Зверь воет, другие звери сбегаются на зов. Демиург смотрит.
Июля идёт по деревенской улице и несёт полную корзину куриных яиц, свежих, только снесённых. Куры несутся хорошо, Солнце яркое, погода радует, до таверны рукой подать. С тех пор, как мимо деревни проложили тракт, дела пошли в гору. Брат открыл таверну и кормит там проезжающих. Некоторые даже останавливаются на день или два, снимают комнаты.
Июля одета в нарядное платье, ей шестнадцать лет.
Июля заходит под тень навеса. Старый мельник сидит в кресле-качалке и курит свою трубку.
— Доброе утро, дядюшка Мика, — приветливо здоровается Июля.
Мельник что-то бурчит в ответ.
Июля заходит в таверну. Брат сидит за одним из столиков, пьёт золотое пиво. Мать, наверное, на кухне.
— Как улов? — спрашивает брат.
Июля демонстрирует ему полную корзину.
— Ну и ладненько, — он доволен.
Мать вышивает что-то в комнате за кухней. При появлении Июли она прячет вышивку.
— Я принесла яйца, оставила на кухне.
— Спасибо, милая.
В доме один постоялец, живёт уже третий день, платит серебром, щедрый. Ему лет двадцать пять, он красивый, нравится Июле. Поутру он выходит на балкон голый по пояс, но уже при шпаге, потягивается, потом садится на лошадь и едет к лесу — фехтовать.
— Уже ушёл? — спрашивает Июля.
— Пять минут как, — отвечает мать.
Он нравится матери. Но она боится, что он одурачит её девочку.
Июля выходит.
— Ты куда? — спрашивает мать.
— Лошадь надо вывести.
Лошадь у них одна. Никакая не породистая, просто обычная лошадь, выхоженная ещё жеребёнком. Но молодая и сильная. Два раза в неделю брат впрягает её в телегу и едет на базар в город.
Июля заходит в стойло, гладит Пеку по морде. Пека отворачивается. Конечно, ей хочется чего-нибудь вкусного, а тут — пустая рука.
Июля выводит Пеку на улицу. Пека щурится и болтает головой. Июля легко забирается на лошадь. Июля не знает, что такое седло. Она видит сёдла на лошадях проезжающих, но не понимает их смысла. Когда седла нет, и лошади проще, и чувствуешь её лучше.
Июля едет к опушке.
Она отпускает Пеку у самого дуба, и Пека убегает в поле.
Июля крадётся к полянке.
Там, на полянке, Марк размахивает своей шпагой, красивый, гибкий, ловкий. Карлин, его конь, привязан тут же, ухоженный, чёрная грива блестит, седло начищено.
Марк двигается ловко, кажется, попадись ему сейчас враг, не поздоровится. Июля наблюдает за Марком из-за дерева.
Марк оглядывается и смеётся.
— Выходи, красавица.
Июля робко появляется на свет.
— Что прячешься?
Июля молчит, краснеет.
— Ну, не красней, красавица, кровь с молоком, — весело говорит Марк. — Хочешь, со шпагой обращаться научу?
Она улыбается, кивает.
Шпага тяжёлая. Она тянет руку вниз, Июля не понимает, как это Марк так легко размахивает ей, наносит удары невидимому сопернику, срезает ветки и кусты.
— Вот так, вот так держи, — показывает Марк, обнимает её, придерживает шпагу.
Июля вся горит. Ей хорошо.
Июля вспоминает поцелуй Марка, вспоминает его прохладные руки, его упругое тело. Июля боится, что мама догадается. Июля идёт в своё тайное место на другом краю маленького леса.
Здесь овраг. Он порос кустами, и только Июля знает, что через эти колючие заросли можно пройти и спрятаться на крошечном пятачке травы на самом дне оврага. Она сидит, поджав ноги, ей хорошо, ей сладко от воспоминаний и страшно.
Она чувствует чьё-то присутствие. Она оборачивается. Среди кустов стоит зверь. У него огромная голова, поросшая густой шерстью, короткая тупая морда, маленькие чёрные глазки. Загривок возвышается над головой, такую шею ничем не сломаешь. У него тяжёлые лапы с огромными когтями. Он медленно подходит.
Июле страшно, но она старается не показать своего страха. Зверь горячо дышит ей прямо в ухо. Июля протягивает руку, гладит зверя. Тот утробно ворчит. Июля убирает руку. Зверь смотрит на неё, разворачивается и уходит, каким-то образом неслышно пробираясь между кустов.
Июля поджимает колени к подбородку. Её платье испачкано.
Деревянный зверь бежит по шарику. Он месит лапами пустыни, он протаптывает горные тропы, он переплывает моря.
На холме деревянный зверь останавливается и смотрит вниз. А потом он начинает лаять, страшно, хрипло, с подвываниями. И на зов деревянного зверя стекается его войско. Из-под земли выползают кроты, уродливые деревья цепляются корнями за почву, коршуны кружат на фоне белого лунного диска, медведи проламывают заросли своими необъятными тушами.
Деревянный зверь оказывает в центре круга, он ревёт и лает, скулит и брызжет слюной.
Демиург с удовлетворением смотрит на деревянного зверя. Кажется, он удался даже лучше, чем глиняный.
Демиург потирает свои узкие ладони, его чёрные глаза превращаются в щёлочки.
Сегодня обед удаётся Июле как никогда. Она готова сама тут же съесть ароматную картошку с пряностями, грибную подливу, свежесорванные влажные помидоры. Марк должен приехать с минуты на минуту, дети уже ждут его во дворе.
Однажды он уехал. Когда мать узнала, что Июля на сносях, она просто смолчала. Сказала: «Что ж, ты сама выбрала свою судьбу». А в день, когда родился Гриха, дверь затряслась от стука. Марк не смог забыть деревенскую девочку, с которой его свела судьба.
Грихе уже почти шестнадцать. Он хочет жениться на соседской Майе, но Июля уверена, что это пройдёт.
Марк въезжает во двор, по-прежнему красивый, сильный. На его щеках и на лбу появились жёсткие складки. Он спрыгивает с лошади и обнимает Каму. Кама запрыгивает к нему на руки, обвивает его ногами. Он кружит Каму, девочка смеётся. Гриха смотрит на детские игры с презрением. «Здравствуй, отец», — говорит он. Гриха до сих пор не понимает, почему Марк не увёз Июлю, а остался в её деревеньке. Теперь в деревеньку приезжают богато одетые господа, чтобы заказать шпагу лучшему оружейнику в провинции.
Июля выходит на крыльцо. Марк улыбается, целует её. Вкладывает в её руку какой-то свёрток.
Июля любит подарки, и Марк никогда не возвращается из города с пустыми руками.
— Обед готов, — шепчет она.
— Ты шепчешь, чтобы дети не узнали? — шутит Марк.
Июля говорит:
— Дети! Мыть руки и за стол!
Кама бежит в дом с криком:
— Папа, ты что-нибудь мне привёз?
Гриха идёт за ней молча. Он ещё не знает, что через неделю, на его шестнадцатилетие, отец подарит ему свой лучший клинок. И будет учить своему мастерству серьёзно. Гриха перестанет подавать инструменты, таскать воду и раздувать меха. Гриха будет ковать клинки. Марк рассказал об этом Июле, и она рада.
Они сидят за столом. Июля хлопочет, носит еду, ставит на стол, накладывает на тарелки. Кама хрустит огурцом. Гриха уныло жуёт картофелину.
— В городе нынче неспокойно, — говорит Марк. — Ремесленники волнуются, народ нищает, управитель заперся в замке и думает, как утихомирить людей.
— Это было всегда, кажется, — отвечает Июля.
— Сейчас особенно. Если управитель не предпримет кардинальных мер, он поплатится головой.
— Тебе жалко его голову?
Марк усмехается.
— Не очень. Но как бы до нас волна не докатилась.
— Какая волна?
— Будут набирать рекрутов.
Марк смотрит на Гриху. В сердце Июли появляется иголка.
Июля никогда не молилась. Она видела, как это делает мать, но сама — никогда. Теперь поздно начинать. Поэтому Июля идёт к опушке леса. Дуб, старый родной дуб, почти засох за год. С тех пор, как в него ударила молния, он чахнет и чахнет. Его корни всё дальше выбираются из-под земли, его кора отваливается целыми пластами.
Июля прижимается к умирающему дереву.
— Дерево-дерево, — шепчет Июля. — Помоги мне, дерево, что мне делать, милый мой, что мне делать?
Дуб молчит. Он пахнет сухостью, приятно, согревающе.
Что-то прохладное тычется в её руку. Она проводит рукой по шерсти и понимает, что это зверь. Она не может понять, что это за зверь: в темноте виден лишь смутный силуэт. Она не видит ни высокого мощного загривка, ни узкой длинной морды. Она чувствует влажный нос, садится на корточки и прижимается к нему лицом.
— Зверь, помоги мне, зверь, помоги, пожалуйста, — шепчет она.
Зверь лижет её лицо шершавым языком.
Демиург потирает ладони. Звери уже почти нашли друг друга. Они бегут по шарику навстречу один одному, они петляют, они пересекают ущелья и горные цепи, они переплывают океаны, и за каждым ползёт, плывёт, летит, бежит, скачет, прыгает войско.
Демиург знает место встречи. Глиняный зверь нашёл его раньше, чем деревянный, но и деревянный зверь почти уже добрался.
Когда они сойдутся — две стихии, две мощи, две пешки на огромном игровом столе, — они будут драться. Они будут кусать друг друга, рвать друг друга на куски когтями и зубами, давить друг друга. И за каждым будут стоять волки, крысы, совы, коршуны, змеи, рыси, камни, деревья и травы, ручьи и ветра.
И когда один победит, второй упадёт на землю — обгоревшими деревяшками или пыльными кусками сухой глины.
Старуха что-то пережёвывает оставшимися зубами. Она вертит в пальцах вязание, но пальцы слушаются плохо, и она часто возвращается назад, чтобы что-то переделать. Ей холодно, хотя камин горит ярко, и на плечи её накинута шерстяная шаль. Впрочем, ей всегда холодно.
В комнату вбегает девочка.
— Бабушка, бабушка, расскажи мне сказку.
Старуха приходится ей прабабкой, но бабушкой называть проще.
Старуха улыбается беззубым ртом.
— Ну, садись, садись, милая…
Девочка подтягивает к креслу старухи маленький стульчик из угла комнаты, садится.
— Про что тебе рассказать, милая?