Почесав серебряные пряди, смущенно протянул рисунок хозяйке.
Та была в восторге.
– Вот! – закричала она мужу. – Какая я! А ты не ценишь!..
В самом деле, на рисунке она вышла очень похожей, но молоденькой.
– Почему морщины пропустил? – сердито буркнул дядя Саша, явно ревнуя гостя к жене. – Вон же у нее морщина.
– А вот не вижу… – хитро рассмеялся старый учитель и сломался в поясе, целуя руку тете Але. – Женщины – богини, у богинь какие морщины?!
Второй приятель военных времен, гладко обритый толстячок с надменно поднятым круглым розовым подбородком, подмигнул дяде Саше.
– А помнишь, как он санитарок изображал… а они ему – фу-ты ну-ты… каши, даже спиртяги не жалели…
Александр Александрович, учитель, указал пальцем на дядю Сашу.
– Зато кто лучше писал письма женам и невестам за тяжелораненых?!
Тезка! "Выжжем каленым железом фашизм, но руки наши все равно сохранят нежность для вас, наши любимые!" Так?
Польщенный дядя Саша кивнул.
– Приблизительно.
Иван Федорович, толстяк, с этим согласился.
– Он и за меня сочинил… пока мне руку пришивали… Жена сохранила листочек, часто показывала: вот, дескать, тогда ты любил меня… – И вдруг гость прослезился. – Померла Аня… Иногда своими словами что-то над могилкой говорю… да теперь уж не услышит.
Дядя Саша поднялся за столом:
– Ну, хватит, хватит! Мы живые, мы честно работаем. Дети у нас хорошие.
– Хорошие, это верно, – отозвался Александр Александрович. – Мой меня похоронит, никуда не уехал.
Иван Федорович, шмыгая носом, закивал. Видимо, и у него достойные дети.
– Погодите пить! – Тетя Аля произвела руками таинственные знаки, ушла на кухню и вынесла, и подала на стол в огромной сковородке пышащий жаром балеш (читателям: не путать с беляшем! балеш и беляш различаются так же, как балет и билет на тот балет), – это мясной круглый пирог со смуглыми тестовыми виньетками, с дырочкой в середине, куда заливают, перед тем как резать, немного крепкого горячего бульона…
Дядя Саша налил водочки в синеватые рюмки гостям-мужчинам, включая меня, и себе.
– Сын не прилетел, сдают объект… он у меня ГЭС в Индии строит…
Дочки поздравили… в городе грызут гранит науки… За вас, мои дорогие!
– Может, директора подождем? – негромко спросила тетя Аля.
– Пошел он! – отвечал дядя Саша, горделиво вскинув горбатый нос.
Покосился на часы. – Обещал в шесть ноль-ноль, – уже семь! Это не по нашему.
– Может, занят?.. – хотело был поддержать хозяйку дома учитель рисования.
– Найн! – дядя Саша пощекотал рюмкой белые усики-треугольник и выпил.
И раздался телефонный звонок.
– Это он! – хмыкнул дядя Саша. – Всегда чует, где пьют. – И попросил жену: – Побалакай с ним. Обещали премию. А может и орден дадут наконец. Из шоколада.
Тетя Аля взяла трубку:
– Слушаю. Да, Сергей Николаевич… Что?.. Да, да. – И голос ее все более сникал. – Да. Неужели так? Нет, дома. – И жена протянула мужу черную трубку, прошептав: – Говорит, со склада опять пропал товар.
– Что он мелет? – закипая, схватил дядя Саша трубку. – Ты чего мне говоришь, директор?! Позавчера проверяли… Что?.. Да… Заперты были. Перерезали?… С-суки.
И, почернев лицом, он больше ничего не говорил.
И бросил, наконец, трубку на рычажки.
– Саша, не бери в голову… – забормотал Александр Александрович. -
Сейчас такое ворье везде. Ты хоть и главный, не уследишь. Может, твои и наводку дали.
– Много украли? – спросил толстый гость. – А то скинемся? Я-то сейчас практически не употребляю, сын валит лес, деньги есть.
Дядя Саша не отвечал, он сидел во главе стола, заставленного красными и розовыми гладиолусами, съежившийся, жалкий, глядя в скатерть.
Тетя Аля вздохнула:
– С дальних ворот въехали и увезли машину телевизоров и всякой всячины. Это больших денег стоит.
– Не понимаю, – наконец, откликнулся виновник торжества. – Там ворота, просто так не открыть. Мы же на территории бывшей ракетной точки. – И вдруг, оскалясь, завопил: – Да что я говорю?! Уже топорами все оборудование вырубили… сам директор рации какие-то на дачу увез… Как может сработать сигнализация, если то и дело нет электричества?! Все на честном слове! Все бывшие военные, с Чечни и
Афгана. Предатели! Наркоманы! За щепотку порошка Родину продадут!..
Дядя Саша вскочил, впал в неистовство, он рыдал, брызгая слезами вправо-влево. И убежал в спальню. И, было слышно, рухнул там на кровать.
Мы долго молчали.
– А я думаю, чего Сергей Николаевич не зашел поздравить, – тихо сказала тетя Аля. – Вот тебе и поздравил. Шаех, ну их к черту! У нас пенсия. Зачем тебе эта нервотрепка? Каждую ночь то сирена воет, то стреляют… Булат нам присылает деньги. А, Шаех?
Дядя Саша не отвечал.
– Давайте выпьем за его здоровье, – предложила тетя Аля. – Он хороший, он честный, ответственный человек.
Дядя Саша появился уже в сумерках, к программе "Время". Он, конечно, слышал, что гости ушли отдыхать в отведенную им комнату, бывшую девичью. Я сидел с тетей Алей на кухне и негромко рассказывал о своей работе в геологии.
Дядя Саша включил телевизор и тут же выключил. И сказал сам себе:
– Нас всю жизнь обманывали. Вот почему мы такие. Мы всегда были воры. И никогда не верили начальникам. Только Родину любили, как бараны озеро.
– Тише, разбудишь… – выглянув к нему, прошептала тетя Аля.
– Да мы слышим… – донеслось из детской комнаты. И оба бывших фронтовика вышли к дяде Саше.
– Все так, Саня, – сказал учитель. – Но только при Сталине меньше воровали, порядок был.
– Был. Согласен.
– В лагерях. В армии. На кладбище, – хмыкнул толстый гость.
Дядя Саша скрипнул зубами.
– Я что, не понимаю?! – И он жарко зашептал: – Но Иосифу Сталину я верил всю жизнь. Даже подражал его говору… А вот недавно сын книги мне прислал. Нет, не у врагов напечатанные. Наших маршалов.
Историков. Мне словно спичками меж ресниц глаза насильно открыли. Мы так спать не давали предателям. И знаете что в голос все говорят?!
Спорят, но на чем сходятся? И генерал-полковник Шебунин, и Виктор
Суворов, который иуда, и генерал Григоренко и… и… ну, не важно! К двадцать второму июня на западной границе СССР мосты были разминированы… колючая проволока смотана…
– Хочешь сказать: кто-то нарочно? – нахмурясь, опустил голову над столом Александр Александрович.
– Я тоже так хотел бы думать! Но сохранились приказы Верховного. Он даже торопил!
– Он что же, хотел обхитрить? Раньше двинуть? Я помню, все песни перед войной были об этом.
– "Если завтра война, если завтра в поход"… – промычал Иван
Федорович, ерзая на стуле. – Он был дубина. Р-рябая дубина. В крови до шестого пальца ноги.
– Это сейчас мы так можем думать… но тогда глаза не видели очевидного! – ожесточенно воскликнул дядя Саша. – Под Киевом – помните? – укрепрайоны разграбленные… нашими, нашими колхозами разграбленные… бетонные доты под картошку… как вот сейчас ракетные точки… Ах, что тогда были мудаки в правительстве, что сейчас! А этот, еще усы носил!..
– Народ для него был, как солома, – вздохнул толстый ветеран. -
Чтобы поджечь и ноги погреть.
Тараща рыжие глаза, моя дядя прошептал:
– Получается, в самом деле – хотел первым пойти на Гитлера?! А тот что, дурак?!
– Наверно, не дурак, если народ свой с ума свел, – откликнулся учитель.
– Но свой народ, как телят, не резал! – Иван Федорович сжал рюмку в кулаке. – А этот… Я тоже в одной книжонке почитал… ведь какая тварь… когда в ссылке жил… Свердлову плевал в суп… редкая была сука. Хотя тот тоже сволочь редкая. Еврей.
– Не говори так, – возразил Александр Александрович. – Не был бы он, был бы другой. Диалектика.
– Это немцы нам удружили с товарищем Лениным, – продолжал Иван
Федорович. – Он же Бронт или как его.
Дядя Саша, обняв голову руками, мучительно безмолвствовал.
– Не говори так, – негромко повторил учитель рисования и физкультуры. – Не были бы немцы, были бы другие. В чем ты прав,
Саня, мы – лапти. Варежки разинули еще со времен Рюриков. "Придите и володейте". Стыдоба!.. а чуть ли не похваляемся, сохранили в истории.
– С самого начала такие? – блеснул глазами дядя Саша.
– Да. Разве не помнишь?
– Но что же дальше-то будет? – спросил Иван Федорович. – Для чего живем?
Александр Александрович не ответил. А дядя Саша с непонятным ожесточением кивнул на меня:
– Не знаю! Вон они молодые, пусть ответят.
И мне показалось, бывшие фронтовики с надеждой посмотрели на меня.
Но что я мог им ответить? Что люблю разоренную мою Родину и все же верю в ее будущее? Они тоже любят ее и тоже изо всех сил стараются верить в ее будущее. Только они хотя бы детей своих воспитывают в этой вере. А ты? "Геолог, солнцу и ветру брат"! Где твои дети? Где посаженный тобой сад? Где ты сам как личность, которая не повторится более никогда? Не спичка ли ты без головки? Не трава ли без семени?
Не облачко ли пустое?
– А я ведь долгие годы… пробовал обмануть сам себя… – с надрывом произнес дядя Саша. – Нет, про репрессии я знал, догадывался… но думал, уж в военных делах он сильнее всех. Ведь фамилия: Ста-ал-лин!
А он, говорят, плакал в Кремле… метался… Я бы сбрил ему усы, когда спит… – Бывший разведчик, "ворошиловский стрелок" сжал кулаки и заорал жене: – Налей нам! Помянем невинно убиенных и плененных два миллиона в первую же неделю войны. И всё, Аля, всё!
Ухожу на чистую пенсию. Пусть охраняют другие. Пусть подбирают кадры другие. А я, если бы был генеральным прокурором, посадил бы сейчас всю Россию, кроме бедных старух и стариков, да, может, еще врачей-учителей, за воровство, по статье сто пятьдесят восьмая, часть вторая, пункт "б" – за неоднократные деяния…
– Перестань, – ласково отозвался долговязый Александр Александрович и обнял его за плечи.
Иван Федорович сел к ним поближе и поник головой. И я увидел на его сверкающей лысой макушке кривой розовый шрам. Видно, когда-то голова была пробита… но выжил человек…