Он не мог меня казнить. Он ведь был человеком. Более того, он был моим отцом — пускай и приёмным. Поэтому он меня отпустил.
— У тебя час на сборы, — холодно сказал он. — Затем ворота замка откроются, чтобы выпустить тебя. Ты никогда сюда не вернёшься.
Он ошибался.
Марк, кажется, заснул. Его глаза закрыты, но руки по-прежнему лежат на винчестере. Источник — у него в рюкзаке.
Я мигаю Эльзе:
«Аккуратно обходи справа очнется увидит одного отвлечется второй ударит».
Она кивает и медленно поднимается.
Это я позволил Марку бежать первым. Соврал, что не знаю этой части замка. Что никогда тут не бывал. Сказал ему, что он блестящий следопыт, что он выберется лучше, чем я. Марк любит лесть.
Но я в любом случае нужен Марку. А вот Эльза — нет. Она красива, но у Марка будут тысячи таких же, если он сумеет подчинить себе источник. Без меня у него ничего не выйдет.
Теперь я думаю о том, сколько лет я потратил на организацию первого похищения, сколько — на организацию второго. Первое оказалось неудачным. Второе пока что тоже. Впрочем, ещё не всё потеряно.
Эльза уже справа от Марка. Я — слева, на расстоянии порядка двух метров, и тут Марк открывает глаза и направляет на меня винчестер.
Фонарь уже почти потух. Я различаю лишь силуэт Марка. Эльзы отсюда не видно.
— Что это ты, падла, задумал? — зло спрашивает Марк.
— Если ты дашь мне источник, мы выберемся.
— То есть мы не в тупике, гадёныш? — он приподымается.
— В тупике, Марк. Но источник сможет пробить отверстие в любой стене.
Я не хотел этого говорить. Впрочем, безразлично. Марку не жить, а Эльза и так знает.
— Тогда покажи мне, как это сделать, — Марк склоняет голову направо.
В этот момент из темноты появляется Эльза и бьёт Марка рукоятью пистолета по голове. Фонарик гаснет окончательно. Тьму прорезает вспышка выстрела, потом ещё одного. Я замечаю искажённое лицо Марка. Потом всё затихает.
Я включаю маленький фонарь. Марк лежит на спине, из-под его массивного тела вытекает тонкой струйкой кровь и скапливается в неровности на полу. Эльза лежит чуть дальше, у неё снесена половина головы. Красивая была девочка.
Но всё это мелочи. Я вытаскиваю из-под Марка рюкзак.
Если даже Джефферсон не помнит войны, то Марк в свои двадцать пять — и подавно. Для него война — это что-то ирреальное, несуществующее. Вы знаете, что такое II мировая война, например? Вы помните, кто такой Адольф Гитлер? Может, вы читали о нём. Но он для вас ничего не значит. Набор букв, случайно совпавших так, что вышло связное сочетание.
Я помню, как видел Джефферсона в последний раз. Я шёл по улице, а он — мне навстречу, одетый, как обитатель трущоб, с обрезом за плечами и капюшоном, надвинутым на лоб. Он узнал меня и откинул капюшон, чтобы я мог встретиться с ним взглядом. Я остановился.
— Не раскаиваешься? — спросил Джефферсон.
— Нисколько.
Он стал моим отцом, когда мне исполнилось четыре. Но он так и не сумел добиться от меня любви. Уважения — да, признания силы — да. Не любви.
— Я подумал, что ты можешь вернуться. Если дашь мне слово. Я поверю твоему слову.
— Нет, Джефферсон.
Он нашёл меня в городе спустя столько лет, чтобы предложить вернуться. Смешно.
— За что ты ненавидишь меня? — спросил он.
— Это моё выражение любви, — сказал тогда я и прошёл мимо него. Он остался на месте.
Наверное, я поступил жестоко. Но в какой-то мере я подготовил его к моему нынешнему визиту.
Я нащупываю в рюкзаке Марка источник. Взвешиваю его в руке. Пара килограмм, не больше. На одном срезе — серебристый выступ. Что бы Марк делал с этой мощью? Подключил бы к источнику свой музыкальный плеер? Запитал бы от него двигатель старенького «Форда»? Продал бы за скромную сумму какому-нибудь жаждущему власти?
Он ничего бы не сделал. Потому что он был непроходимым тупицей.
Самое страшное, что Джефферсон — такой же. И он мне не отец.
Цилиндр опоясывают несколько полосок со шкалами. Источник, по сути, состоит из ряда цилиндров, соединённых между собой. Если повернуть одну часть относительно другой, сдвинув какую-либо шкалу, источник перестанет работать.
Джефферсон нашёл источник, когда тот был выключен. В течение нескольких лет он попросту не знал, что у него в руках. А потом случайно нашёл нужную комбинацию и обнаружил, что от источника можно запитать всё, что угодно. Сначала он подключил к дармовой энергии свой дом, затем — соседей, затем — весь городок. Потом городок стал городом, а город — мегалополисом.
Но Джефферсон нашёл неверное положение шкал. И слава Богу, что он не нашёл верного. Потому что у него в руках много лет было абсолютное оружие. И сложно сказать, как бы Джефферсон поступил с такой властью.
Я выставляю шкалы — одна за другой. Серебристый выступ начинает слабо светиться. Я направляю источник на дверь и сдвигаю одну из шкал на хорошо мне известную величину.
Я хорошо помню, как впервые увидел источник. Бакстер достал его из камеры ускорителя и благоговейно передал мне.
— Здесь!.. — многозначительно произнёс он.
Бакстер имел склонность к излишнему пафосу. Он мог поднять вверх указательный палец и с величественным видом произнести что-то вроде «Нужно помыть посуду!» Уместив свои эмоции в короткое «здесь», Бакстер совершил подвиг лаконичности. Я думал, он будет танцевать вокруг ускорителя с бубном.
То, что мы заперли в источнике, не поддаётся описанию. В средние века это назвали бы демоном. В XX веке в это бы просто не поверили. А мы подчинили это себе. Энергию сотен тысяч звёзд. Этот пример — для сравнения: к звёздам источник не имеет никакого отношения.
Мы тщательно продумали регулировку источника. Вероятность того, что он будет служить злу, попав не в те руки, была ничтожна. Никакой дешифратор не сможет найти комбинацию из сотни случайных чисел — с учётом того, что он не знает, что нужно искать. Только мы знали верную комбинацию цилиндрических отсеков источника.
Уже гораздо позже мы открыли возможность составления других комбинаций. Одну из них и нашёл Джефферсон. Но главная комбинация осталась для него тайной.
Бакстер погиб случайно. Он наткнулся на комбинацию, которая выплеснула в его тщедушное тело такой заряд, что не осталось даже горстки пепла. На месте лаборатории возник кратер. Точнее, на месте города, в котором располагалась лаборатория. Этот город назывался Вашингтон.
Американские ПВО тут же ответили невидимому врагу: целый ряд боеголовок отправился в сторону Москвы. Или Пекина — я точно не знаю. Факт в том, что война началась.
Кстати, весь довоенный период я считаю тем самым «первым разом», когда я увидел источник. Его не было около меня только в моменты сна. Впрочем, порой он мне даже снился.
Наверное, я вас запутал. Сейчас распутаю.
Да, я родился до войны. На момент трагедии в Вашингтоне мне было 37 лет. Моё лицо вплавилось в пластмассовую панель приборов старенького «Вольво». А потом я очнулся. Война уже закончилась, а моему новому телу едва ли исполнился год.
Дверь вышибает из петель и выбрасывает в коридор. Со стен сыпется пыль, пол под ногами дрожит, охранники превращаются в окровавленные куски мяса. Я покидаю камеру и иду наверх. Навстречу мне бегут люди Джефферсона. Как только они появляются в поле зрения, я направляю на них источник и сдвигаю шкалы. Коридор расчищается метров на десять вперёд. Позади меня грохот. Кое-где каменные стены не выдержали.
Подземелье выходит во двор. Я знаю, что там меня ждут. Более того, я знаю, что Джефферсона там нет. Перед выходом я меняю комбинацию источника.
Когда я выбираюсь из покосившегося прохода, в котором раньше была дверь, я вижу постапокалиптическую картину. Нет даже трупов — просто однородная масса. Даже автомобили, стоявшие во дворе, вмяло в землю.
Раздаётся выстрел. Около меня поднимается облачко пыли. Снайпер. Я даже не бросаюсь на землю — противно. Я сдвигаю шкалы определённым образом. Из нескольких окон выплёскиваются фонтаны крови. Снайпер был не один.
Дверь в основную часть замка отсутствует. Я поднимаюсь по покорёженной лестнице наверх.
Есть вероятность, что я задел Джефферсона. Не хотелось бы. Сначала нужно сказать ему несколько слов.
Он ждёт меня в своём кабинете. Я помню каждый сантиметр этой комнаты. Книги, статуи, картины. Он собирал прекрасное и вечное. То, что сохранилось после войны. Джефферсон сидит за столом и смотрит на меня. У стола — расколотая ваза. Многие вещи валяются на полу.
— Чтобы предупредить твой монолог, Скотт, я скажу пару слов первым, — произносит Джефферсон. — Я знаю около десятка дополнительных комбинаций. Я даже начал составлять каталог в надежде найти ещё.
— Я не сомневался в твоих способностях. Тебе не хватало боевых вариантов. Результаты их применения ты только что видел.
— Не только, Скотт. Мне не хватало целого ряда комбинаций — не только боевых. Хотя я сумел найти как минимум одну комбинацию, которую вы с Бакстером не открыли.
— Откуда ты узнал про Бакстера?..
— Ты жил со мной двадцать лет, Скотт. Ты разговаривал во сне, очень много разговаривал. А я слушал, всё слушал. Когда я подобрал тебя, я ничего не знал. Это было выигранное тобой очко: ты «подставил» себя мне. Но потом я сравнял счёт, узнав всё о твоём прошлом.
— Почему ты отпустил меня?
— Ты был безопасен вне замка. Убивать тебя — не хотелось. Я не думал, честно говоря, что ты решишься вернуться таким образом.
— Я вернулся. Что ты сделаешь теперь?
Джефферсон усмехается и встаёт.
— Ты не обратил внимания, Скотт, что в замке горит свет? Что работают лифты (по меньшей мере, работали до твоей стрельбы)? Источник на своём месте, Скотт.
Я внимательно смотрю на предмет в моих руках.
— Да, Скотт, я сумел повторить его. Это было моей целью, а не подчинение мира. Мир и так будет у моих ног, как только я изготовлю десяток источников. Или два десятка. Только мир будет любить меня, обожать. Как любит меня этот город. Я не хочу быть властителем империи, построенной на ненависти.