Тьфу ты, опять мыши в голову лезут.
— Привет! — бросает она.
— Привет, — конечно, я оглядываюсь вслед.
Грациозна, да, она грациозна.
Вот и моя дверь. Сначала — общий офис, потом — мой кабинет, отдельный. Танго работает в соседнем отделе, я вижу её нечасто.
На мониторе мигает ICQ. Десять сообщений от разных людей за полчаса, что я отсутствовал. Из них пять — по работе. Ладно, я, в общем, люблю свою работу.
Бакстер звонит мне на мобильный. Наверное, не знает внутреннего.
— Зайти можешь?
Неделю от него — ни слуху, ни духу, весь в мышах своих и другой живности.
— Сейчас?
— Ну, когда освободишься.
— Ладно, сейчас буду.
Выхожу в коридор, иду к лифту. Небось, очередная мышь в зеркало смотрится. По-моему, никто, кроме меня, просто не относится к Бакстеру нормально. Все посмеиваются, подшучивают, ругают руководство за разбазаривание денег и так далее. А просто прихожу и смотрю на бакстеров лабиринт, и разговариваю с ним, как с человеком. Надя из моего отдела сказала однажды, когда я шёл вниз: «Мышелову привет передавай», и рассмеялась. И мне так хреново стало, так обидно, хотя непонятно, почему. Я тоже не очень серьёзно к этим экспериментам отношусь, просто я не такой легкомысленный.
Его, кстати, вовсе не Бакстером зовут. Лёня его зовут. Леонид Свиридов. А Бакстером его прозвали давным-давно за любовь то ли к одноименным чипсам, то ли к чему-то подобному.
Конечно же, как только я вхожу в лабораторию, Бакстер на меня бросается.
— Есть! — кричит он. — Смотри!
На мониторе — мышь. Она стоит на задних лапах, спиной опираясь на стенку. Перед ней — столик такой высоты, что передние лапки можно на него положить. В одной лапе у мыши кусочек песочного печенья. Для мыши он — как торт средних размеров. Она его грызёт, затем откладывает на стол. Берёт трубочку (тонкую, гораздо тоньше соломинки), пьёт через неё что-то из ёмкости, стояще на столе. Ёмкость непрозрачная, типа крошечного бочонка.
— Это та же?
— Другая, — крутит головой Бакстер.
— А как с агрессией?
— Не очень, — кивает на урну.
Заглядываю. Три трупа, два явно погибли в сражении.
— Знаешь, чем чёрного убили?
— Когтями?
— Нет. Я наблюдал, но не остановил. Трое держат, четвёртый втыкает иглу в глаз.
Я, кажется, отшатнулся.
— То есть?
— Для изучения я их вооружил. Миниатюрная одежда для защиты, миниатюрные копья из толстых игл, крошечные ножи из кусочков резака для бумаги. Одежду не освоили. А оружие расхватали через день. Сегодня закололи этого. Вчера двое подрались. Один — с когтями, второй — с ножом. Победил тот, что с ножом.
— Ты же хотел ограничивать агрессию.
— Я понял, что это глупо. Любая цивилизация проходит через стадию агрессивного поведения.
— Не рано ли ты это называешь цивилизацией?
Он смотрит на меня серьёзно, без обыкновенного безумия в глазах.
— Нет, не рано. Это цивилизация. Ещё месяц — и они придут к производству. Я уже готовлю элементарное оборудование.
— Что будут производить?
— Одежду. И энергию. И оружие. И ещё сборку чего-нибудь организую из готовых деталей.
«Оружие». Да, конечно, контролируемая агрессия. Заводной апельсин. Здравствуй, Энтони Берджесс.
— Ещё спорт, — говорит он. — Организую соревнования по бегу. Думаю, это несложно. И, может быть, по прыжкам в высоту.
— И в длину.
— В длину не буду. У них бег и прыжок слишком близки.
— А у человека не близки?
— Человеку гораздо проще объяснить разницу, не забывай.
Обхожу вокруг города. Мыши суетятся, бегают, исчезают в его недрах, снова появляются на поверхности.
Самое высокое сооружение очень похоже не рейхстаг. На его плоской крыше — маленький красный флажок. Для мыши это здание — дворец. Одна из мышей появляется наверху. Бежит к краю крыши, смотрит на город. Мечется по кромке. Это альбинос. У неё белая шёрстка и красные глаза. За её спиной ещё три мыши выбираются на серую плоскость. Они бегут к альбиносу, начинают гонять его по крыше. Прижимают к углу. У одной из мышей в передних лапках нож. Белая мышь метается, напарывается на лезвие, отскакивает назад. Задние лапки съезжают, мышь грохается примерно с метровой высоты, но успевает встать на лапки, убегает, прихрамывая. Загонщики исчезают в недрах здания.
Цивилизация, похоже, ведёт к ненависти. К расизму — так точно.
Похоже, у Бакстера — традиция: вызывать меня по средам. Наступает очередная среда, на часах 15.49, и в ICQ появляется сообщение от Бакстера: заходи.
Мне уже так осточертела работа, что я безумно рад с неё сбежать. Тем более, нашёлся предлог.
Бакстер возбуждён и бледен. Его правая щека заклеена огромным пластырем, через который виден розовый силуэт расплывающегося кровавого пятна. Правая рука перемотана бинтом.
— Они строят, — говорил Бакстер. — Моя стимуляция достигла совершенства. Они строят новые здания на крышах старых. Я подкидываю им сырьё и стройматериалы. А вчера…
Он протягивает мне что-то маленькое. Это игла. Только странная. Она похожа на миниатюрное рыцарское копьё, крохотное-крохотное. Недалеко от одного из концов — утолщение, за которое очень удобно браться когтистой мышиной лапой.
— Ты сделал им копья?
— Я дал им технологию литья. Они сами делают оружие.
Бакстер идёт к мышиному городу. Неожиданно я понимаю, что город изменился. Раньше он имел прозрачные плексигласовые стенки метровой высоты. Теперь стенки — выше человеческого роста. Бакстер прослеживает мой взгляд.
— Они начали выбираться за пределы. Они плели верёвки, изготавливали кошки и цепляли их за верхнюю границу стен. Пришлось нарастить ограждение. Видишь: пока ловил — весь поранился.
Оборачиваюсь к нему.
— Слушай, а ты кому-нибудь показывал это, кроме меня? У тебя комиссии какие-нибудь бывают?
— Раз в месяц, — Бакстер делает шаг к компьютеру. — Следующий визит послезавтра, в пятницу. В другое время меня никто не трогает.
Подхожу к прозрачной стенке. Мыши маршируют по городу строем. Мыши вооружены. У них есть командиры, которые идут впереди групп. Из дома в дом снуют мыши в жилетках и шапочках. Мышь едет на подобии веломобиля. Бакстер создал новую разумную расу.
На главной площади — казнь. Возвышение, похожее на эшафот. Верёвками за лапы растянута белая мышь, очень маленькая, почти мышонок. Чёрная мышь колет её копьём, капает кровь, вокруг толпа. Наверное, они пищат что-то, отсюда не слышно.
— Слава Богу, они не знают огня, — говорит Бакстер. — Они боятся его. Я надеюсь, они никогда не узнают огня.
— А как они льют металл?
— У них готовая установка. Они не знают, что внутри, и не могут её разобрать.
— Но очень многое требует нагревания для обработки.
— Я пытаюсь обойтись без подобных технологий. У них лепная посуда, без обжига. Одежда — это понятно. Натуральные ткани, плетение.
— Я видел велосипед.
— Я дал.
Продолжаю смотреть на площадь. Мышь-жертва изгибается дугой. Палач отрезает у неё хвост. Ближайшие несколько зрителей рвут хвост на части и едят его.
— У них есть власть?
— Да, есть. Есть главный. Чёрная мышь, огромная и жирная. Пошли, покажу.
Идём к компьютеру. На экране — огромный по мышиным меркам зал. В центре — помост, на нём — деревянные табуреты и деревянный трон. На троне — чёрная мышь в короне из фольги. Корона выполнена очень искусно. В лапе у мыши — посох. Этим посохом она, не поднимаясь с трона, бьёт по голове другую мышь, маленькую, серую. Все вокруг — в немом подчинении. Серая мышь пищит (это слышно через динамики), чёрная тоже. Писк чёрной похож, скорее, на рявканье, на лай, чем на мышиный писк.
— Ты понимаешь их язык?
— Нет, — говорит Бакстер. — Это, наверное, единственное, чего я о них не знаю.
Расправа подходит к концу. Белая мышь мертва.
— Они не любят альбиносов?
— Да. С самого начала травят. Тут есть нечто вроде роддома. Если рождается мышь-альбинос, его тут же убивают и съедают.
— Расизм.
— Да.
У меня в кармане вибрирует мобильный. Отражается незнакомый номер. Поднимаю.
— Это Таня из второго отдела. Думаю, что ты можешь помочь.
— Иду.
Говорю Бакстеру:
— Мне надо идти.
— Давай.
Поднимаюсь наверх, прохожу мимо двери своего отдела. Дверь второго отдела открыта. Кроме Танго, там ещё Алла Викторовна, полная и печальная дама лет пятидесяти. Второй отдел занимается экономическим обоснованием работы всего нашего блока. Я занимаюсь проблемами утечки информации. По сути, наши отделы не имеют прямого отношения к науке.
Танго поднимает голову, чуть улыбается. Её тёмные волосы убраны в конский хвост на затылке. Такая причёска ей не идёт.
— Привет.
— Привет.
— Садись.
Сажусь перед её столом.
— Сразу к делу. Чем занимается Свиридов?
Хм… Что ответить?
— Он же не в нашем блоке?
Она подсовывает мне записку, кивая в сторону Аллы Викторовны. На бумажке написано: «В первом ящике моего стола мышь». Я понял. Тихо спрашиваю:
— Одетая?
Она кивает.
Алла Викторовна встаёт и выходит.
— С оружием, — говорит Танго. — В жилетке. Она пыталась мне глаз выколоть. Вот.
На руке Танго длинный глубокий порез.
— Почему ты думаешь, что это работа Бакстера?
— Весь институт знает, что Бакстер пытается сделать мышей разумными. Весь институт посмеивается. Многие дорого бы заплатили, чтобы заглянуть в его лабораторию. Ты — единственный человек со стороны, кроме начальства, который имеет доступ к Бакстеру.
Думаю.
Поднимаю на неё глаза.
— Да, это работа Бакстера.
— Так пусть заберёт своё творение.
— Где ты её поймала?
— Она сидела у меня на столе, когда я вернулась с обеда.
— А почему раньше не спросила?
— Потому что хотелось с ней поиграть.
Я задумываюсь. Танго улыбается с ехидцей, но по-доброму.