Однажды я устроилась на ночлег в ветвях большого дерева и вдруг услышала внизу шепот. Парень и девушка обменивались нежными словами. Он уверял, что никому ее не уступит, а она смеялась. И тут подо мной хрустнула ветка. Парень вскочил, вытащил карманный фонарик и принялся освещать крону дерева. С самого первого дня моего архарства луч электрического света действует мне на нервы. Однако я решила зажмуриться и терпеть — может, они еще и не заметят меня. Уж очень мне не хотелось портить этот вечер — и себе, и им. Но парень не успокоился, пока не нащупал меня и не заорал как сумасшедший:
— Архар!!!
— Ну и что, что архар? — пыталась я образумить его. — Почему ты меня боишься? Разве мы кусаемся?
Но он, видно, ничего не слышал и не соображал, только все вопил как резаный:
— Архар! Архар!
Девчонка тоже принялась визжать. Пришлось подняться и улететь.
Однако нельзя сказать, что все люди до единого боялись нас. Были и такие, что не боялись. Как-то раз, пролетая летней прозрачной ночью над большим городом, я увидела не защищенное сеткой окно и очень удивилась. Сначала мне показалось это подозрительным, потом я все-таки решила вернуться и поглядеть. За окном оказалась кухонька, тесная и неприбранная. На столе я обнаружила кастрюлю и в ней на донышке супу. Я разогрела его и стала есть, но тут порыв ветра захлопнул окно. Путь к отступлению всегда должен быть открыт — я поднялась и распахнула створки. Прислушалась — как будто все тихо в квартире. Хотела уже снова взяться за суп и вдруг увидела в дверях женщину лет тридцати. Она явно еще не проснулась как следует. Я метнулась к окну, но она махнула рукой и сказала:
— Доедай, чего уж… Все равно я после тебя не стану есть…
Я подумала и вернулась к столу.
— Значит, ты и есть этот самый архар? — спросила она.
— Как видишь, — ответила я.
— Черт его знает, иной раздумаешь, может, и в самом деле вам лучше… Небось не приходится голову ломать, где трешку одолжить? А тут думаешь-думаешь… Опять же абортов не делаете… Я так уже одиннадцать штук сделала… Или двенадцать, не помню… Сейчас вот опять надо идти…
Я доела суп и поблагодарила ее.
— На здоровье, — сказала она. — Только больше угощать нечем… Водки хочешь?
Я призналась, что не пью. Она покачала головой.
— Что ж это за жизнь — без водки?.. Я не нашлась, что ей ответить.
— А насчет мужиков как?
— Никак…
— Да… — она внимательно посмотрела на меня. — Вам, пожалуй, еще хуже, чем нам… А у меня тут выставка была, пойдем покажу. — И она повела меня в комнату.
Все стены были завешаны картинами. Мне они не понравились — какие-то странные, похожие на огурцы лица с буграми на щеках.
— Одну даже купили, — похвасталась женщина. — Вот вроде этой. Я их быстро рисую… Если бы покупали… А так я бюстгальтеры шью. Хорошо, хоть шить умею… Это мой сын, — показала она на картину, висевшую в углу. У сына бугров на щеках не было. — Ужасно талантливый парень, в пятом классе учится, в английском интернате. А я так и не пойму, надо мне рисовать или не надо… Как ты думаешь?
Я ничего не могла ей посоветовать.
Вторым человеком, который меня не испугался, был старичок, тоже горожанин. Я проникла в квартиру через открытую балконную дверь и только начала осматриваться, как кто-то вцепился в меня. Я рванулась и выскочила на улицу, но без пальто. Как мне сделалось его жалко!.. Такое пальто — легкое, мягкое, пушистое, теплое… И я так к нему привыкла!.. Вдруг я услышала голос. Старичок стоял на балконе и громким шепотом звал меня:
— Постойте! Подождите! Извините, ради Бога! Извините, я вас напугал…
Я слегка приблизилась.
— Я не хотел, поверьте, — шептал старик. — Так боялся упустить случай. Столько лет ждал кого-нибудь из вас. Я ведь специально оставляю дверь открытой. Говорят, вы любите забираться в квартиры, вот я и ждал… Может, вы хотите есть? Пожалуйста, заходите, я сейчас что-нибудь приготовлю… На скорую руку…
Честно сказать, мне уже расхотелось быть его гостем, но он продолжал прижимать к груди мое пальто, а я жаждала заполучить его обратно.
— Вы не представляете, как я вас ждал… Каждую ночь, честное слово… Скажите, вы можете взять меня с собой?
Я удивилась.
— Если хотите… Конечно…
— А что для этого нужно сделать? — он весь дрожал.
— Ничего… Просто подымайтесь вверх.
— Просто так? — он не поверил мне. — Но я не могу… У меня… не получается…
— Тогда не знаю.
— Разве нет никакого средства?! Я согласен, даже если опасно! Пожалуйста, делайте со мной что хотите!
Я ничем не могла ему помочь.
— Вы должны сами. Постарайтесь…
— Нет, ничего не выйдет!.. Бесполезно… Я должен был догадаться… Конечно, где уж мне!.. Мне никогда ничего не удавалось. Это был мой последний шанс!.. Последнее, о чем я мечтал в жизни… — старик заплакал.
— Извините, — сказала я, — но я должна вас покинуть…
— Да, конечно… Постойте, ваше пальто… Я забрала у него пальто.
— Прилетайте! — закричал он мне вслед, забыв о соседях, и взмахнул руками. — Прилетайте еще! Прошу вас!..
Я, разумеется, не исполнила его просьбы. Архар тем и отличается от человека, что никогда не возвращается туда, где однажды побывал. Разве что случайно…
Время шло, и я стала дичать. Пища, приготовленная людьми, уже не казалась мне такой вкусной. Теперь я предпочитала питаться плодами, которые свободно росли на деревьях. Если мне случалось пролетать над городом, запахи жареного мяса уже не манили меня, а, наоборот, вызывали отвращение. Я старалась избегать людей и порой совершенно забывала о том, что они еще живут где-то внизу. Весь мир принадлежал мне, и я была в нем совсем одна. Ночь мне стала нравиться больше, чем день. Я ложилась на теплый поток воздуха, как на перину, и он нес меня над лесами, над ущельями, над озерами… Я смотрела на огни городов внизу и на звезды в высоте и, случалось, незаметно задремывала. Я понимала, что это не совсем безопасно — можно наткнуться на что-нибудь, скажем, на скалу или на дерево. Но обычно теплый воздух мягко огибает препятствия, да и скорость у него небольшая…
И вот однажды привычка спать на лету чуть не погубила меня. Я летела над самой землей, изредка приоткрывая глаза, чтобы взглянуть вниз. Местность была ничем не примечательная — холмы, поросшие кустарником, а то и вовсе голая каменистая почва. Неожиданно в лицо мне ударил свет. Сбоку что-то защелкало. Сердце у меня упало: ловушка! Светились фотоэлементы, трещали какие-то приборы. Людей я не заметила, но они безусловно находились где-то рядом. Я заметалась в поисках выхода. Какое-нибудь окошко, щель! Страшное помещение было закупорено со всех сторон. Вдруг в самом углу, под потолком, я заметила круглое отверстие, какой-то лаз. Я тут же кинулась туда, мне даже удалось втиснуться целиком, но выхода наружу не было. Я уткнулась во что-то мягкое.
— Марья Степановна, где же он? — защебетал внизу женский голос, показавшийся мне ужасно знакомым.
— Да где ж ему быть! — ответил другой голос. — Небось тоже в вентиляторе. Один еще с обеда там сидит. Который день Ваське говорю, чтобы решетку приладил, сорвали черти проклятые, все вырваться норовят! А мы, значит, лазай как мартышки какие… Давай, Дуся, — пускай в пятый сектор усыпляющий. После уж обоих заодно и вытащим…
Я поняла, что мне пришел конец. Даже если не анатомируют в научных целях, так посадят в сумасшедший дом и будут превращать в человека. Нет! Уж лучше умереть, чем попасть им в руки! Я билась изо всех сил и толкала лежащего рядом архара. Газ уже начинал дурманить голову. В отчаянии я уперлась ногами в стенку, надавила на преграду плечами, и вдруг — о чудо! — что-то треснуло, и мой товарищ по несчастью пробкой вылетел наружу.
То ли усыпляющий подействовал на него сильнее, то ли он от страха лишился чувств, но теперь он камнем падал на землю. Я рванулась за ним, схватила за одежду, но удержать не могла — моей подъемной силы не хватало на двоих. Теперь мы падали вместе, только не так стремительно. К счастью, у самой земли он пришел в себя. Мы повисли в воздухе, и в следующую секунду он метнулся в сторону. Я не хотела потерять его — ведь он был такой же, как я, мы могли бы подружиться и летать вместе, нас было бы двое…
— Брат мой! Остановись, подожди! — кричала я, стараясь догнать его.
Но он не остановился, даже не обернулся.
Может, он был одиночкой по убеждению, а может, одурел от усыпляющего и принял меня за человека. Я не стала преследовать его. Пусть летит… Разве я не привыкла к тому, что я всегда одна?..
Кругом была ночь и тишина. Только яркие звезды в высоте, где-то там, куда архару не подняться…
Я дала себе слово никогда больше не спать на лету, но привычка оказалась сильнее страха — нет-нет, да и задремлешь. И однажды, вот так нечаянно забывшись, я попала в какой-то странный город. Был день. Я открыла глаза, увидела здания и испугалась — вдруг меня уже заметили? Но людей нигде не было видно. К ближайшему зданию вела широкая лестница, но начиналась она почему-то отвесной стеной, и только потом шли ступени. Я никак не могла понять, почему лестницу не довели до земли — может, для того, чтобы сделать здание неприступным? Но тогда стена должна была бы опоясывать его кругом, а к нему легко было подойти сбоку. Я коснулась рукой холодной гладкой стены. Потом я поднялась вверх, чтобы увидеть весь город целиком. Беломраморные дворцы следовали один за другим. Только самый последний оказался красным. Сначала я увидела башню, сложенную из темно-красных камней, а потом все здание — оно казалось ниже и тяжелее остальных. Я двинулась вдоль холма, и мне открылась река — узкая и неподвижная. Может быть, это был канал. Вода стояла вровень с берегами, покрытыми свежей травой. Прозрачные беседки подымались на другом берегу. Я снова оглядела весь город — он был так чист, словно кто-то оберегал его от тлена и разрушения. И я вдруг подумала: «Стоит ли покидать его? Разве я смогу найти что-нибудь лучшее?» В зеленой траве, не примятой ничьими ногами, у самой воды, лежала серая каменная плита, а на ней извивалась змея, и рядом была высечена тонкая женская рука. Рука не притрагивалась к змее, и змея не касалась руки. Я заглянула в одну из беседок. Пушистый ковер застилал пол, на ковре стоял тяжелый стол, на столе лежали книги. Я опустилась к самому столу и принялась листать страницы — странные квадратные знаки. Но кто-то ведь понимал их… Должен же быть какой-то хозяин у этих книг и у всего этого города… Я вернулась к лежащей на берегу плите и разглядела надпись: «Когда ты будешь стоять передо мной…» Фраза обрывалась, будто на плите не хватило места продолжить ее. «Что за чепуха?» — подумала я, прочла еще раз и вдруг поняла, что надпись сделана теми самыми буквами, которым когда-то учила меня мама. И тут я увидела ее. Я смотрела на нее снизу, потому что была маленькой девочкой. Она держала меня за руку, и мы вместе поднялись к белому зданию, а потом стали спускаться по лестнице, но ступени оборвались, не дойдя до земли. Я глянула вниз, и мне сделалось страшно, я хотела закричать, а мама сказала: «Какой идиот это выдумал!» Мы повернули и пошли обратно. Мне все казалось, что я оступлюсь и упаду вниз.