Виктор будет идти медленно, чтобы не обгонять Офелию.
Когда они окажутся на улице Лиссо, Виктор поцелует Офелию в первый раз, и она не отстранится. Она будет пьяна и весела, и Виктор будет для неё новым, свежим приключением, игрой в бисер перед небесными свиньями. Офелия прижмётся к Виктору всем телом, и когда он предложит зайти к нему на чашечку кофе, она, конечно, не откажется.
Дом Виктора будет совсем недалеко от дома Офелии, и она подумает, что легко сможет дойти пешком в любое время. Значит, подумает Офелия, можно задержаться.
Офелии понравится квартира Виктора. Она будет рассматривать африканские статуэтки на книжных полках, а Виктор будет что-то говорить, но для Офелии слова уже не будут иметь ни малейшего значения.
Знающий не может ничего изменить. Вы ведь знаете своё прошлое, и вы ничего не можете изменить в нём. Точно так же тот, кто знает, что произойдёт, не может это предотвратить.
Незнающий — может. Потому что он не знает, какой дорогой пойти. Он идёт той дорогой, которой хочет, а не той, какую предначертала ему судьба.
Седой человек спустится по ступенькам и пойдёт по безымянной улочке. Он слишком долго прожил, чтобы сохранять надежду.
Он остановится под одним из освещённых окон на одной из маленьких улочек Рима. Он не знает названия этой улочки, но он знает саму улочку наизусть. Он точно знает, кто сейчас выйдет из дверей этого дома.
Из дверей этого дома сейчас выйдет его дочь, Офелия. Она выйдет из дома, пошатываясь. По её тонкой руке будет стекать струйка крови. Он поймает её в свои объятья, когда она уже будет падать на холодную мостовую.
В этот момент капо Прести будет вытирать бокалы, только что закрыв своё заведение.
В этот момент Роберта будет спать в своей огромной постели, и ей будет сниться покойный муж.
В этот момент человек в сером будет пить виски прямо из горлышка пузытой бутыли и мутными глазами смотреть на фотографию женщины в бальном платье.
В этот момент изящная белая рука будет вести невидимую линию через пухлые женские губы, через маленький подбородок, по упругой груди, задерживаясь на пурпурных сосках, и ниже — к вожделенному раю, а золотые перстни будут лежать рядом на небольшом столике.
Вслед за Офелией в дверях появится Виктор Барза. В его руке будет зажат нож. Седой человек приподнимется, чтобы сделать что-нибудь, хоть что-нибудь, и в этот момент в переулке появится ещё один человек. Его имя не играет роли. Он увидит человека с ножом, он увидит седого человека с девушкой на руках, и бросится на помощь, хотя он не будет знать, в чём дело. Виктор Барза испугается и побежит прочь, но прежде чем бежать, он наугад ударит ножом, и попадёт Офелии в левое лёгкое.
И тогда седой человек поднимет глаза к небу и закричит.
Он видел этот момент с самого начала. Он знал, что будет так, когда мать Офелии умирала при родах, из последних сил выдавливая хрупкого ребёнка наружу. Он знал, что будет так, когда рука в перстнях подписывала указ о ссылке. Он знал, что будет так, когда ждал звонка, которого не могло быть.
Когда придёт письмо, он будет ждать звонка, которого не будет.
Человек в сером зайдёт в комнату и подаст ему белый конверт. Он может не открывать конверт, потому что знает, что внутри. Внутри — лист гербовой бумаги с двумя словами «Рим ждёт». И всё, больше ничего. Откроет он или не откроет этот конверт — неважно. Ничего не изменится.
И тогда седой человек достаёт из стола бумагу и достаёт перо. Не золотое — железное. Он окунает перо в чернила и пишет ответ.
«Я хочу умереть в Равенне», — пишет он. И всё. Больше ничего.
Потому что нет Знающих, кроме него. Потому что ничего нельзя изменить, пока он знает будущее. Пока он знает, что Офелия выходит из дома Виктора Барзы. Пока он принимает Офелию в свои объятия, пока случайный прохожий пугает Виктора, пока Виктор, убегая, вонзает нож в спину Офелии.
Позже он согнёт лист пополам, положит в чистый конверт и отдаст человеку в сером.
Человек в сером поклонится и выйдет из комнаты.
На следующий день Офелия выйдет из дома и отправится в Пальмовый Парк.
Всё, что позволит нам Рим, — умереть в Риме, а не в Равенне.
Сцена для Джона Доу
Рассказ написан для конкурса «Коллекция фантазий-10». Тема — «Напрасная жертва». Рассказ занял 10-е место. Рассказ принимал участие в семинаре Святослава Логинова на «Интерпрессконе-2009». Рассказ существует в виде аудиоверсии, записанной для проекта «Модель для сборки».
Сначала Мэри не поверила, что клиента зовут Джоном Доу. Она посмотрела на него внимательно, но глаза Доу выражали безразличие и какую-то собачью покорность. Он не волновался, подавая ей водительское удостоверение и карточку социального страхования, не оглядывался по сторонам. Он отдал ей документы с таким видом, будто делал это ежедневно.
В его карточке соцстрахования значилось: «Джон Доу», родился шестнадцатого января тысяча девятьсот шестьдесят девятого. Тридцать восемь лет. В его водительских правах стояло то же имя. Но Мэри всё равно не поверила. Джонов Доу не бывает в действительности. Она помнила, что так звали маньяка-убийцу в фильме «Семь» с её любимчиком Брэдом Питтом в главной роли.
— Вас зовут Джон Доу? — переспросила она.
— Да, — он кивнул.
Мэри стала заполнять бланки. Родился в Канаде, штат Онтарио. Ныне — гражданин США. Права получил в возрасте семнадцати лет. Все документы — в порядке. Мэри набирала данные автоматически, не вдаваясь в подробности. Через неё в день проходило несколько десятков клиентов, и всем нужна была одна и та же операция: открыть счёт.
В этот момент картинка на мониторе застыла: серая табличка с графами для заполнения.
— Чёрт! — тихо выругалась Мэри.
— Что такое? — Доу мягко улыбнулся.
— Боюсь, компьютер завис. Я недавно работаю, не знаю, сохраняется ли информация. Вызову старшего по смене.
Доу кивнул.
— Вам придётся немного подождать.
Доу снова кивнул.
— Конечно.
— Там есть кресла, — Мэри показала на уголок отдыха, — можете почитать журнал. Это займёт минут пять-десять.
Доу поднялся, маленький человек в серой куртке, чуть поклонился и пошёл к указанному креслу.
Мэри нравились покладистые клиенты. Иногда попадались форменные идиоты, которые готовы были подать на банк в суд за то, что коврик у входа лежит криво и нарушает их понятие о честности банка.
У стола появился Гилберт, немолодой, лысоватый, но, в целом, приятной наружности.
— Что случилось?
— Завис, — показала Мэри на монитор.
— Не волнуйся. Нажимай «ресет», данные по этому клиенту потеряются, вобьёшь их снова.
Мэри даже стало обидно за свою глупость.
— Спасибо, — сказала она.
Гилберт испарился. Мэри нажала на «ресет». Вот тут-то всё и началось.
У двери в банк раздались крики. Мэри посмотрела туда. Четыре человека в плащах и масках шли по направлению к ряду касс. Мэри была операционисткой и денег в её кассе не было, но это не значило, что ей придётся легче других. Ещё два человека в плащах и масках баррикадировали дверь.
Под столом у Мэри замигала красная лампочка: кто-то из кассиров нажал тревожную кнопку. До приезда полиции оставались считанные минуты. О чём думали грабители, решаясь на такую авантюру, было непонятно.
— Всем собраться в центре зала! — заорал один из грабителей и поднял карабин.
Выстрел в воздух снёс одну из небольших люстр. На кого-то посыпалось стекло.
— Быстро! В центр зала! — орали грабители.
Они подгоняли людей карабинами, один вытаскивал из-за кассовой стойки упирающуюся Дженни, пухлую негритянку. Другой бил по голове Рипли, пожилого охранника.
Мэри сама перелезла через стойку и встала там, где указали грабители.
А Джон Доу сидел в углу. Никто его не замечал во всеобщей суматохе, даже бандиты.
Снаружи послышался рёв сирен, и через полминуты перед стеклянными дверями банка появились первые полицейские автомобили.
Грабители согнали всех в центр зала. Всех, кроме Джона Доу. Он продолжал сидеть в углу. Все бандиты были в чёрных вязаных масках, только маска главаря была красного цвета. Вероятно, для того, чтобы выделяться.
— На пол! — заорал главарь.
Люди в панике ложились, а Мэри, уже утыкаясь носом в пол, успела бросить на Доу взгляд. Тот сидел и смотрел на происходящее с апатичным видом.
Главарь осмотрелся и вдруг заметил сидящего на кресле человека.
— Эй, ты! Какого хрена ты там делаешь? Сюда, на пол, живо!
Он направил на Доу карабин.
Доу встал, спокойно прошёл к центру зала и лёг рядом с потливым толстяком, дрожавшим мелкой дрожью.
Снаружи звенели сирены, переливались мигалки. Полицейские не решались войти в банк, потому что у грабителей были заложники. Главарь схватил за волосы одну из женщин-клиенток, высокую блондинку лет тридцати пяти. Рывком подняв, он потащил её к двери, прикрываясь телом, как щитом. Из кармана он достал широкий спиртовой маркер и большими буквами написал на стеклянной двери (закрытой намертво его соратниками) номер телефона. Затем он бросил маркер и демонстративно поднял над головой мобильник.
Все молчали. Кто-то всхлипывал. Толстяк дрожал. Мэри осторожно подняла голову и осмотрелась.
Мобильник зазвонил.
С того момента, как грабители вошли в банк, прошло минут пять, не больше. Мэри казалось, что прошло несколько секунд. Вот только что она сидела и разговаривала с Джоном Доу, и вот она уже лежит, а над её головой ходят негодяи с оружием.
— Молчать! — сказал главарь.
Он сказал это в трубку, а не заложникам.
— Слушайте меня, — он говорил спокойно. — Вы меня видите?
Он явно получил утвердительный ответ.
— Вы видите эту женщину?
И снова он остался доволен. Он обернулся и кивнул одному из помощников. Тот поднял с пола молодого человека в сером костюме и подвёл его к главарю.