Тогда я распорядился вытащить труп из ущелья и провести вскрытие. Девушка умерла от переохлаждения. Желудок её был пуст — нельзя было определить, за сколько времени до смерти она ела в последний раз. Никаких следов яда.
Оливер Бейнз с вызовом взглянул на де Хирша.
— Вот вам и всё дело блондинки-шантажистки. Будьте добры, дайте нам своё объяснение! Только, пожалуйста, не надо глупых рассуждений о спонтанных исчезновениях, дырах в пространстве, стеклянных мостах и летающих тарелках.
Мой венгерский друг сомкнул кончики пальцев.
— Я не могу дать такого объяснения… — сказал он мягко и, когда Бейнз уже было бросил на него торжествующий взгляд, продолжил: — Ничего не говоря о стеклянном мосте, летающей тарелке и в особенности о саване.
— Ну, конечно, — издевательски протянул лейтенант Бейнз, — ладно уж, давайте признайтесь прямо, что не знаете разгадки этого дела!
— И этого я тоже не могу сделать, — приветливо улыбаясь, ответил де Хирш. — Потому что я знаю разгадку. По крайней мере, я точно знаю, что в своём рассказе вы опустили очень важную деталь.
— Опустил? — Бейнз даже заморгал от удивления.
— Ту белую штуковину, которую Фредди Пульвер принял за привидение.
— А-а-а, вот вы о чём, — Бейнз пожал плечами. — Это было просто старое покрывало, которое висело на ветках ивы. На нём были метки Хильера. Он объяснил, что его, наверное, весной сорвало ветром с верёвки, когда оно сушилось. Всё это не имеет никакого значения. Наши эксперты внимательно исследовали его, ниточку за ниточкой. Это было просто старое покрывало — и ничего больше.
— Не покрывало, — дружелюбно поправил его де Хирш, — это был саван. Всё было так, как я сказал, стеклянный мост, летающая тарелка и саван. Разве вы не понимаете, что в своём зазнайстве Хильер сказал вам правду, надеясь, что вы всё равно ничего не поймёте. Он вам дал все необходимые указания. По крайней мере, он дал их Редману — ведь они воспроизведены в его показаниях. Он убил Марианну Монроз и отправил её на летающей тарелке по стеклянному мосту в никуда или, лучше сказать, в вечность.
Бейнз закусил нижнюю губу и в недоумении уставился на де Хирша. Я тоже. Это была как раз та ситуация, которую больше всего любил де Хирш — когда ему удавалось окончательно запутать слушателей, делая вид, будто он им что-то объясняет.
Бейнз медленно опустил руку в карман и достал из кошелька купюру.
— Спорю на двадцать долларов, что вы говорите такие же глупости, как и Хильер, — категорически заявил он.
Глаза де Хирша сверкнули, затем он вздохнул и покачал головой.
— Нет, — проговорил он, — я тут в гостях у старого доброго друга. Было бы просто неудобно здесь брать деньги у другого его гостя за пари о столь очевидных вещах.
Бейнз скрипнул зубами и достал ещё купюры из своего кошелька:
— Ставлю пятьдесят долларов, что вы знаете не больше, чем мы.
Де Хирш посмотрел на меня своими глубоко посаженными тёмными глазами. Я быстро прикинул, сколько получу за очередной детективный документальный рассказ, который недавно отослал. Затем достал чековую книжку.
— Ставлю сто долларов, что вы не знаете разгадки, — сказал я и твёрдо посмотрел ему в глаза. Я догадывался, что у него нет ста долларов, нет даже пятидесяти. Да, наверное, и пяти.
Барон де Хирш кивнул в знак согласия.
— Вы ставите меня, как человека, чести в такое положение, что я не могу отказываться от пари. Но мне нужна ваша помощь… Найдите мне прищепку для белья.
Разинутый рот Бейнза закрылся, мой, наоборот, открылся.
— В левом ящике тумбочки на кухне, кажется, есть прищепка, — проговорил я. — Миссис Раглз, моя служанка, держит их там.
Де Хирш поднялся и быстро прошёл на кухню, на ходу извлекая из кармана белый носовой платок и авторучку.
Я посмотрел на Бейнза. Тот посмотрел на меня. Ни один из нас не произнёс ни слова. Де Хирш отсутствовал минут пять. Я слышал, как он выдвинул ящик тумбочки. Затем что-то негромко хлопнуло — он открыл холодильник.
Вскоре после этого де Хирш вернулся и снова сел рядом с нами. Он с удовлетворением открыл новую бутылку коньяка, которую я принёс, после чего поднял пустую бутылку к глазам и меланхолично взглянул на неё.
— Придётся подождать несколько минуточек, — сказал он любезно. — В это время можно немножко поболтать. Что вы думаете о нынешней политической ситуации?
— К чёрту всю эту политическую ситуацию, — проворчал Бейнз. — Что с Хильером и девушкой? Как он убил её?
Де Хирш хлопнул себя по лбу.
— Я же забыл задать ещё один вопрос! Хильер страдает бессонницей?
Бейнз наморщил лоб.
— Да. Это указано в справке о здоровье, которую мы затребовали от его врача. Но что…
— Конечно, я так и предполагал, — перебил его де Хирш. — Но никогда не следует только строить предположения, не проверяя их. Почему, лейтенант? Да потому, что Хильер убил юную даму, подсыпав ей снотворного в бокал. Когда она была в бессознательном состоянии, он её закопал в глубоком снегу. Там она проснулась спустя некоторое время, уже почти совсем замёрзшая. Лишь очень недолго — слава богу, что недолго! — она боролась с ледяными оковами, пытаясь вырваться. Затем на неё опять опустился лёгкий сон замерзающего человека и унёс её в своих милосердных руках через тёмный порог потустороннего мира.
— Весьма незаурядная словесность, — усмехнулся Бейнз. — Но вы до сих пор ещё меня не убедили. Возможно, он и усыпил её снотворным. Я тоже подумал об этом. Но что же произошло потом?
Барон де Хирш помедлил с ответом.
— Скажите, Боб, — обратился он ко мне. — Достиг ли Марк Хильер, благодаря этому случаю, какой-то известности? Славы, которой он всегда добивался, но раньше так и не обрёл?
Я кивнул.
— Наверняка достиг. Сейчас идёт великая дискуссия среди любителей детективов, убил ли он Монроз или нет. Тайна о том, как она попала в ущелье, мучает сегодня людей так же, как в своё время тайна знаменитой Дороти Арнольд. Имя Хильера будет снова и снова появляться в книгах, в которых интеллектуалы грядущего столетия поведут спор, виновен он или нет.
Как заметил Бейнз, Хильер в настоящее время находится в прекраснейшем настроении. Скоро должна выйти его новая книга. Все его старые книги переиздаются. Он сейчас действительно знаменит и будет знаменитым до тех пор, пока дело не будет раскрыто. Более того, чем дольше дело остаётся нераскрытым, тем более знаменитым он становится. Как Джек Потрошитель.
— Ага, — воскликнул де Хирш. — А как только дело будет закрыто, Хильера тотчас же забудут снова как самого обыкновенного убийцу. Это был бы такой удар по его тщеславию! Но я полагаю, что уже пришла пора поговорить о тайне стеклянного моста, о летающей тарелке и о саване — обо всех этих невидимых вещах.
Он встал и вышел на кухню. Я опять услышал, как открылся и захлопнулся холодильник. Вернувшись, он принёс на руке, как официант, поднос. То, что лежало на нём, было скрыто салфеткой. Он осторожно поставил это на полированный стол.
— А сейчас, — сказал он, и голос его прозвучал чуть живее, чем обычно, — давайте возвратимся в тот февральский день. На дворе холодно. Марк Хильер в бессильном гневе стоит у окна и ждёт, когда подъедет машина шантажистки. Мы знаем, что он тогда видел в окно детей, которые катались на санках по склону. Тут у него в голове родилась идея — необычная, уникальная, — родилась, как Афина из головы Зевса. Если чуть-чуть повезёт, он сможет навсегда отделаться от шантажистки! А если не повезёт — что ж, он больной человек и может рассчитывать в суде на смягчающие обстоятельства. Но если его план удастся — какое будет наслаждение наблюдать, как окружающий мир безуспешно ломает голову над той загадкой, которую он задал ему!
Он быстро берётся за дело. Приносит старое покрывало, самое большое, какое у него есть, и расстилает его на северной террасе своего дома. Проделав с ним определённую операцию, возвращается в комнату. Несколько минут спустя приезжает Монроз. Он говорит с ней и даёт выпить что-то, куда подмешивает снотворное. Минут двадцать спустя она без сознания.
Он переваливает её с кресла на пол, а затем — на маленький коврик. Никакого особого напряжения, как видите, для его больного сердца.
На коврике он вытаскивает её на террасу. Там перекатывает женщину, которая по-прежнему без сознания, на расстеленное покрывало и располагает её строго посередине…
Театральным жестом де Хирш сдёрнул салфетку с того, что лежало на столе. Под ней оказался его носовой платок. На середине платка лежала бельевая прищепка. Де Хирш специально нарисовал на ней глазки и ротик.
Чтобы увидеть куколку, сделанную из прищепки, мне пришлось отогнуть угол носового платка. Все четыре угла были загнуты к середине и охватывали прищепку так, что она оказалась будто в конверте. Сам платок был твёрдым, застывшим.
Сейчас мы догадались, что сделал де Хирш. Он набрызгал на платок воды и засунул его в морозильник. Платок сделался твёрдым, как бельё на верёвке в холодный зимний день. А внутри была заключена прищепка, которая изображала женщину без чувств. Из всего этого он сделал этакий маленький свёрточек, всего несколько сантиметров в ширину и длину. Если б это было покрывало, а внутри лежала скорчившаяся женщина, размеры бы не превышали метра в ширину и в длину.
И тут мы с Бейнзом поняли наконец, как Марк Хильер делал всё это.
Он обрызгал водой большое покрывало, разложив его на улице в мороз. На него он положил бесчувственное тело и завернул. На морозе покрывало быстро заледенело. Не прошло и нескольких минут, как женщина оказалась в коконе — в ледяном коконе. Затем Хильер столкнул этот широкий и плоский кокон на твёрдый снежный наст. Поскольку давление на снег было невелико, кокон не оставил никаких следов, а тихо заскользил вниз. Разгоняясь всё сильнее, он пронёсся по склону и оказался в заметённом снегом ущелье.
Чтобы продемонстрировать это, де Хирш щёлкнул пальцем по замороженному носовому платку. Тот скользнул по полированному столу, перевалил через край и приземлился в корзинку для мусора, где исчез между обры