– А где она сейчас?
– Да она почти сразу после той истории в Москву укатила. После того, как день в пруде намокала, она на весь белый свет обозлилась и с Пашкой рассорилась. Заявила, что это он стул подзуживал. А сейчас, похоже, отомстить решила.
– Но неужели она скупила все акции санатория?
– Да нет и не было у нас никогда никаких акций! Это Толькины выдумки, лапша на любопытные уши! Ну, побегу, посмотрю, что там дальше будет!
Он убежал, а я присела на скамейку у клумбы с маргаритками. Удивительно приятные цветочки. Соперничать с розами или они, конечно, не могут, но есть в них какая-то неизбывная прелесть. Можно часами смотреть, не отрываясь.
Но полюбоваться на них мне не пришлось. С другой стороны раздались странные вопли, потом звук мощных моторов, визг шин по асфальту, и наступила тишина.
Подскочив, я побежала к центральному входу. Там было абсолютно пусто. Даже отдыхающих не было видно. Я посмотрела на часы, время обеденное. Все в столовой, потому и пусто. Но где же захватчики?
По центральной дороге шел дядя Миша, красный, отдувающийся, с довольной улыбкой на лице. Я быстро пошла ему навстречу, чуть подпрыгивая от нетерпения.
– Что здесь было?
Дядя Миша счастливо рассмеялся.
– Стул не подвел! Толька его увидел, возмутился, какого лешего здесь делает эта рухлядь. Видимо, тетушка про стул ему ничего не рассказывала. Правильно, он после этого бы ее в два счета в психушку сдал. Схватил стул, хотел выкинуть за дверь, но тот извернулся, наподдал племянничку под заднее место, подхватил его и повез. На задних ножках, аж искры дугой засверкали. Я было за ним побежал, да куда там! Стул выскочил из дверей и рванул по проселочной дороге, только его и видели. Толькины гаврики попрыгали в машины и кинулись вдогонку. Не знаю, догонят или нет. Стул, он верткий, он по любой чащобе проедет, где машинам путь заказан.
– А куда же он направился?
– Да кто ж его знает! Долго он не выдержит, ножки изотрутся. Они же из мягкого металла, на такие нагрузки не рассчитанные.
– Он не к пруду поехал?
– Нет, в другую сторону.
Мы одновременно подумали, как было бы славно полюбоваться на этого криминального Тольку, сидящего в пруду, но сказать ничего не успели, из здания вышел счастливый Павел Афанасьевич с Толькиным кожаным дипломатом, положив конец нашему занимательному разговору. Увидев босса, дядя Миша тотчас сделал вид, что со мной не знаком и быстренько отчалил, для камуфляжа собирая по дороге мелкий мусор, оставленный налетчиками.
Павел Афанасьевич мелкими шажками подкатил ко мне.
– Вы уже пообедали? Понравилась вам еда? А обслуживание? А интерьер? А чего, как вы думаете, не хватает нашему санаторию?
Выслушал мои односложные ответы, осторожно полюбопытствовал:
– Вам наш дворник никаких побасенок не рассказывал? А то он любит отдыхающих потчевать небылицами разными. Любимая у него про стул, который якобы ездит сам по себе. – Тут он замолчал, внимательно отслеживая мою реакцию.
Пришлось сделать вид, будто не понимаю, о чем речь.
– Какой стул?
Он возбужденно потер пухлые ручки.
– Да не важно, совершенно не важно, какой. Любой. Дядя Миша, он, как бы это выразиться, немножко неадекватен. Выдумщик он. Фантазер. На почве излишне принимаемого алкоголя. Вы же понимаете?
Что дядя Миша излишне употреблял взбадривающие напитки, было видно с первого взгляда, и я вежливо поинтересовалась:
– А почему вы его тогда не уволите?
Директор озадачился, будто эта мысль никогда не приходила ему в голову.
– Да за что, помилуйте? Со своими обязанностями он вполне справляется, а что побасенки разные рассказывает, так это даже хорошо. Клиентов привлекает. Расскажет какую-нибудь небылицу, отдыхающие и развлекаются. Иной раз даже по второму разу приезжают, чтобы узнать, чего тут у нас произошло новенького. Просто его слова не нужно принимать всерьез, только и всего.
Он так старался меня разуверить в истинности дяди Мишиных побасенок, что на его сверкающей лысине появились крупные капли пота.
Мне не понравился его напор, и я, наивно хлопая ресницами, поинтересовалась:
– А что случилось с теми людьми, что приехали сегодня? Мужчина еще заявил, что теперь он здесь хозяин?
Павел Афанасьевич лихорадочно облизал губы. Ясно, меня он в группе любопытствующих не заметил.
– Да просто выяснилось, что никаких документов на санаторий у него нет. И когда я потребовал их предъявить, просто уехал. А что ему еще оставалось делать? – при этом он как бы ненароком завел за спину руку с дипломатом.
Огласив этот явный бред, Павел Афанасьевич приосанился, будто и впрямь мог совершить столь героический поступок. Заявлять, что ни на какие решительные действия он не способен априори, я не стала. Восхищенно прищелкнула языком и повернулась, дабы сбежать от этого непродуктивного разговора.
Пребывая в откровенной эйфории, директор вдруг ляпнул:
– Все-таки неисповедимы пути Господни! – чуть помолчав, добавил: – И не Господни тоже! То, что казалось плохим, вдруг оказывается благом, а те, кого считал друзьями, оказываются предателями. Ну да все хорошо, что хорошо кончается!
Он пошел прочь, победно размахивая дипломатом и чеканя шаг, будто полководец, выигравший сражение. А, с другой стороны, может быть, так оно и есть? Не зря же он столько лет берег этот стул? Предчувствовал или знал, что может понадобиться? Или просто боялся к нему прикасаться?
Вечером ко мне подошел дядя Миша. Взъерошенный какой-то и непривычно трезвый.
– Вы, это, меня извините. Я вам по-пьяни ерунду всякую наговорил. Про стул, главбухшу нашу и прочую чушь. Ну, так не было ничего. И Тольку стул никуда не увозил. Он сам уехал. На своей машине.
В этом монологе так явственно слышались интонации Павла Афанасьевича, что я невольно заметила:
– Долго репетировали?
Дядя Миша выпучил выцветшие глазенки и тупо переспросил:
– Чего-чего?
Я успокоительно проговорила:
– Да ничего, это я так.
И мы разошлись.
Путевка у меня закончилась через два дня, и я уехала, так и не узнав, что это было. Выдумка запойного дворника или все-таки быль? Косвенных улик было много, но ни одной прямой. Я же не видела, что стул и в самом деле увез этого криминального Тольку. Я даже фамилий не узнала ни главбухши, ни ее племянничка. Можно, конечно, вернуться в «Пруд» и поискать других, более достойных доверия свидетелей, но не хотелось тратить драгоценное время. На земле столько прекрасных мест, где я ни разу не была!
Уловка
Макс имел полное право гордиться собой, ведь с ним, как с равным, разговаривал сам Андрей Дронин, бизнесмен мирового уровня, но он сгорал от стыда. Стоящая рядом жена с таким наивным удивлением разглядывала крупный бриллиант в булавке олигарха, что это заметил и сам Дронин. Ничего не сказал, лишь пренебрежительно усмехнулся, вогнав Макса в краску. Он и раньше знал, что Лиза простовата, но видеть это воочию было невыносимо. По сравнению с любовницей Дронина, великолепной супермоделью Марианной, Лиза казалась зачуханной девчонкой.
Заметив предупреждающий взгляд мужа, Лиза, вместо того, чтобы смутиться, беспечно улыбнулась, заставив его поморщиться. Зря он взял ее с собой на этот великосветский раут. И ведь знал, знал, что ей здесь не место, но захотелось похвастаться, чтоб поняла, до каких высот смог подняться ее муж.
Дронин снисходительно посмотрел на Лизу и с мягкой иронией поинтересовался, где она купила такое чудное платье. Макс про себя взмолился всем богам, боясь, что жена тут же выложит всю правду. Та, не понимая, что над ней подшучивают, весело оповестила всех окружающих, что сшила свой наряд сама. Дронин сделал круглые глаза и по-джентельменски заверил, что оно гораздо лучше платьев от-кутюр и очень ей идет.
Максу стало вовсе невмоготу от явственно слышимой в его голосе издевки. Взяв жену под руку, он поклонился олигарху и повел ее прочь, чуть слышно скрежеща зубами от возмущения. И как она могла ляпнуть такую глупость? На этот упрек Лиза лишь пожала плечами и возразила, что нет ничего зазорного в том, чтобы сшить что-то своими руками. Тем более что платье и в самом деле ей идет. А вот она никак не может понять, отчего человек с такими деньгами, как Дронин, носит безвкусные стекляшки. Это же дурной тон.
Макс чуть не расхохотался во весь голос. Стекляшки? Да эта стекляшка стоит несколько тысяч долларов, не меньше!
Лиза спокойно возразила, что она недаром увлекается камнями и уж бриллиант от имитации может различить и без лупы.
Решив больше не препираться с глупой бабой, Макс пошел по залу, не выпуская локоть жены и не позволяя ей вступать в разговоры.
Лиза еще раз исподтишка бросила любопытный взгляд на любовницу олигарха. На красавице были полупрозрачные балетки, надетые явно для того, чтобы быть не выше спутника. Интересно, разрешает ли ей Дронин носить туфли на высоком каблуке? Почему-то Лизе казалось, что нет. Да, богатый любовник требует жертв. Хотя у Марианны наверняка неплохая компенсация.
Но вот раут подошел к концу, и народ стал расходиться.
У самого входа они снова столкнулись с Дрониным. Не обращая внимания на предупреждающе стиснутый мужем локоть, Лиза с нарочитой наивностью поинтересовалась, почему у того в булавке стекляшка, заставив Макса побагроветь от возмущения.
Услышав столь странный вопрос, Дронин несколько растерялся, но быстро спохватился и сказал, что стекляшки не носит. На это Лиза самоуверенно заявила, что у него в булавке не бриллиант, а дешевая имитация, и что это подтвердит любой ювелир.
Дронин посмотрел на нее пристальнее, с каким-то непонятным блеском в глазах. Так она ювелир? Лиза отрицательно качнула головой. Она врач, но камнями интересуется с детства, у нее отец геолог.
Неопределенно хмыкнув, Дронин попрощался и быстро прошел мимо, уводя постоянно оглядывающуюся Марианну.
Сев в свой Ниссан, Макс ожесточено заявил, что жена порола всякую чушь, роняя его престиж. Лиза с негодованием посмотрела на него, но, заметив побелевшие скулы мужа, решила дипломатично отступить. Ни к чему спорить с возмущенным мужчиной. Вот когда он остынет, тогда она с ним и поговорит.