слух о происшедшем накануне дошёл до института.
А случившееся действительно не могло произвести благоприятного впечатления. Я подробно описал это в книге «Из дома рабства». Придя получать свою первую врачебную зарплату после трёх недель работы, зарплаты я не получил. Директор Киевского института усовершенствования врачей профессор Кальченко не отдал приказа по институту о моём зачислении клиническим ординатором кафедры ортопедии, травматологии и военно-полевой хирургии, хотя приказ министра здравоохранения Украины был ему вручён и он уверил заведующего кафедрой, что я могу приступить к работе. Кончилась эта история печально. Голодный, уставший после операционного дня, удрученный неизвестностью и абсолютным, действительно абсолютным отсутствием денег я зашёл в кабинет директора, где подвергся издевательствам профессора Кальченко.
Последним, что нажало на спусковой крючок, оказалась подлая антисемитская фраза директора института, что хромота моя вполне могла быть не результатом ранения, а заболевания или травмы в детстве, а ордена я вполне мог купить в Ташкенте. Сознание моё раздвоилось. Я понимал, что не просто преступаю нормы поведения, но даже все границы здравого смысла. Левой рукой я схватил его красивую вышитую сорочку на груди вместе с волосами, а прямой правой вложил всего себя в удар. Кровь из носа обильно окрасила сорочку и костюм. Две щедрые гематомы синими фонарями украсили и ещё более сузили его монголоидные глаза.
А уже примерно через час приказом заместителя министра здравоохранения Украины, который, — так уж случилось, — весьма благосклонно отнёсся к моему удару (так уж случилось — в книге этому есть объяснение) был переведен на работу в Киевский ортопедический институт. Разумеется, с титулом хулигана еврею начинать работу было не очень весело. Но… как говорят, из песни слов не выкинешь.
Это то, что было. В ортопедическом институте случившееся ни у кого не вызвало сомнения. Хулиган. А вот мой товарищ-однокурсник, приехавший из Чернигова на усовершенствование по психиатрии, воспринял рассказ о случившемся не просто с недоверием, но даже оскорбил фразой: «Ну и лгун же ты! Начинающий врач врезал по морде профессору, директору института. Надо же придумать такое!» После этого я замолчал и уже не реагировал на его провокации в попытке возобновить разговор на эту тему. Но однажды… Мы спустились по улице Ленина и свернули на Крещатик у гастронома. Мой товарищ внезапно расхохотался. Я посмотрел на него с удивлением и сказал:
— Я понимаю, что ты психиатр. Но этот беспричинный хохот! С таким относительно небольшим стажем уже стать психом — просто невероятно.
— Ты что — не заметил?
— Что не заметил?
— Профессор Кальченко шёл нам на встречу. Увидев тебя, сразу шмыгнул в подворотню.
Я промолчал. Не стал ему напоминать реакцию на мой рассказ. Реванш был мне ни к чему.
Но вернёмся к первому дню в ортопедическом институте. Реплику санитарки я услышал случайно. А вот старшая операционная сестра София Борисовна внимательно осмотрела меня и сказала:
— Просто удивительно. Вылитый доктор Абелев. Даже хромаете одинаково. Но доктор Абелев был очень интеллигентным и деликатным человеком.
В течение нескольких следующих дней мне ещё неоднократно приходилось выслушивать удивлённые возгласы сотрудников клиники «Ну, просто однояйцовые двойники с доктором Абелевым!»
Постепенно прекратились разговоры о моём невероятном подобии замечательному человеку и отличному врачу доктору Абелеву, который до своего последнего часа работал в этой клинике. И я, естественно, забыл об этом.
Не вспомнил даже, когда выяснилось, что в Киеве у меня есть двойник.
Однажды моя бывшая пациентка рассказала мне следующую историю:
— Я вышла из кинотеатра «Киев» и столкнулась с вами. Как раз накануне из гастролей в Исландию вернулась наша дочь. Мне захотелось похвастаться, а заодно ещё раз поблагодарить вас. Короче, прошагала с вами до самой Бессарабки. Правда, была как-то удивительна ваша реакция. Очень уж односложно и как-то неохотно вы отвечали. Как-то очень холодно. И вдруг вы мне заявили: «Интересно бы встретиться с этим самым Ионом Лазаревичем, с которым меня все путают». Тут я присмотрелась и увидела, что у него на лице нет вашего шрама. А так — всё один к одному. И палочка в левой руке. И хромаете одинаково.
К этому рассказу, — не помню уже, почему, — я отнёсся как-то без особого энтузиазма. Но вскоре мне снова напомнили о двойнике.
На сей раз это была не просто знакомая, а самая близкая подруга моей жены. Между нами были чуть ли не родственные отношения.
В тот вечер с женой мы слушали концерт в Октябрьском дворце. Во время антракта к нам, сидящим во втором ряду партера, подошла подруга жены и почти закричала: «Как ты успел очутиться тут?» Естественно, мы не поняли, что именно вызвало такое удивление подруги. Оказалось, что буквально несколько секунд назад она столкнулась со мной в фойе бельэтажа. Её до мозга костей возмутило, что, глядя ей прямо в глаза, я даже не поздоровался. А на её вопрос, в чём дело, не только не ответил, но как-то нагло приподнял плечи и, хромая, прошёл мимо. Она знала, где наши места в партере, и поторопилась пожаловаться своей ближайшей подруге на хамское поведение её мужа, или, в самом лучшем случае, выяснить, чем она заслужила такое отношение. До чего же трудно было убедить её в том, что в антракте мы не поднимались из своих кресел. Мне очень хотелось разыскать своего двойника. Но тут началось второе отделение концерта, и я не пошёл на розыски.