Внизу Таня падает в раскрытые объятия бабушки.
- Ну и напугала ж ты нас, - пробуют шутить гости.
- А чего тут пугаться-то? - выступает вдруг Митрич. - Мы вот с хозяюшкой тут стройкой интересуемся! Что и как, значит. Для чего строится? А как же? Вот, извольте посмотреть, я ей, значит, и объясняю: тут лаборатория будет. Вот, пожалуйте, правое крыло - кабинеты ученых людей. Он размахивает руками и, обращаясь ко всем, говорит: - Пожалуйте, пожалуйте! Оно, конечно, каждому интересно... А тем более в своем дворе... Вот мы, значит, с Татьяной Петровной и того...
Бабушка рассеянно смотрит на Митрича, на стройку... Гладит по голове Таню и кивает головой. Гости тоже слушают Митрича. Таня поправляет передник и берет свою корзинку. Малыш Петя, обхватив ногами столб, карабкается наверх.
- И ты туда же! - кричит на него мать и, хватая сынишку поперек туловища, награждает его шлепками. - Не учись, не учись лазить где не следует! - приговаривает она.
- М-да... - многозначительно говорит Алексей Степанович, глядя на Таню. Но Таня не видит его.
Она держит обеими руками темную, заскорузлую от работы руку Митрича и, заглядывая ему в глаза, просит:
- Пойдем к нам, пойдем! Я сейчас самовар поставлю!
* * *
Шофер замедляет ход.
- Тут объехать надо, - говорит он, - сад посажен, как бы не повредить его!
Мама тревожно выглядывает из машины. Мягкий белый снежок падает на ее шубку.
- Подумайте, сад какой-то посадили?! Все так изменилось, не могу своего двора узнать!
- Стройка идет, - говорит шофер, - кого переселяют, кого вместе с домами перевозят.
- Да что вы? - пугается мама. - Как бы мою семью не переселили куда!
- Очень даже свободно, - равнодушно соглашается шофер.
Машина останавливается.
Мама с кожаным чемоданчиком выходит из машины. Около парадного крыльца двое рабочих пилят бревна, отбрасывая в сторону отпиленные куски.
- Как же тут пройти? - волнуясь, спрашивает мама. - Мне в квартиру номер семь.
- А-а, - выпрямившись и стряхивая с шапки снег, говорит старик в стеганке. - Сейчас, сейчас мы вам дорогу освободим! - И, отбрасывая бревна, с улыбкой спрашивает: - Это к Татьяне Петровне изволили прибыть, значит?
- К Татьяне Петровне? - с изумлением глядя на него, переспрашивает мама и, махнув рукой, бежит к своей двери.
- Так и есть - переехали! - с ужасом говорит она, глядя на прибитую к двери дощечку. - "Татьяна Петровна - звонить 2 раза".
"Хоть узнать что-нибудь, расспросить", - нажимая кнопку, думает мама.
- Мне к Татьяне Петровне...
- Это я.
В передней темно. Мама видит маленькую фигурку в длинном переднике. Толстый малыш прижимается к ней сбоку. Он поднимает вверх пальчик и нерешительно говорит:
- А мама?
Мама протягивает руки.
- Танечка!.. Так это ты Татьяна Петровна? - смеясь и плача, спрашивает она.
У КОСТРА
Один раз в походе ребята отошли далеко от лагеря и решили ночевать в лесу. Вечером развели костер. Варили картошку. Пламя костра бросало таинственный отблеск на кусты и деревья; глазам, привыкшим к свету, все еще вокруг костра казалось черным-черно: и лес, и сбегающие по косогору кусты, и срубленные пни, заросшие папоротником; и только маленький золотой круг, в котором грелись у огня пионеры, казался обжитым и уютным.
Тепло и вкусная горячая картошка разморили ребят. Каждому вспомнилось что-то свое, домашнее, захотелось рассказать об этом товарищам, поделиться.
- Я маленьким эх и озорным был! - усмехнулся Вадим. - Бывало, почистит бабка картошку, а я - раз-раз! - ножичком вырежу из ее картошечек человечков, руки, ноги им из спичек сделаю. А она придет: ах, ах!.. - Он звучно рассмеялся, потом сразу остановился и грустно сказал: - Обижаю я свою бабку...
Ребята удивились.
- Вот тебе раз! - хмыкнул Костя. - То про свое озорство рассказывал, то обиды какие-то вспомнил... С чего это ты?
Вадим помешал угли и, подняв голову, обвел всех затуманенным взглядом:
- А так просто, ни с чего. Есть у меня такая привычка - на бабку огрызаться. Больше всех ее люблю, и ей же первой от меня грубость слышать приходится. А почему это так - не знаю...
- Нет, знаешь! - вдруг откликается из темноты голос вожатого Гриши. Он сидел поодаль от огня, прислонившись спиной к дереву. - Знаешь, Вадим, да сознаться себе не хочешь, - повторил Гриша.
Вадим блеснул черными глазами и повернулся к Грише:
- Ты думаешь, силы воли не хватает? Сдержать себя не могу?
Гриша пожал плечами:
- Нет, почему силы воли не хватает? Я этого не думаю. Ты парень крепкий, сила воли у тебя есть. И сдержать себя ты можешь. Не так уж тебе твоя бабка докучает, чтоб и сдержаться было нельзя. Нет, не в том дело...
- А в чем? - негромко спросили сразу несколько голосов.
- А в том, что Вадим не хочет сдерживаться, распускается, пользуется тем, что бабка его любит. А любит - значит, простит и жаловаться тоже не пойдет, - медленно сказал Гриша.
Ребята посмотрели на Вадима. Он молчал и, обхватив руками коленки, смотрел на огонь.
- А мы, Гриша, наверно, все такие. А не такие, так еще хуже... У каждого, если так откровенно рассказать, что-нибудь найдется плохое, живо сказал Костя. - Вот я, например, о себе скажу... Я в школе с товарищами один, а дома другой. В школе я и веселый, и все мне хорошо. А дома, как приду, так сейчас надуюсь чего-то, ну, вообще... к сестренке начну придираться - одним словом, тоже распускаю себя... - Костя виновато улыбнулся. - Честное слово!..
- Не та дисциплина, - заметил кто-то из ребят.
- Перед товарищами не больно-то свой характер покажешь - у нас живо на чистую воду выведут, будь спокоен! - тряхнул головой паренек в клетчатой рубашке со значком на груди.
- А я вот что знаю... - придвигаясь к огню, заговорил Саша. - Надо самому себя время от времени проверять: кто я есть, какой человек из меня получается. А то один раз я так себя запустил, что сам себе опротивел... Он выплюнул изо рта травинку и поглядел на внимательные лица ребят. - Кто смеется - не смейся. Это с каждым может быть...
Ребята поглядели друг на друга.
- Никто не смеется... Что ты?
- Говори...
- Говори, Саша! - послышались тихие голоса.
- А что говорить? Это дело с двойки началось, - хмурясь, сказал Саша. - Получил я как-то двойку по арифметике. Ну, неприятно мне, конечно, и неловко; иду домой и думаю: "Сегодня не скажу - и так у меня сегодня плохой день; завтра скажу". А назавтра я пятерку получил по русскому и опять думаю: "Что я буду хорошее с плохим мешать! Скажу послезавтра". Ну, так день за днем. Хорошее говорю, а о плохом молчу. И все так стал скрывать, а потом уж и врать пришлось, выкручиваться, да уж не только дома перед родителями, а и в классе перед товарищами. Ну, один раз лег спать и думаю: "Что это я перед всеми извиваюсь как-то, все мне на свете опротивело и самому на себя противно глядеть?"
Саша поднял голову и посмотрел на ребят.
- Ну и что? - нетерпеливо спросил Костя.
- Все! - решительно отрезал Саша. - С той поры все! На одной правде живу! Вот как есть, так и есть! Ничего не скрываю и нигде не выкручиваюсь - чистый стал, как после бани вышел!
Наступила тишина. Ребята задумались. Кто-то подкинул в костер сухую ветку. Огонь вспыхнул и осветил лица.
- А у меня вот, ребята... - послышался взволнованный голос Димы, - у меня свой недостаток...
Ребята раздвинулись. Дима боком просунулся между ними и, вспыхивая горячим румянцем, долго не мог найти нужные слова.
Наконец он грустно улыбнулся и сказал:
- Я, наверно, какой-то трус, ребята, хоть мне об этом и говорить трудно... Но раз все о себе правду говорят, то и я хочу сказать.
- Ясно, говори!
- Как скажешь, так сразу и на душе станет легче! - сочувственно зашумели ребята.
- Говори. Тут чужих нет... Может, разберемся вместе, - сказал Гриша, присаживаясь ближе к костру.
- Я леса боюсь, - сказал Дима. - Боюсь, и все. И никак себя побороть не могу. Ни за что бы один в лес не пошел! Я уж себя проверял - выйду ночью из палатки и смотрю: лес, лес... деревья черные, кусты черные, а за кустами будто зверь какой валежником шуршит. Стою и думаю: "Пошел бы я сейчас один туда? Нет, ни за что на свете! Боюсь..."
- А чего боишься? Людей или зверей?
Дима пожал плечами:
- Нет, почему людей? Зверей, конечна, гадюк боюсь, а еще заблудиться мне страшно...
- Да-а... - протянул кто-то из ребят.
- Чудной ты... - сказал Вадим. - Лес все любят, а ты его боишься! И днем боишься?
- Нет, днем меньше. Днем все видно.
- Ну, а если бы ты попробовал преодолеть в себе этот страх? Вот как Саша: преодолел же он свой недостаток, когда понял, что это никуда не годится! И ты попробуй. Возьми себя крепко в руки и решись пойти в лес, и ты увидишь, что ничего там страшного нет, - сказал Гриша.
- Конечно, Димка! Прямо скажи себе: я ничего не боюсь! И иди! Вон лес! - зашумели вокруг ребята.
Дима оглянулся на лес и тяжело вздохнул.
- Может, я с ним пойду для первого раза? - предложил Костя.
- Ну уж нет! Без нянек, пожалуйста! Димка пионер!
- Нечего ему тут долго думать! Пошел, и все!
Гриша вдруг встал, нащупал в траве пустое ведро и протянул его Диме:
- Слушай! Вон там под горкой ручей. Мы с тобой сегодня там были... Пойди и набери воды в ведро, понял?
Дима нерешительно взял ведро.
- Иди, иди, Димка! Нас много! Мы, в случае чего, все к тебе на помощь прибежим! - подбадривали Диму ребята.
- Иди, - дружески сказал Вадим и погладил товарища по плечу. - Не бойся ничего!
Дима пошел. Ребята молча смотрели, как он спускался с косогора, как в темноте постепенно таяла его фигура, удаляясь вместе с тихим звоном болтающегося на руке ведра. Когда его уже не стало видно, все заговорили разом, перебивая друг друга:
- Пошел!